Послушник забытого бога - Евдоким Котиков
До торжественного момента, который раньше казался таким далёким, оставалось всего четверть суток, и Хеди не был уверен, что сможет до последнего момента держать свои эмоции в узде. Уже скоро его примет одна из стихий. Интересно, какая именно? Хеди хорошо давался контроль радости и умиротворения, чувств, связанных со стихиями электричества и льда. Возможно, именно одна из них и станет опорной.
А может, он почувствует родство сразу с двумя стихиями? Или ему откроется что-то, о чём он и не подозревал? Свет, как у викария Мафлида!.. Совсем скоро всё прояснится, совсем скоро.
Спустившись на первый этаж и пройдя в столовую, Хэди почувствовал знакомый с детства любимый запах тыквенного пирога. Мафлида уже не было. Удивительно, какие дела у него могли быть в такую рань? Впрочем, их у викария всегда было навалом, а вот времени на них не хватало катастрофически. С подопечными своего приюта он обычно общался раз в десятицу (как правило, на десятый день недели) хотя искренне интересовался их горестями и радостями.
Из кухни вышла пышнотелая женщина средних лет. Тётушку Белл Хэди знал с детства. Кажется, она работала в приюте с момента его основания.
Брюнетка оглядела парня карими глазами.
— Какой ты стал взрослый, Хэдиваль Ореб, — сказала она.
Белл знала, что Хэди встанет сегодня пораньше, поэтому к его приходу на кухню тыквенный пирог был как раз готов. Это было любимое блюдо Хэди, которое обычно Белл готовила по праздникам. Но сегодня пирог был сделан специально для него, без праздничного повода.
Подкрепившись и поблагодарив радушную экономку всея приюта, Хэди вышел на улицу — город встретил его утренней свежестью и запахом выпечки из пекарни на соседней улице. Приют располагался в центре города, совсем недалеко от здания городской управы, отличить которое можно было только по скромной вывеске над дверью. А Хеди нужно было попасть на окраину.
Этот путь он проделывал каждый будний день. Узкие улочки изгибались и кружили, огибая дома, украшенные деревянными ящиками, в которых уже распустились первоцветы. Благодаря извилистости улиц Хеди мог добраться до конечного пункта назначения по сотне разных траекторий.
В спешке не было необходимости, и он сделал небольшой крюк, пройдя по улице мимо большого дома, выкрашенного в розовый цвет. Маленькая уютная улица, на которой он стоял, была одной из самых ухоженных в городе: посмотришь на неё, и казалось, будто она сама приглашает прогуляться под ней. Хеди любил ходить этой дорогой, хоть она и была длиннее.
Город был небольшой, и когда Хэди вышел к окраине, за которой виднелся лес, солнце всё ещё висело невысоко над горизонтом, утренняя прохлада не уступила место жаре. Олоб уже начал просыпаться: хозяева хлопали, ставнями, гремели вёдрами в глубине дворов, но на улицах ещё было пустынно.
Вскоре все дорожки начали сходиться к более широкой улице, внезапно обрывающейся за последними домами. С этого места расходились три тропинки: по двум путник мог обогнуть город по окраине, а третья вела в лес — до него была всего минута ходьбы.
За развилкой виднелся указатель с надписью «Лесная школа». А на скамейке под ним сидел немолодой мужчина. Заметив Хеди, он приветливо помахал ему. Подойдя поближе, Хеди поздоровался:
— Привет, Рейк! Твоя смена начинается?
Рейк был одним из городских стражей, которые охраняли периметр города от стихийных порождений, и, конечно, Хеди был с ним знаком. Рейк пришёл в свободные земли откуда-то издалека и стандартной одежде городских стражей предпочитал свою экипировку не то рейнджера, не то егеря, не то охотника. Увы, Хеди не помнил ни откуда именно Рейк пришёл в Олоб, ни что побудило его покинуть родные края и переселиться в свободные земли.
Рейк имел за плечами боевой опыт, об этом красноречиво свидетельствовал огромный шрам на его лице. Исцелить столь незначительное увечье было пустяком, но вояка этого делать категорически не разрешал. По его словам, шрам служил напоминанием о том, чего он хотел бы не забывать, чтобы впредь не совершить ошибку. Одни считали его за это чудаком, другие же, напротив, проникались уважением.
После обмена любезностями Рейк спросил:
— Хеди, ты хорошо подумал насчёт специализации? Я буду рад видеть тебя в моём звене, если тебе откроется боевая стихия. Ты парень толковый, у тебя свои планы, но если вдруг с работой в городской управе не выгорит, подай заявку к нам.
Рейк поджидал здесь Хеди специально для этого разговора. Ну и, конечно, чтобы пожелать ему удачи.
Хеди никогда не думал о том, чтобы работать на передовой. Не то чтобы защита города от стихийных порождений была рискованным занятием… Но работа в управе явно была безопаснее. Как минимум потому, что градоначальник Венг — глава городской управы — был одним из сильнейших магов, живущих в Олобе.
Рейку было пора отправляться заступать на смену, и Хеди, распрощавшись с ним, отправился дальше.
Лесная школа… Большую часть своей жизни Хеди провёл именно здесь, даже не в приюте. В школе учились все дети с пяти до шестнадцати годичных циклов, за исключением поступивших в академию магии. Но чтобы учиться в академии, нужно было либо платить взносы, либо иметь огромный талант. Обе эти возможности Хэди не светили, что, впрочем, его совершенно не расстраивало.
В это утро на поляне, где под растянутым между стволами деревьев огромным тентом стояли столы и стулья, было всего три человека. Старший учитель Инра, охранник Йенз и Кана, однокашница Хеди. Кана почти на цикл младше Хеди и было совершенно неясно, что она делает здесь в выходной день.
Йенз, длинноволосый кареглазый лучник в зелёном камуфляже, можно сказать, жил в школе. Кроме выполнения своих прямых обязанностей, состоящих в охране периметра школы от стихийных порождений, он проводил время вместе с ребятами на уроках, играл с ними на переменах, учил мальчиков (а иногда девочек) боевым и охотничьим приёмам и помогал учителям. Казалось, он является частью этого места. Лишь изредка, когда стихийное порождение нарушало защитный контур территории лесной школы, он получал тревожный сигнал на своё коммутационное устройство и незаметно скрывался в лесной чаще. Порой его отсутствие оставалось незамеченным, и только появившиеся на его одежде порезы говорили о
