Андрей Гончаров - Яд для императора
— Открывай немедленно! От его сиятельства графа Орлова! Если не откроете — выломаю дверь!
Эта угроза возымела действие. Послышался звук отодвигаемых засовов, дверь приоткрылась, и в ней показался чей-то испуганный глаз, который принялся изучать грозного посетителя. Однако Углов не собирался ждать результатов этого изучения. Он толкнул дверь изо всех сил, цепочка отлетела, и он оказался в темной передней.
Перед ним стоял худой человек лет сорока, среднего роста, в криво застегнутом сюртуке.
— Ты Мартин Мандт? — спросил его Углов.
— Я рюсськи не понимайт! — отвечал человек, тараща водянистые серые глаза. — Я не есть Мартин Мандт, есть sein Assistent!
— Ах, помощник! Хорошо, а где же лейб-медик? Мне необходимо с ним срочно переговорить!
— Я не знай, совсем не знай! — заверил «ассистент». — Герр Мандт уехал, да, уехал!
— Куда уехал? — продолжал допытываться статский советник.
— Я вам говорить, я не знай! — продолжал твердить человек. — Герр Мандт не говорить, куда!
— Слушай меня внимательно, помощник, — сказал Углов. — Вон там, на площади, за углом, собрались люди, возмущенные смертью Государя. Пока я шел по площади, я слышал, как люди требовали на расправу твоего хозяина. Если ты мне сейчас же, сию минуту не скажешь, где находится Мандт, я выведу тебя туда, к толпе, и скажу, что ты первый Мандтов помощник и соучастник его преступлений. Что вы вместе готовили отраву для Государя. Как ты думаешь, что с тобой сделают возмущенные люди?
— Не надо, не делайте этого! — вскричал человек в сюртуке. Лицо его, и без того имевшее нездоровый оттенок, еще сильнее побледнело. Однако Углов отметил, что речь его стала заметно более грамотной, а акцент менее заметным. — Я ни в чем не виноват!
— Я и не говорю, что ты виноват, — заметил Углов. — Я всего лишь хочу получить нужные мне сведения. И ты мне их сейчас дашь. Итак, в последний раз спрашиваю: где сейчас Мандт?
— Он уехал, уехал! — заторопился помощник. — Эти люди собирались здесь еще вчерашний день, и кричали, и очень сердились на господина лейб-медика. Ну, вы сами слышали! Он был очень расстроен, очень боялся и говорил, что здесь оставаться опасно. Это наше счастье, что никто не знает, что у нас отдельный вход. Ведь здесь не живет Государь, и здесь нас никто не защитит! Господин Мандт не знал, что делать, но тут приехали коллеги…
— Какие коллеги? Их имена?
— Господа придворные лейб-медики Каррель и Магнус. Они совещались с моим патроном и решили, что будет лучше, если он некоторое время поживет у своего знакомого…
— Адрес?
— Я не знаю точно…
— Врешь, знаешь! — повысил голос статский советник. — Вижу, что знаешь! Адрес!
— Хорошо, хорошо… Это на Васильевском острове, в Шестой линии, дом надворного советника Павлинова… Там на углу аптека, содержит Клаус Фогель, а над аптекой квартира. Вот там… Герр Фогель есть старинный приятель господина Мандта, у него и лекарства покупали… Только вы не говорите, что это я адрес сказал…
— Ладно, не скажу, — пообещал Углов. — Если спросят, отвечу, что в справочное бюро позвонил. Да не ломай голову — это я пошутил.
Глава 6
На Васильевский остров Углов добрался ближе к вечеру, когда солнце уже садилось. Дом надворного советника Павлинова оказался в самом конце Шестой линии, возле церкви Трех Святителей. Это было солидное здание в два этажа, на углу и правда имелась аптека.
Статский советник отпустил извозчика и вошел внутрь. За конторкой сидел мальчик лет двенадцати, в синем фартуке и берете. Перед ним на пюпитре стояла толстая книга, рядом — аптекарские весы. В руке у юного провизора имелись щипцы. Ими мальчуган брал по несколько крупиц порошка то из одной, то из другой банки, взвешивал их на весах, а затем ссыпал в стоявший здесь же тигель.
Увидев вошедшего посетителя, мальчик с легким немецким акцентом спросил:
— Что вам угодно, господин? Желаете заказать или вам готовую микстуру?
— Заказывать мне ничего не нужно, — отвечал статский советник. — Где хозяин?
— Господин Фогель сейчас заняты и не принимают, — сообщил мальчуган.
— Вот как? А ты кто — его сын?
— Никак нет, я ученик, меня звать Николас.
— Так вот, Николас, послушай меня. Я из полиции, точнее, из жандармерии. Слыхал про такое учреждение? Я не спрашиваю, принимает ли аптекарь Фогель или не принимает. Мне только нужно знать, где он в данный момент находится. Он, а также его гость.
— Они в столовой, господин, — отвечал ученик провизора. — Это здесь, по коридору. Они ужинают. Вас проводить?
— Не надо, — остановил его Углов. — Сам дойду. Они там вдвоем?
— Нет, еще фрау Марта, супруга герра Фогеля.
— Очень хорошо, — кивнул Углов. — Где пройти — здесь? Ага, вижу. Все, можешь продолжать. Сиди как сидел, делай свои… микстуры.
Углов прошел за стойку, свернул по коридору, отворил дверь и оказался в небольшой, но уютной комнате. Посредине стоял стол, за которым сидели женщина и двое мужчин. Сидевший слева был лет около шестидесяти, с седыми волосами и румяным, каким-то кукольным лицом, в пенсне. Напротив сидел человек высокого роста, могучего сложения, с крупными, даже грубыми чертами лица и густой темной шевелюрой. Чем-то он напоминал виденный Угловым портрет композитора Бетховена.
При появлении гостя все сидящие подняли лица от тарелок; оживленный разговор, шедший по-немецки, прекратился. Если до тех пор у Углова оставались сомнения насчет того, кто из присутствующих — Мандт, то теперь они отпали: в то время как старик в пенсне выглядел лишь удивленным и растерянным, его визави, похожий на композитора, побледнел; он во все глаза глядел на вошедшего.
— Господин Мандт? — обратился прямо к нему майор. — Я статский советник Углов, выполняю особое поручение Его Императорского Величества. Мне необходимо поговорить с вами наедине. Где это можно сделать?
Вместо Мандта, еще не обретшего дара речи, ответил хозяин.
— Да-да, конечно, ваше сиятельство… высокоблагородие… ваша милость… — зачастил он, теряясь в обращениях. — Вы можете поговорить наверху, в комнатах. Там никто не помешает. Или, если вам неудобно, вы с герром Мандтом можете остаться здесь, а мы с Мартой выйдем…
— Лучше здесь, — решил Углов. — Оставьте нас.
— Сию минуту! — произнес аптекарь, поднимаясь. — Идем, Марта, нехорошо, чтобы господин офицер ждал.
Они вышли, причем Фогель тщательно закрыл дверь в столовую. Однако Углов, подумав, дверь открыл, так, что ему стал виден весь коридор, после чего сел наискосок от Мандта, оставив в поле зрения и вход.
— Я вижу, мой приход тебя поразил? — обратился он к лейб-медику. — Думал, что ты сумел скрыться и уже никто не придет?
— Я не совсем понимаю, о чем вы, — отвечал медик. — Я совсем не думал скрыться, просто был пришедший в гости к другу. Но меня поразила одна вещь…
— Какая же? — гость поднял одну бровь.
— Ваша шинель! Это Его шинель! Я ее хорошо помню, он выходил в ней на проводы Преображенского полка! Эти злосчастные проводы, когда Его Величество вновь простудился!
— Ты обознался, лекарь! — резко ответил статский советник, сурово взглянув на сидевшего напротив человека. — Это моя шинель, и довольно об этом! Лучше скажи, как ты отравил императора Николая!
— Что?! — воскликнул лейб-медик, причем прижал обе руки к груди, словно хотел унять слишком сильное биение сердца. — Отравить?! Какой абсурд! Какой напраслина! Я сделать, я все сделать, чтобы лечить Государя!
— Неужели всё напраслина? — спросил гость и склонил голову несколько набок, словно хотел разглядеть своего собеседника под новым углом. — А почему же такие обильные трупные пятна на теле? Почему такое быстрое разложение?
— Откуда вы знаете про пятна?
— Полно, Мандт! Про пятна знают все, кто собрался на площади! Я был во дворце, беседовал кое с кем. Вы ведь проводили осмотр тела? Составляли заключение?
— Не я один! Осмотр был комиссионный! Там были доктора Каррель, Рейнгольд, профессор Енохин…
— С них мы тоже спросим в свое время. Никто из тех, кто виновен в смерти Государя, не уйдет от ответа!
— Но мы невиновны! Ни я, ни мои коллеги…
— А кто же тогда вручил ему склянку? — проникновенно спросил чиновник для особых поручений.
Глаза Мартина Мандта, и без того расширенные, при этом вопросе вовсе вылезли из орбит; казалось, что медик близок к апоплексическому удару.
— Какую… какую склянку?! — прохрипел он.
— Склянку с ядом! Ведь ты дал ему яд, верно?
— Нет, клянусь! Всем, что есть святого, клянусь, я не давал!
— Но она была у тебя под рукой, не так ли?
— Да, была… она имелась… среди лекарств всегда есть такие… — зачастил Мандт. — Возможно, вы знаете этот поговорка, что все на свете есть яд, и все лекарство…
