Андрей Гончаров - Яд для императора
— А дозволите ли, господин статский советник, женушке вашей слово молвить? Прежде чем вы указания ценные давать начнете? — нарочито кротким голосом, в котором, однако, чувствовалась издевка, спросила консультант Половцева.
— Вообще-то я еще не закончил, — выразил недовольство чиновник для особых поручений. — Только если что-то крайне важное…
— Думаю, что важное, — кивнула Катя. — Видите ли, дорогой супруг, мне кажется, что вы спешите. Прежде чем наносить визиты и вообще разворачивать оперативную работу, надо бы обустроиться и обеспечить тылы.
— А разве они не обеспечены? — удивился Углов.
— Думаю, что нет, — покачала головой Катя. — Ты что, так и собираешься жить в этой гостинице?
— А почему и нет? — пожал плечами статский советник. — Живем в самом центре, всюду легко добраться. Внизу ресторан, можно еду в номер заказать. И потом, мне сказали, что тут, чуть ли не впервые в Петербурге, устроено газовое освещение. Идут в ногу с прогрессом!
— Это хорошо, что в ногу. Но в гостинице жить нельзя. Во-первых, дорого. В царской шкатулке, как ты помнишь, мы нашли всего 527 рублей. Сумма приличная, но не очень большая — едва на месяц хватит. Так что нужно жить по средствам. А в квартире дешевле. Во-вторых, в гостинице не живут — в ней останавливаются на время. Тем более женатые люди. Это не принято.
— У тебя все? — с кислым видом произнес Углов.
— Пока да. Ты, конечно, можешь со мной не согласиться — ты у нас начальник. Но ведь руководство не случайно наметило нам квартиру, которую мы могли бы снять. То есть Григорий Соломонович думал так же, как я.
— Ладно, ладно! — воскликнул Углов. — Наверно, ты права. Даже наверняка! Просто мне жалко тратить время на все это обустройство. Не для того ведь нас сюда засылали, чтобы мы кареты покупали и обеды устраивали! А время уходит — драгоценное время, пока все следы еще горячие!
— Мне кажется, у тебя еще одна причина есть, чтобы здесь остаться, — заметил молчавший до этого Дружинин. — Причина чисто психологическая. Жить в гостинице привычнее. Это больше похоже на нашу — ну, ту, будущую — жизнь. Там ведь ни у кого из нас не было ни выезда, ни прислуги. А в гостиницах останавливались, и не раз.
— Может быть… — кивнул Углов. — А особенно хорошо у тебя получилось насчет «нашей будущей жизни». Ладно, так что вы предлагаете? Отложить пока дела и ехать всем на Литейный проспект, квартиру снимать?
— Зачем же всем? — ответила Катя. — Квартиру и я могу снять — если супруг доверит, конечно. И прислугу нанять могу. Ну, и всякие мелочи, вроде белья, платьев… А вы с Игорем в это время можете заниматься делами.
— Каких еще платьев? — удивился Углов. — На тебе вон платье самой императрицы! А ты все недовольна…
— Ну, ты даешь! Ты что, всерьез считаешь, что в этом можно выйти на улицу? Это же вечернее! А нужно еще дневное, домашнее, для выездов… И тебе, кстати, тоже нужно приодеться. Все эти вопросы я возьму на себя.
— Хорошо, — согласился Углов. — Вот деньги, бери, распоряжайся. А мы с Игорем сначала займемся врачами. Распределимся так: я побеседую с главным императорским лекарем господином Мандтом, а ты, — тут он повернулся к Дружинину, — должен встретиться с профессором Енохиным.
— Что за профессор такой?
— Лейб-медик покойного императора, а также приближенный врач нового царя Александра. Енохин Иван Васильевич. Доктор наук, профессор. В последние дни болезни Николая находился при нем безотлучно. Так что его показания могут быть очень важны. Живет он недалеко от Зимнего, на Мойке. Так что можем ехать вместе. А потом договоримся, где встретиться… Вот черт, все время забываю! Да, вот главное отличие этой эпохи — отсутствие связи! Стало быть, встретимся снова здесь.
У подъезда расстались. Екатерина Дмитриевна взяла карету до Литейного, а Углов и Дружинин сели в пролетку, приказав «ваньке» ехать на Мойку. На углу, при повороте на набережную, он попрощался со своим секретарем и пешком направился на Дворцовую площадь.
Встреча с доктором Мандтом была делом отнюдь не простым. Подчиненным майор Углов этого, конечно, не стал говорить, но сознавал всю шаткость своего положения. Ведь доктор Мандт квартировал не где-нибудь, а в самом Зимнем дворце. И там же, во дворце — можно сказать, по соседству с доктором — со вчерашнего дня поселился новый император Александр. Таким образом, представляясь Мандту «доверенным лицом нового императора», Углов сильно рисковал. А вдруг доктор выразит сомнение и предложит пройти в покои самодержца, чтобы тот подтвердил полномочия «чиновника для особых поручений»? Или к нему в комнату во время беседы вдруг зайдет кто-то из придворных — кто-то, прекрасно знающий, что никакого статского советника Александр к себе не приближал?
«Запалюсь, ой запалюсь! — думал Кирилл Андреевич, входя под арку Генерального штаба. — Ну, да делать нечего. Побеседовать с доктором совершенно необходимо. Однако, что это тут за сборище? Никак митинг! Быть такого не может!»
Перед главной резиденцией российских императоров толпился народ. По мере приближения Углов стал различать отдельные фигуры и поразился еще больше. Он уже привык к мысли, что в той новой России, куда он попал со вчерашнего дня, люди разных сословий находятся всегда отдельно, нигде не пересекаясь и почти никогда не общаясь. Здесь же, перед дворцом, стояли тесной толпой и люди «благородного звания», вроде самого Углова, и купцы в длинных кафтанах с окладистыми бородами, и люди в серых и черных рясах (монахи, а может, и священники), и совсем уж простой народ в драных армяках и чуйках. Пробираясь между стоящими, Углов ловил обрывки разговоров.
— И жил, как солдат, и умер, как солдат! — говорил господин лет пятидесяти в поношенной кавалерийской шинели. — На узкой койке, без перин, без роскоши!
— Да, святая, истинно святая жизнь! — соглашалась дама в дорогой пелерине, с дорогими серьгами в ушах. — И тело, рассказывают, не тлеет…
— Это вы напрасно, сударыня, — покачал головой солидный господин в золотом пенсне, по виду — то ли профессор, то ли богатый купец. — Мне знающие люди передавали, что на теле императора появились трупные пятна и следы разложения, хотя доктора старались предохранить.
— Такое при отравлении бывает, — заявил высокий человек в рясе священника. — Из истории известно, что многие римские императоры кончали жизнь от яда. И всегда на теле проступали пятна гнилостные.
— Так и есть, так и есть! — воскликнул человек средних лет, в кафтане, по виду — приказчик. — Отравили нашего государя лекари заморские, точно отравили!
— И даже известно, кто из лекарей! — подхватила тетка в салопе. — Немец этот, Мандт! Он государю яд подсунул, все так говорят!
— Да, верно, Мандт всему виной! — прокричал кто-то. — Он отравитель!
— Выдать нам немца на расправу! — загудела толпа.
Чем ближе к подъезду, тем гуще становился народ, тем труднее было пройти. Тогда Углов возвысил голос и стал восклицать:
— Дорогу! Дайте пройти! К Государю, по срочному делу! Расступись!
Это возымело действие: люди охотно расступались перед важным чиновником, спешащим к Государю.
Он ожидал, что у входа во дворец его встретят часовые; возможно, потребуют пропуск, как было в любом государственном учреждении в привычное ему время.
Статский советник даже приготовил бумагу, полученную от графа Орлова, чтобы предъявить ее вместо пропуска. Впрочем, он сомневался, надо ли это делать: ведь солдаты, в подавляющем большинстве, были неграмотны, как и 93 процента населения Российской империи, и прочесть важную бумагу не могли.
Однако у входа во дворец никаких часовых не оказалось. Несмотря на собравшуюся на площади толпу, человек примерно в тысячу, дворец никак не охранялся. У подъезда стоял лишь швейцар в золоченой ливрее. Увидев подходившего Углова, он услужливо распахнул дверь.
Статский советник шагнул в нее, затем слегка задержался и сказал:
— Слушай, братец, мне необходимо увидеть императорского лейб-медика господина Мандта. Он в каких покоях квартирует?
— А это вам не сюда, ваше благородие! — отвечал швейцар. — Это вам надобно со стороны собора зайти, там отдельный вход имеется.
— Спасибо, братец, — сказал Углов и отправился разыскивать нужный вход.
Разыскал он его без особого труда. Однако нужная дверь, в отличие от главного входа во дворец, оказалась закрыта. Углов подергал висевший сбоку звонок — никакого ответа. Он постучал — результат тот же. Тогда он забарабанил в дверь так, что она затряслась, и прокричал:
— Открывай немедленно! От его сиятельства графа Орлова! Если не откроете — выломаю дверь!
Эта угроза возымела действие. Послышался звук отодвигаемых засовов, дверь приоткрылась, и в ней показался чей-то испуганный глаз, который принялся изучать грозного посетителя. Однако Углов не собирался ждать результатов этого изучения. Он толкнул дверь изо всех сил, цепочка отлетела, и он оказался в темной передней.
