Сень (СИ) - Номен Квинтус
— А кто будет следить за патриотизмом? И определять, издевка это или нет?
— Слава, ты это кому сейчас говорил? А человек абсолютно асоциальный, да и вообще не очень даже человек. Есть партия, которая поставила своей целью вот это вот всё, пусть партия этим и занимается.
— А ты проследишь…
— Мне, думаешь, больше делать нечего?
— Тебе есть чего делать, более того, я лучше очень многих понимаю, что ты делаешь невероятно много. Но… мы тут как-то со Сталиным разговаривали, на отвлеченные темы вообще, и он мимоходом заметил: Таня, говорит, смотрит на наш мир настолько со стороны, что замечает малейшую фальшь. Причем замечает ее в том числе и там, где мы ее не увидим даже если нас носом в нее ткнуть. И если она сочтет необходимым источник фальши устранить, то ей мы просто не имеем права мешать. Она, говорит, лучше всех осознает цену каждой человеческой жизни, и уж если она — то есть ты — решила ее прервать… В общем, лично я думаю, что без твоей помощи мы просто не обойдемся.
— Обойдетесь.
— Обойдемся. Но очень плохо. Так что — это моя личная просьба — ты нам продолжай помогать двигать страну к счастью. Потихоньку так помогай, незаметно… ты же сама говорила, что ни одна экспертиза… В общем, я на тебя надеюсь. Ну а если тебе что-то понадобится… вообще что угодно…
— Правильно Иосиф Виссарионович тебя охарактеризовал: клоун. Балабол. Но не волнуйся: если моя помощь потребуется, я буду рядом. И обязательно помогу. Не потому что это важно для вас, мне просто уже самой стало интересно посмотреть, что из всего этого получится…
Глава 40
Таня Серова от Сталина и Берии ничего не скрывала. А вот Шэдоу Бласс кое-что решила пока не говорить. Ну а уж Таня Ашфаль… Когда она получила сразу после окончания медицинской школы сразу вторую категорию, это всеми воспринималось на грани чуда. Всеми, кроме самой Тани — она-то прекрасно знала, что легко может получить и первую, а возможно — стать одним из очень немногих регенераторов внекатегорийных, которым вообще-то гарантируется «вечная жизнь». Но она решила ограничиться лишь второй категорией, разумно рассудив, что повысить категорию она успеет. Если захочет, конечно, потому что уж себе-то неограниченную продолжительность жизни она обеспечить сможет. Поскольку еще за пару лет до окончания школы она сделал очень интересное открытие — которое ей и помогло стать «самой неуловимой террористкой».
За любым человеком в Системе велось наблюдение с помощью вживленных кристаллов — и эти кристаллы все время мониторили в том числе и то, что человек жив и здоров. Контролируя давление крови, мышечную активность — и биотоки мозга. На предмет того, что они есть и в целом соответствуют всему остальному, происходящему в организме.
А мозг — эта такая штука, которую подделать просто невозможно, причем это касается мозга головного и в значительной степени спинного. Что же до костного мозга — он лишь по названию и консистенции на два первых похож, так это всего лишь куча разных клеток, занимающихся воспроизводством крови. Не особо структурированная куча и, что было в этой части главным, не содержащая нейронов. Тех самых, которые, собственно, мозговую активность и демонстрируют.
Юная Таня Ашфаль придумала способ выращивания внутри отдельных костей элементов мозга, содержащих нейроны — и когда ее припекло, вырастила внутри себя, в одном из ребер, химеру. Затем разработала способ, каким образом эта химера незаметно вытаскивалась наружу (для регенератора разрез на коже заживить больше чем за пятнадцать минут считалось бы позором) и как ее обратно запихивать когда работа закончена (что было гораздо сложнее, так как требовалось еще и аксоны заново «срастить»). А значительно позже, уже в заключении у Дракона, Таня сообразила, что этот «химерный мозг» вполне годится в том числе и в качестве «запасной памяти». Не самой хорошей, все же «линии связи» были слишком медленными для обычных функций мозга, но вот в качестве долговременного хранилища какой-то информации вполне годной.
Понятно, что в последнее путешествие ничего из этой памяти взять было нельзя, ведь у реципиента подобного хранилища гарантировано не было, но вот когда путешествие закончится…
Шэд Бласс еще до конца не поправившись, первым делом в малюсенький кусочек «реберного мозга» поместила очень нужную для нее, но очень «несрочную» информацию: четвертый список «целей». Правда, список этот хранился не в ребре, а в лопатке: там было проще и быстрее всего вырастить «новый модуль памяти». Именно памяти, нейронная сеть, выращиваемая внутри кости в силу «малой связности» органа думать, например, вообще не могла. А вот болеть — очень даже могла, и ведь обычные лекарства «от головной боли» здесь помогали не очень… Впрочем Таня умела и без лекарств себе здоровье поправить при необходимости, так что спустя пару недель и с этой проблемой доктор Ашфаль справилась. И — надолго об этом забыла, но теперь Шэд Бласс решила, что о четвертом списке пора и вспомнить.
Список был подготовлен на случай, если путешествие закончится в конце двадцатого или начале двадцать первого века, и практически никому из перечисленных в нем личностей даже родиться не удалось. Но личности — они представляют властные западные кланы, которые всяко мечты о мировом господстве не оставят — так что и тут предстояло поработать. Возможно, очень не скоро, и в любом случае очень тихо — так что о списке и рассказывать никому не надо…
Не все Таня рассказала и Станиславу Густавовичу. Например, она не сказала ему, что «нужные медицинские машины» человечество в ближайшие несколько тысячелетий не получат — просто потому, что сделаны они были на совершенно неизвестных ей физических принципах. А уж о сложности таких машин она даже думать не хотела, ведь даже матрицы направленных антенн, передающих сигналы в нервные клетки организма в требуемом направлении, с требуемой мощностью и на требуемую глубину на всем человеческом теле… матрицы, содержащие по три десятка самостоятельных антенн на квадратном микроне — а ведь еще и управлять каждой антенной было необходимо. Огромный зал, в котором Таня отправлялась в путешествия, располагался в уголке одной, причем не самой мощной, такой машины, используемой лишь в качестве «экспериментальной установки»…
Но про то, что у нее уже серьезно проявились проблемы с памятью, она Славе не наврала — Таня действительно стала быстро очень многое забывать. Но не потому, что Спамять переполнилась', а потому что Таня Ашфаль приступила к очистке этой памяти. Вынося на помойку все ненужное, а все нужное аккуратно перенося в шесть ребер, где вырастила «запасной мозг». И занялась этим Таня по простой причине: она действительно решила, что ее детям в этом мире будет хорошо — но что доктор Ашфаль или Шэд Бласс их вырастить и воспитать точно не сможет. Вероятно, сможет Таня Серова, но созданный ореол славы вокруг ее имени всяко на пользу не пойдет. Настолько не пойдет, что дети ее в этом мире будут несчастными людьми, пытающимися изо всех сил не сгореть в ярком свете материнской славы. Но когда эта слава «померкнет в веках»…
Обидно вот так сотни лет мечтать о детях — и вдруг понять, что мечты эти осуществятся крайне не скоро, если вообще осуществятся хоть когда-нибудь. И все, что в жизни остается — это стоять у конвейера и со стороны смотреть, как другие люди становятся счастливыми. Конечно, и эта работа приносит удовлетворение, но стоило ли это восьми сотен лет реальных, чисто физических, мучений?
В конце лета шестьдесят пятого Таня, пребывая в меланхолическом состоянии, зашла к Байрамали Эльшановичу и попросила его об очень удивившей (и расстроившей) его вещи:
— Я хочу попросить вас об одной услуге. Если я вдруг покину этот мир раньше вас, то позаботьтесь о том, чтобы меня похоронили в усадьбе. И пусть эта могила станет первой и последней для этого госпиталя.
— Таня, не говори чушь! Ты и меня переживешь, и вообще всех в городе! Я даже слушать не хочу такие гадкие вещи!
