Послание из прошлого - Сергей Александрович Милушкин
Шаров поднял ствол пистолета и нацелил его в темноту. Там, спиной к ним, в мягком кожаном кресле, напротив заглохшего камина, сидел человек. Его седая голова не шелохнулась, когда они ворвались в кабинет.
Мужчина смотрел прямо перед собой и было непонятно, жив ли он вообще или давно уже превратился в холодный окоченевший труп.
— Руки за голову, — медленно процедил Шаров. — Одно лишнее движение и я стреляю…
Человек в кресле даже не шелохнулся.
Слева от него, возле окна без решетки стоял гигантских размеров стол, на котором виднелся мраморный письменный прибор и белый лист бумаги.
Перед столом, на небольшом секретере поблескивал старинный проигрыватель или даже патефон, на котором крутился диск, но музыка уже закончилась, и игла прыгала у центра пластинки, как заведенная. В комнате витал едва уловимый запах пряных духов или парфюма, показавшийся Виктору знакомым.
Он не знал, что дальше делать. Подойти ближе? Ждать указаний Шарова? Похоже, майор и сам опешил.
— Руки на голову, — повторил медленно полицейский. Слова разлетелись по пустому кабинету, как по хрустальному залу.
Шаров покачал головой.
— И не таких усмиряли, — вырвалось у него. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. — Он сделал шаг вперед, продолжая целиться в седую, похожую на Луну, голову, а другой рукой доставая из кармана стяжки.
— Ты задержан по подозрению в серии убийств, совершенных с особой жестокостью и насилием…
— Стой, где стоишь, — раздался вдруг мягкий вкрадчивый голос и Шаров будто не стену наткнулся. — Для твоего же блага.
Полицейский бросил быстрый взгляд на дверь, ожидая, что вот-вот оттуда появится стая дюжих санитаров, готовых прийти на помощь своему предводителю. Возможно, даже отряд быстрого реагирования или ребят из вневедомственной охраны. С одной стороны, свои разбираться не будут и это могло осложнить дело, с другой — уж лучше свои, чем неизвестно кто. Но в помещение никто не ворвался, топота шагов за дверью слышно не было — в больнице стояла гробовая тишина.
— Дело не в том, что вы оказались проворнее и даже умнее, чем я думал, — продолжил мужчина. — А в том, что сейчас ваши жизни висят на волоске.
Шаров сделал еще один шаг. Виктор почувствовал, как немеют пальцы на руках. Изо рта вырвалось облачко пара.
— Опусти пистолет, Шаров. Это тебе не поможет.
— Что ты несешь? Руки за голову, последний раз предупреждаю!
Мужчина слегка повернулся, но этого хватило, чтобы не просто мороз, а ледяная стужа сковала Виктора. Шаров замер на полушаге.
— Вы? — только и смог он сказать. — Но я…
Виктор покачал головой. Как все так получилось? Как он мог забыть? Как⁈
Психолог, Яков Абрамович, к которому после освобождения из колонии он пришел на прием, стараясь вспомнить… Ведь он нашел его по объявлению? Или нет? Как принесли его ноги к той квартире в хрущевке?
— Не ожидал, Илья Андреевич?
Шаров скрипнул зубами, все его тело напряглось, он был готов к прыжку, но доктор опередил его.
— Прежде чем ты меня наконец-то арестуешь, позволь кое-что показать.
— Не нужно мне ничего показывать, гад! — прошипел Шаров. Глаза его налились кровью. — Все эти годы я… как последний идиот… доверял тебе самое… самое важное! Я просто… отстрелю тебе башку. И все дела. Свидетель скажет, что ты бросился на полицейского при исполнении.
Виктор кивнул.
— Хорошо, — неожиданно согласился мужчина. — Стреляй. Только пусть Витя подойдет к столу и прочитает, что написано на листе. Это все. Потом можешь меня арестовать, застрелить, все что угодно. Я в твоей власти. В конце концов, ты нашел меня. Я уже не верил, что это когда-нибудь случится.
Шаров дернул подбородком, жестом показал Виктору, чтобы тот подошел к столу.
— Посмотри, что там.
Виктор сделал шаг и почувствовал, как от холода хрустнули замерзшие суставы. С трудом переставляя ноги и поглядывая на доктора, он дошел до стола, потянулся за бумагой, подхватил ее двумя пальцами и перевернул.
Быстро пробежал написанное глазами, потом еще раз. Мертвенно-бледное выражение его лица стало и вовсе гипсовым, превратившись в стянутую холодом маску.
— Что там? Что⁈ — нетерпеливо спросил Шаров, ежившийся от холода.
Виктор покачал головой. Он еще раз пробежал строчки глазами, потом медленно сделал пару шагов назад и развернул лист так, чтобы майор смог прочитать текст.
Это был старый, очень старый пожелтевший лист бумаги с обгоревшими краями и потемневшими линиями в местах сгибов. В верхнем углу зияло коричневатое отверстие. От бумаги разительно несло порохом. Шаров очень хорошо знал этот запах и с шумом втянул холодный воздух ноздрями.
Крупными печатными буквами, выведенными простым карандашом и обведенными несколько раз по контуру, было написано:
«ВНИМАНИЕ! ВСЕМ КТО ОБНАРУЖИТ ЭТО ПОСЛАНИЕ! В ХОДЕ ИГРЫ В ЗАРНИЦУ ПОСЛЕ ИНЦИДЕНТА С ОДНИМ ИЗ УЧЕНИКОВ 6 'Б» КЛАССА ШКОЛЫ НОМЕР 20, НАШ ОТРЯД ПОТЕРЯЛ ОРИЕНТИР И СБИЛСЯ С ПУТИ. ОДИН УЧЕНИК ЛЕГКО КОНТУЖЕН. МЫ ВЫШЛИ ИЗ ЛЕСА К НЕИЗВЕСТНОЙ ДЕРЕВНЕ, ЖИТЕЛЬ КОТОРОЙ ИСПУГАЛСЯ И УБЕЖАЛ. ДЕВОЧКА ПО ИМЕНИ КАТЯ ОРЛОВА, КОТОРУЮ МЫ УВИДЕЛИ У РЕЧКИ, ТОЖЕ ВЕЛА СЕБЯ СТРАННО. В КОНЦЕ КОНЦОВ ОНА СКАЗАЛА, ЧТО НЕ ЗНАЕТ ПРО ВОИНСКУЮ ЧАСТЬ И СПРОСИЛА, ПОЧЕМУ МЫ ЕЩЕ НЕ ЭВАКУИРОВАЛИСЬ. ДАЛЬНЕЙШИЕ РАССПРОСЫ ПОКАЗАЛИ, ЧТО ОНА ДУМАЕТ, БУДТО ОКАЗАЛАСЬ В 1941 ГОДУ. МЫ ПОНИМАЕМ, ЧТО ЗАРНИЦА ДОЛЖНА БЫТЬ МАКСИМАЛЬНО ПРИБЛИЖЕНА К РЕАЛЬНОСТИ. НО ВВИДУ ТОГО ЧТО У НАС ОДИН ЛЕГКО КОНТУЖЕННЫЙ УЧЕНИК, ПРОСИМ НЕМЕДЛЕННО ПРИОСТАНОВИТЬ ИГРУ, ОРГАНИЗОВАТЬ НАШИ ПОИСКИ И ОКАЗАТЬ НАМ ПОМОЩЬ. КОМАНДИР ОТРЯДА И. ШАРОВ.
P. S. НАША РАЦИЯ НЕ РАБОТАЕТ!
14 ОКТЯБРЯ 1984 Г'
После долгого молчания Шаров медленно опустил пистолет, который все это время был направлено прямо в голову мужчине в кресле.
— Это мой почерк, — сказал Шаров. — Я со школы пишу печатными буквами.
— Конечно твой, — согласился доктор. — Но ты, разумеется, ничего этого не помнишь.
Шаров покачал головой и вытер испарину на лбу. Несмотря на еще более усилившийся холод, он истекал потом.
— Не помню.
— Но иногда… — продолжил доктор и многозначительно замолчал.
— Иногда мне снятся сны про…
— Войну.
— Да. Про самое начало войны и я… будто бы я с отрядом школьников оказался…
Виктор резко вздрогнул.
— Граната, — вырвалось у него. — Там взорвалась граната. — И он взглянул на Шарова. — Вы… вы помните?
Майор изменился в лице. Решительные, волевые черты
