Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов
— Евгений, а с чего это ты такую заботу проявляешь? — заинтересовался начальник. — Или идея проверить дачу Баранова — идея Воронцова?
— Общая наша идея, — сообщил я. — Мы с Евгением бегство Баранова и его задержание обсуждали, вот в разговоре само-собой и вылезло. А уж кто именно предложил — трудно сказать. Скорее всего — коллективный разум.
— Ладно, что не коллективное бессознательное, — хмыкнул начальник. — Знаю я вашего брата, особенно, после третьей бутылки.
Мы с Джексоном оценили чувство юмора нашего начальника и его начитанность, а товарищ майор спросил:
— Так что надумал ваш коллективный разум? Джексон посмотрел на меня, и начал:
— А мы задумались — с чего это Баранову нужно было из СИЗО свалить? Он же не совсем идиот, да и у «хозяина» уже отдыхал. Знает, что за побег из-под стражи ему еще вломят. К чему он весь цирк затеял?
— Ну-ну, — благожелательно поддакнул майор. — И что дальше?
Джексон опять посмотрел куда-то ввысь, потом продолжил:
— А если представить, что у него были какие-то обязательства? Допустим — попросили его что-то похранить до лучших времен. Да так попросили, что он отказать не посмел. А потом передать, кому надо и когда надо. И это что-то, мы знаем теперь, что именно, он не особо как и маскировал на родительской даче. И тут на тебе — неожиданная посадка. Обязательства не выполнить — это с одной стороны. С другой — а вдруг старики наткнутся на схрон, если он не особо замаскирован? Мы же Барановых видели — люди не бедные, но все собственным горбом заработали. Старой закваски народ. Их же кондрашка хватит. А потом, они скорей всего эту находку в милицию отнесут. А у нас ведь сразу вопросы возникнут. Предположим, родители-то не знают, но сынок-то уж должен знать? Для Димули Баранова хоть так, хоть эдак — нехорошо.
— Логично пока, — согласился начальник. — Вполне возможно, что золотишко и деньги Баранову кто-то дал.
— Вот-вот, товарищ майор, все и увязывается, — закивал Джексон. — Баранов сидит в СИЗО, потеет от страха — как бы его старики нычку не отыскали, да в милицию не отнесли. Понятно, что его сразу же за мягкое место возьмут, начнут трясти, как грушу. Да если ещё про убийство учительницы от сокамерников услышал — совсем замандражил. А еще, вполне возможно, что он того гражданина, который его об услуге попросил, очень шибко боится.
Начальник не стал задавать Митрофанову вопросы, которые возникли бы у несведущего человека. Допустим, откуда в камере Следственного изолятора (от слова — изолировать!) информация о смерти учительницы? А вот это из области непостижимого. Как не старается тюремная власть отрезать обитателей СИЗО от новостей из внешнего мира, но не получается, а информация с воли доходит. И не только «малявы» от одного оконца до другого по ниточкам идут, но и адвокаты вести заносят, да и сами надзиратели иной раз могут проговориться. Или обмолвиться. А сидельцы слушать и делать выводы умеют.
Джексон посмотрел на свою кружку — увы, она уже опустела. Зато у меня еще что-то оставалось. Не колеблясь, придвинул ее товарищу. Если не побрезгует, то спасу Евгения от засухи в горле. А тот и не побрезговал. Выпив одним глотком остатки моего чая, продолжил:
— Баранов — очень даже не дурак. Наоборот — выход из патовой ситуации он придумал гениальный. Нашел способ выбраться на волю, чтобы рядышком с дачей, сдернул, а потом закапывает улику на участке, о чём никто и не подумает. И удалось же! А дальше уже детали — отыскать способ сообщить этому своему доверителю, а кто знает, может и подельнику — так, мол, и так, сел, с кем не бывает. Но всё спрятал в надёжном месте, а найти, наоборот, очень легко. На той даче, что мы были, под хостой. Спрячь он в доме, так в него ещё проникать надо — дополнительный риск. А тут всё просто. Главное, успеть, пока земля не замерзла. Он, конечно, соседке-то, его увидевшей, не обрадовался, но деться некуда. Времени в обрез. А так — Баранов сухим выходит. У нас к нему нет претензий — пойдет только по двести шестой, а подельник, или уж кто там, его на перо не посадит.
— Что ж, все правдоподобно, — кивнул начальник, поднимаясь с места. — Поделишься своей версией с Савиным, это же на его участке убийство случилось. Вот, пусть работает. Если понадобится, поможешь. А ты, Воронцов, своими делами занимайся.
Товарищ майор уже отошел к двери, но потом остановился:
— Митрофанов, ты ведь в Заречье живешь? Поехали, подвезу. И ты, Воронцов, тоже собирайся. Докинем тебя до твоей общаги.
До общаги мне не так и далеко, можно и пешком дойти, но отказываться не стал. Когда это начальство еще раз предложит докинуть до дома на служебном авто?
А вообще — есть хочу. Половинка бутерброда, да пару печенюх — это не еда.
Женька, собака такая, сейчас домой поедет, там жена ему люлей всыплет, но потом все равно накормит. И, что обидно — все столовые уже закрыты, а у меня в общаге тоже ничего нет. Если только пара сухариков. Разве что по комнатам пройтись, авось, что-нибудь и раздобуду. Стоп, так у меня же пара яиц есть. Как это я забыл? Позавчера покупал, стухнуть еще не должны. Все, живем!
Служебное авто начальника оказалось нашей дежурной машиной с «Борей сорок кэмэ» за рулём. Семенов убедился у дежурного, что ничего крамольного в обстановке на данный момент не имеется, а на семейник в соседний дом участковые и пешком сходят, так что машина в дежурке сейчас вроде как и не нужна.
— Взял на полчаса, — проинформировал он дежурного и велел нам грузиться. Потом самолично замкнул заднюю дверь «козлика» съёмной ручкой и передал её Боре.
Мне предстояло выходить первому, и когда машина остановилась, Семёнов обернулся к нам и произнёс:
— Воронцов, знаю ведь, что ты свой нос из этих происшествий не уберёшь. Да и влез ты во всё уже основательно. Поэтому, чтобы ты энергию не тратил от меня прятаться, включаю тебя в состав опергруппы. Скажешь Иванову. И не думай, что это противоречит тому, что я сказал раньше. Зональную работу и материалы с тебя никто не снимает. Спокойной ночи!
Я степенно поблагодарил шефа за доверие, а Женька чувствительно сунул мне кулаком в бок в знак одобрения, и тут же сам испугался — не в раненый ли? Оказалось, что нет, а меня уже поджидал у открытой