Записки кельды 2 (СИ) - Владимир Олегович Войлошников
— Четырнадцать. Но по их собственным показаниям, убить они собирались всех в лагере, кого только смогут, — пояснил Долегон.
— Даже так… Что ж. Моё решение: все без исключения, включая этого, — Вова кивнул на лежащее тело, — …приговариваются к пожизненному рабству. На каменоломни. Перевод на более лёгкие работы — не ранее, чем через сто пятьдесят лет и только за исключительные заслуги. Всё, обжалованию не подлежит… Мирела, что говорит твоя душа?
Цыганка посмотрела на окровавленный нож в руках, прислушалась к своим мыслям и подняла на нас глаза:
— Она говорит: спасибо.
Вот так. Хотя на этом история рейнджерского лагеря не закончилась. Вова сказал: раз такое дело — надо переделать последнюю «Зарницу». Заготовки же есть? А бои в условиях населённого пункта — это ещё круче, чем в лесу! Заодно и взрослых подключить. Короче: взять и перекроить под новые обстоятельства, полтора суток у вас впереди — работайте! Командиры-вожатые наши от такой задачи нереально вспотели, зато в субботу мы имели полномасштабные учения на острове. Было круто, скажу я вам!
А в воскресенье был праздник.
СЕРЕДИНА ЛЕТА
Новая Земля, Серый Камень, 40.02 (июня).0005
День середины лета уже традиционно отмечали широко, щедрыми столами, общими гуляниями, купанием среди плавающих венков со свечами и всяким таким. К этому дню был закончен первый сектор большого кольца уже не детинца, а будущего замка, напоминающий в плане большой угловатый лепесток. Ой, блин! Что я объясняю! Картинка нужна, картинка… Надо поискать, где-то у меня черновичок оставался. Принцип крепостей-звёзд, одним словом. И замок, вслед за детинцем, получил имя Серый Камень. Тем более что люди привыкли так и сам остров называть. Чего путать зря, правильно?
Младших рейнджеров решено было не то что далеко не усылать, а вовсе перестраховаться и организовать им палаточный лагерь на само́м острове, чтоб уж наверняка прикрыть ото всяких возможных цыганских фокусов. Потому как — мало ли, бережёного боги берегут.
ВСЁ СЛОЖНО
На счёт объявленной кровной вражды, в которую внезапно оказался замешан Белый Ворон, у барона были свои соображения, однако никаких резких действий он предпринимать не стал. Решил посмотреть: что будет? И, в конце концов, Петша Харманович ещё не объявился. Нехорошо у человека право возмездия отнимать, некрасиво.
С цыганами всё было сложно. Раньше, помнится, в соцсетях у некоторых дамочек модно было статус такой выставлять: «Всё сложно». Так вот, цыганам впору было такие плакаты развешивать. Деревня в тот злополучный вечер выгорела у них больше чем на три четверти. А те дворы, что остались хоть частично целы, разбежались в разные стороны, растащив, что успели. Опять же, спокойно разбирать добро враждующие группировки дуг другу не давали — война шла на всю катушку, так что у пары-тройки домов пока что сохранилась и крыша, и даже кое-где дорогие современные стеклопакеты, хотя большинство срубов таращилось на обугленных соседей чёрными провалами окон.
Часть цыган забилась в кибитки и встала на крыло — дескать, через родовую судьбу, видать, не перескочишь — да и укатили куда глаза глядят, искать лучшей доли, тёплых земель и вольной бесшабашной жизни. Вот эти, между прочим, совсем меня не удивили. Должно было хотя бы у некоторых проснуться что-то такое дикое и древнее.
Часть отбежала чуть подалее на юг, объявила себя мирной сельскохозяйственной общиной и всюду декларировала, что им баронство никуда не упёрлось. Там, говорят, взаправду ходили у них и овцы, и куры, и прочая живность, строились теплицы и даже распахивались поля. Посмотрим, что за садоводы-огородники из них вылупятся.
И едва ли не половина из всех жаждала в первую голову кровной мести. Снесло башку людям, натурально. Среди этих оставшихся тоже не было единства. Четыре больших клана соревновались между собой за старшинство и новое баронство. Все они идеологически разнились, но до поры до времени держались кучно — уж больно страшен оказался доведённый до крайней точки Петша Харманович. Таким, поди, его уж и не помнил никто, а может, и вовсе никогда не видел — на Старой-то Земле случая подобного не представилось. Но после того, как зарезали его старшую дочь, да хотели семью в доме пожечь заодно с любимыми лошадьми, старый барон сделался ужасен, словно демон. Чёрной тенью носился он со своими пятью сыновьями-внуками, налетая из ниоткуда и исчезая словно бы в никуда, оставляя за собой кровь и слёзы.
И как ни хоронились повинные в смерти Дарины Петшевны резкие Романовы, кончились у них в один прекрасный день и мужики, и бабы. Лёлька, старшая из оставшихся Романовых, девчонка, которой по весне стукнуло аж двенадцать, собрала шестерых своих ме́ньших, покидала к брату в коляску что поценнее было, вручила сестрёнкам кульки с манатками, да и ушла из временного становища. Бабы других кланов пытались её уговаривать, дескать, мужики-то уж защитят. Однако Лёлька оказалась упёртой, отбрив всех одной фразой: до сих пор, мол, никого не защитили, с чего это вдруг получится? И была в этом горькая правда, потому как даже строиться гордые кровные мстители никак не могли начать — неизменно появлялся старый барон и наводил такого шороху, что даже ни о какой лесозаготовке и речи быть не могло, не говоря уж о прочем.
Лёлька пошла вроде как в свою сторону, однако, убедившись, что соплеменники её не пасут, развернула, дала крюк, да и приволоклась на порог Беловоронской усадьбы, где подолбилась в ворота, пала на пороге и попросила взять под покровительство мелких: пятерых сестрёнок да трёхмесячного братца. Себя Лёлька, объявленная на весеннем празднике невестой на выданье, считала взрослой и на защиту не шибко надеялась.
Эрсан поглядел на всю эту трагедию, составил собственное мнение о том, кто тут есть взрослый, — и с первым же торговым обозом переслал всех остатних Романышей в Серый Камень.
Кровная вражда непосредственно под боком мне (как кельде) была не очень интересна, да и повод был вполне себе — короче, ничтоже сумняшеся, своим словом я назначила кормилицей Данилке Романову ту же женщину, что кормила грудью баронского внучка Славика Деме́тера. Молочные братья — это же почти что кровные побратимы, так? Посмотрим, что выйдет.
Тем временем противоборствующие старому барону гордые Петрашенки, Шишковы и Санчаки сильно озадачились прощальными Лёлькиными словами, тем более, что Романовы-то
