Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор
— Судя по всем признакам, да, причём быстротекущая! — произнёс один из учеников доктора Самойловича.
Так-так-так… Похоже, у тестя началась газовая гангрена стопы. Это та самая нога, в которую по вине денщика он засадил иглу и с тех пор хромал на правую ногу. Через столько лет (а иглу эту он получил ещё под Измаилом), неумолимая смерть берёт своё!
— Но есть же ещё надежда? Вы умеете выполнять общий наркоз?
— Да, среди нас есть анестезиолог, но…
— Так делайте ампутацию! Немедленно! Дело не ждёт — гангрена такого типа развивается стремительно!
Тотчас же началась суета: выбрали светлую комнату для операции, готовили операционный стол, в дом вносили громоздкое анестезионное оборудование.
— Что это? — подозрительно спросил очнувшийся Суворов, с сомнением глядя на здоровенные цилиндрические меха для масочного наддува.
— Это устройство для уменьшения боли. Вам надо будет заснуть, и операцию выполнят во сне — объяснил я.
— Пустое! — покачал головой Александр Васильевич. — Много чести! Прикажи налить водки, да и вся недолга!
— Водки тоже можно, но наркоз всё равно надобно применить. Уж очень вы сейчас слабы, Александр Васильевич! — не послушал его я.
— Ну, Саша, ты по службе старший; вынужден подчиниться! — тут же присмирел генерал- фельдмаршал.
Возник вопрос, кто именно будет резать. Приехавшие со мною доктора собрались вокруг постели, не смея взять на себя ответственность за такое сложное и важное дело. Несмотря на молодость, это были лучшие умы и руки нашего медицинского ведомства, обученные самым последним методикам, в том числе — применению эфира. Но груз ответственности безжалостно давил на них — как взяться за такое дело в присутствии самого императора?
Суворов, взглянув на них, быстро развеял все сомнения.
— Вот ты! Подойди ко мне! — приказал он, глазами указав на молодого хирурга, белокурого, с нежно-розовой, как у девушки, кожей. — Как тебя зовут?
— Алексей Прокофьевич Крашенинников! — зарделся юноша.
— У тебя доброе лицо. Ты и будешь меня резать! — приказал Александр Васильевич и вновь впал в забытьё.
* * *Через два часа Суворову сделали ампутацию: правую ногу отняли по колено. Подготовка к операции происходила под моим присмотром: весь инструмент тщательно прокипятили, Суворову сделали эфирный наркоз, несмотря на то, что сам он просил только водки. Я особо волновался за наркоз: применение эфира довольно сложное дело. Аппарат для наркоза состоял из резиновой маски, трубкой соединённой с мехами; в них подаётся воздух с парами эфира, испаряющимися со специального широкого блюдца. ме
Александр Васильевич с трудом перенёс операцию. Несколько дней он был между жизнью и смертью. Во время ухудшения состояния Суворов метался в лихорадке, повторяя в бреду: «Измаил! Сражение! Вперёд!»
Порой болезнь на шаг отступала — и Суворова поднимали с постели, усаживали в кресло, которое на колёсах бережно катали по комнате. Через несколько дней он даже возобновлял занятия турецким языком, тренируя память, и беседовал с присутствовавшими при нём офицерами о политике.
Лишь к маю ему удалось более-менее оклематься. Весною беременная Наташа приехала к нему и не отходила от постели; так что второй мой сын, Михаил, родился в Кенигсберге.
* капот — не приталенное домашнее платье.
Глава 5
Джордж Броммел, изобретатель дендизма и самый первый денди в мире, известный также как «Счастливчик» Броммел, юный красавчик, хлыщ и наглец, проснулся как обычно, после обеда, с совершенно чугунной головой. Всё тело бедняги ломило, как после жестокого избиения, а во рту его будто переночевал 10-й Собственный Принца Уэльского драгунский полк в полном составе. Настоящий ад для тонко организованной личности, к числу коих этот юный джентльмен без колебаний себя причислял!
— Ооооо! — страдальчески протянул Броммел, закидывая затёкшую за ночь руку на левую сторону своей постели, и, никого там не нащупав, немного успокоился. По крайней мере, он не обязан был следить за соблюдением благопристойности перед дамой, а значит, мог вести себя соответственно сложившимся плачевным обстоятельствам.
— Ооооо! Проклятый кальвадос! Лягушатники придумали его нам на погибель… Или бренди всему виной? — горестно стонал он, нащупывая шнурок звонка. Найдя его, наконец, среди беспорядочно взбитых подушек, он изо всех сил дважды дёрнул его, но чёртов слуга не спешил появляться.
— Чарли, где ты там! Я умираю! Ты останешься без жалования за два месяца, бездельник! — продолжала сетовать жертва Бахуса, вновь и вновь дёргая за шнурок звонка; но лишь через несколько минут раздались шаги и, к несказанному облегчению Броммела, в его спальню наконец-то вошёл Чарли Кингстон — лакей, мажордом, метрдотель и прислуга за всё.
— Сударь, я иногда думаю, что карточная игра у Паркера — это такой принятый у некоторых юных джентльменов своеобразный способ нализаться вхлам! — неодобрительно проворчал он, протягивая Броммелу чашку горячего грога.
Бо отхлебнул немного адского пойла и, скривившись, с отвращением вернул стакан слуге.
— Чарли, сколько раз тебе говорить — не надо подавать мне эту матросскую дрянь! Если ты искренен в намерении помочь своему хозяину в его бедственном состоянии — принеси бутылку холодного портера, а лучше того — Perrier-Jouët!
— Если бы он у нас хоть где-нибудь был, этот самый Перье, всенепременно принёс бы его вам, сэр! Однако, во всём доме есть лишь полбутылки рома, да и то — моего личного рома, сэр! Так что на вашем месте я не стал бы воротить нос!
Вздохнув, юноша сделал ещё пару глотков, и, как ни странно, почувствовал себя лучше.
— Ладно, Чарли. Твоя верность впечатляет! Когда принц Уэльский сделает меня премьер-министром, ты непременно станешь камердинером Кенсингтонского дворца, а может быть, — как знать — даже получишь рыцарский титул! А сейчас ступай, и распорядись насчёт завтрака. Ничто так не прочищает мозги, как добрый английский бекон!
— Не помочь ли вам одеться, сэр⁈ — участливо спросил слуга, забирая остатки грога.
— Ну что ты! Ты же знаешь, я всегда одеваюсь сам!
— В таком-то состоянии? Ну, дело ваше, сударь! — голосом, в котором сквозила глубочайшее чувство покорности Фортуне, произнёс слуга и пошкандыбал на кухню — распорядиться о завтраке и без помех допить остатки своего ядрёного зелья.
Оставшись один, Бо Броммел занялся своим туалетом, и, несмотря на обстоятельства, вполне в этом преуспел. Одежда, придуманная им самостоятельно, составляла предмет искренней гордости Броммела. Её утончённо-простой стиль настолько отличался от всего, созданного франтами былых времён — с париками, фестонами, драгоценными пуговицами и пряжками, обилием кружев и золотого шитья — что для его описания понадобилось изобрести новое слово. Дендизм.
Этот юный щёголь чувствовал красоту так, как это дано лишь истинным художникам. Своё восхождение на модный Олимп юный Браммел начал ещё в Итоне, где придуманный им способ завязывания галстука с добавлением к нему золотого зажима произвёл настоящий фурор. Там же, в престижной закрытой школе, судьба свела его с принцем Уэльским — будущим королём Георгом IV. И наследник престола был совершенно очарован! Он тоже был большим поклонником красоты, причём восхищался как красивыми женщинами, так и элегантными мужчинами. Браммел был прекрасно сложён и при этом отличался живостью ума, безупречностью манер и искромётностью юмора, а ещё, — исключительной тонкостью вкуса к одежде.
И вскоре принц и мистер Браммел стали неразлучными друзьями. По предложению своего высокопоставленного приятеля Джордж покинул Оксфорд и стал корнетом в 10-м драгунском полку, шефом которого был принц Уэльский. Служба в этой элитной воинской части, где рядом с ним находились сыновья герцогов, давала ему, внуку лакея, всё то о чём он так мечтал — знакомства, связи, и доступ в самые лучшие круги лондонского общества.
