Гагарин (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич
Перед стыковкой «сапсан» медленно огибал аварийную станцию, и увиденное нравилось космонавтам всё меньше.
— Заря, я Сапфир-1, — начал доклад Харитонов. — На переднем торце бытового отсека около стыковочного узла вижу чёрное пятно круглой формы диаметром от десяти до пятнадцати сантиметров, похожее на пробоину от микрометеорита. Ориентация солнечных батарей на Солнце нарушена. Поскольку отбор энергии от генератора «курчатова» не производится, предполагаю, что станция обесточена. Вероятно, бытовой отсек лишился давления. Прошу разрешения отменить стыковку к узлу бытового отсека и причалить к биологическому.
Андрей внутренне поёжился. С одной стороны, командир прав. Если станция поймала космический мусор, лабораторный и биологический отсеки, скорее всего, сохранили воздух, и Харитонов намерен использовать экранированную треть биоотсека как временное обиталище для их пары. Но если станция мертва, не работает система воздухообмена, а животные не получали ни пищу, ни воду, они мертвы и разложились. Там не просто воняет, а невыносимо! Уж лучше лабораторный…
Пока в ЦУПе шёл мозговой штурм об изменении плана работ, он поделился соображениями со старшим.
— Ежу понятно, Андрюха, там не «шанелью» пахнет. Откроем форточку проветрить. Но трупики придётся собрать, заморозить и потом переправить на Землю — изучать, сколько радиоактивной заразы нахватались зверушки во время вспышки.
— И сами нахватаемся. Если выжгло электронику на ретрансляторах, прикинь, сколько оборудования придётся менять внекорабельно.
Условное брюхо станции, постоянно обращённое к Земле, было густо облеплено чашками приёмо-передающих устройств систем космической связи. Отец Андрея в своё время погубил множество нервных клеток себе и ответственным товарищам из самых разных отраслей, пробивая замену электронных ламп на полупроводники. Аппаратура «Салют-13» целиком основана на микросхемах, только самые мощные транзисторы вынесены и снабжены системой охлаждения. Скорее всего, это высокотехнологическое богатство и накрылось медным тазом под ударами заряженных солнечных частиц. Правда, вместо слова «таз» Харитонов употребил нечто более выразительное. Снятое уедет на Землю, где инженеры в нескольких номерных НИИ будут ломать головы: можно ли закрыть нежные схемы достаточно надёжными экранами или вернуться к лампам образца тридцатых годов. Второе решение — анахроничное, зато устойчивое к солнечному ветру, для чего к «салюту» будут вынуждены прилепить ещё один модуль — под тяжеловесное древнее оборудование. Но вряд ли.
— Сапфиры, я Заря-1, — прорезался ЦУП. — Стыковка с лабораторным отсеком запрещена из-за смещения центра масс комплекса и усложнения маневров по сохранению точки стояния. Стыковку произвести к верхнему узлу центрального отсека. Переход на станцию произвести в скафандрах. Приготовить корабль к разгерметизации кабины.
А вот это — неприятность. В ЦУПе уверены, что на станции вакуум, что подтвердилось в следующей команде.
— Сапфир-1! Открывай люк мэдленно. Если метеорыт пробил бытовой отсек, мог паврэдыт и центральный. Как понял?
Очевидно, микрофон взял Вахтанг Дмитриевич Вачнадзе, руководитель полёта. Он родился в грузинской семье, но в белорусском городке Бобруйске, в то время — еврейском местечке, и причудливо путал русско-грузинское произношение с идишем, иногда вставляя слова из трасянки.
— Понял вас. Соблюдаем осторожность.
Поскольку станция давала отклик на любые запросы с «сапсана» примерно столько же, сколько давал бы летящий кирпич, Павел, закусив губу, повёл корабль на стыковку вручную. На экранчике, заботливо оттёртом от киселя, возникло перекрестие прицела, словно в «Салют-13» собрались стрелять.
Кажется, что проще попасть в носовой узел на бытовом отсеке, выдвинувшись навстречу станции. На самом деле — ничего подобного. Скорость двух объектов относительно друг друга нулевая, пока не включена тяга ионного двигателя. «Сапсан», описав дугу, приблизился к центральному отсеку и ужалил его штырём стыковочного узла точно в приёмный конус.
— Есть контакт! Есть фиксация, — доложил Харитонов и обернулся к Андрею. — Надеваем скафы. Иду первым. Мой первый и главный приказ: не геройствуй без команды. Иначе выкину в открытый космос, там хоть в Чапаева играй с криками «я — Гагарин». Понял?
— Да чего уж там… Ясно, тарщ майор.
Люк в носовой части линзы кабины открывался внутрь корабля, увлекая за собой стыковочную пару штырь-конус, и он не поддался из-за давления. Значит, за люком — вакуум. Жалкие десятки молекул на литр объёма.
— Герметичность скафандра проверил? Хорошо. Открыть клапан сброса давления!
Андрей повиновался, и десятки килограмм драгоценного воздуха с шипением понеслись наружу. Скоро раздался хлопок, а по кабине разлетелись бордовые шарики.
— Твою мать, товарищ прапорщик из снабжения! И тебя туда же… Заря-1, я Сапфир-1, при сбросе давления взорвалась туба с жидким киселём, загадив кабину. Переход на станцию откладывается до устранения.
— Нэ торопись, Сапфир-1. Закрой клапан.
В теории уложенное в обитаемом пространстве барахло обязано выдержать давление ноль, но именно что в теории. С посадки Гагарина-старшего на Луну никто не соединял внутренний объём корабля с космосом без шлюзового тамбура. И вот — результат.
Они протрахались добрые минут тридцать, Харитонов извёл весь запас русского мата и местечковых калининско-тверских проклятий. Экипаж собирал кисель до последней мелкой капельки, чтоб ни одна не попала на электропроводку — герметичную, но также только в теории. Сброс давления остановили, иначе кисель вскипит, а оставшиеся мелкие частички при восстановлении давления где-то сконденсируются, по закону подлости — в самом неприятном для электрозамыкания месте.
— Какая ирония, командир! «Салют-13» — ключевая станция для экспериментов по программе «Аэлита», как пишут в газетах — историческая веха для всего человечества, начало освоения Марса и прочее ура-ура. А начало экспедиции на Марс в восемьдесят восьмом может быть отложено, потому что какой-то размандяй не тот кисель полОжил! Клянусь, вернёмся, больше ни капли киселя в рот не возьму.
Наконец, они выпустили весь воздух и проплыли в центральный отсек, волоча за собой шланги системы жизнеобеспечения и кабели. Сферический объём отсека имел больше пяти метров внутреннего диаметра, в круглых стенках виднелись стыковочные устройства, все — с закрытыми люками, кроме ведущего к «Сапсану». Поверхности вокруг люков были сплошь увиты коммуникациями.
В полумраке, рассеиваемом слабыми фонариками на шлемах скафандров, помещение производило зловещее впечатление.
Обнаруженное там настолько расстроило Павла, что он даже ругаться не начал, только пробормотал «ох, ё-моё».
— Сапфиры, я Заря-1. Как слышимость. Что там?
— Я — Сапфир-1. Сквозная пробоина. Как раз напротив энергощита агрегатно-инструментального отсека. Идём в инструментальный, там тоже наверняка вакуум.
Что такое не везёт и как с ним бороться… Это низкие орбиты вдоволь загрязнены человеческим мусором от тысяч пусков РКН, причём отработанные спутники и сброшенные ступени ракет периодически сталкиваются и разлетаются на мелкие куски, каждый представляет опасность для действующих космических аппаратов. Но на геостационарной орбите сравнительно чисто. Более того, висящие в точке стояния над экватором станции самопроизвольно уваливаются в дрейф, оттого на них стоят двигатели коррекции, а на огромном «салюте» имеется даже ионный буксир. Поэтому вероятность попадания случайного булыжника ровно в торец бытового отсека с тем, чтоб траектория полёта внутри станции привела точно в электрощит — за пределами теории вероятности, шанс неизмеримо ниже, чем взрыв пищевой упаковки. Но Харитонов и Гагарин два раза подряд вытащили из мешка чёрный шар. Ну как тут не стать суеверными?
Метеорит, круглый и шершавый, застрял в переборке за щитом и больше ничего не размолотил. Но и этого достаточно. Очевидно, выбило все автоматы, остановилось даже аварийное энергоснабжение. Станция не ушла в энергосберегающий режим, она просто вырубилась. Полностью.
