Ермак. Регент (СИ) - Валериев Игорь
Регент просмотрел информацию и передал листок Ширинкину, который вместе с Кошко тут же уставились в него. Я же воспользовавшись паузой, прикидывал, как и что я буду говорить дальше.
— Из чего стрелял убийца, Тимофей Васильевич? — на этот раз тишину нарушил Михаил Александрович.
— Из портсигара, Ваше императорское высочество.
— Из чего? — Михаил от удивления широко раскрыл веки.
— Я подумал, если создан такой бесшумный патрон, то достаточно небольшого ствола, чтобы выстрелить метров на десять-пятнадцать с сильным поражающим действием, — я непроизвольно разгладил усы. — А для этого вполне подойдет портсигар, который в руках мужчины не вызовет никакого подозрения.
Я достал из папки свои эскизы стреляющего портсигара и положил на стол перед регентом.
— Вот, что мне пришло в голову на чердаке. Потом мы с братами поехали к Петропавловской крепости, и там нашлось подтверждение моей версии. Старшие урядники Филиппов и Чупров вспомнили штабс-капитана, который держал в руках портсигар, что было странно для офицера в такой ситуации. Но угрозы они никакой не почувствовали, поэтому и не среагировали.
— Это ваша версия, Тимофей Васильевич? — с каким-то сомнением в голосе произнёс Великий князь Михаил Александрович.
— Да, Ваше императорское высочество. Художник Куликов сделал наброски возможного вида предполагаемого убийцы. Теперь остается найти этого штабс-капитана гренадера с лицом кавказского типа. Только моя чуйка говорит, что не в одном из гренадерских полков мы его не найдем, а придется искать по всей столице, возможно и в загримированном виде. А может он и тот день в гриме был, — я замолчал.
— Знаете, Ваше императорское высочество, а я поддержу версию Его превосходительства. Она очень многое объясняет. У меня теперь сошлись концы с концами. Только вот смущает, зачем убийца надел форму. В руках обычного обывателя портсигар вообще не вызвал бы никакого подозрения, особенно дорогой, — произнёс Кошко и замолчал.
— На набережную и к мосту был ограничен допуск, Евгений Никифорович? — задал я вопрос Ширинкину.
— Конечно, Тимофей Васильевич. Беспрепятственный проход имели офицеры…
— Вот и ответ, Аркадий Францевич, — перебил я начальника Дворцовой полиции.
— Согласен, Тимофей Васильевич. Остается только найти и узнать кто же он такой, — задумчиво произнес Кошко.
«Тебе и карты в руки», — подумал я про себя.
Глава 3
Земельный вопрос
— Я рад, что все сегодня здесь собрались, — Великий князь Михаил Александрович обвел присутствующих за столом тяжелым взглядом.
А собрались, можно сказать, ближники Правителя и Опекуна или, проще говоря, Регента Российской империи за обеденным столом Арсенального зала Гатчинского дворца — в таком удобном закутке, который и не просмотреть, и не прослушать. К тому же в обоих входах-выходах в Арсенальный зал стояли посты из трех вооруженных «черных ангелов» в тяжелой экипировке, которые не пропускали никого в зал, до особого распоряжения регента.
В число ближников, находящихся за пустым, а не накрытым для обеда столом, входили: Михайловичи — Николай, Александр и Сергей во главе с отцом Михаилом Николаевичем, Ник Ник, Плеве, Макаров, Куропаткин и я. В общем, все силовики, патриарх семейства Романовых, один генерал-лейтенант и трое молодых генерал-майоров Свиты Его Императорского Величества, которые сделали ставку сначала на Николая II, а теперь на его брата и сына.
— Завтра я объявлю состав Совета Правительства, в который войдут пятеро, сидящих за этим столом и ещё Великий князь Алексей Александрович, — произнёс Михаил и поморщился на последних словах, словно от зубной боли.
«Слава, Богу! Решился наконец-то! А то народ уже в каком-то недоумении. Точнее, в недоумении аристократия и буржуазия. Крестьянам все эти регенты и советы правительства глубоко по барабану. Для них теперь есть малолетний царь Александр IV, который может быть даст им теперь землю, много земли, и они заживут, как в раю. Такие слухи, кстати, ходили по столице, так как находников-крестьян в городе было очень много», — подумал я про себя и быстро осмотрел сидящих за столом.
Макаров пару раз нервно расправил правой рукой свою шикарную бороду, что выдавало у Степана Осиповича сильное волнение. Попасть в состав Совета Правительства он явно не ожидал, да и для остальных это стало новостью. Великий князь Михаил Николаевич как-то оценивающе посмотрел на адмирала, а Ник Ник по-свойски подмигнул Степану Осиповичу.
За время участия в комиссии по подписанию мирного договора с Японией, генерал и адмирал, можно сказать, подружились. Насколько это было возможно между этими двумя незаурядными личностями.
Оба отличались от окружающих своей твердостью и решительностью, даже граничащей с грубостью, но в то же время справедливостью и благородством. С другой стороны, у обоих был грешок — гордыня, а также из-за горячности маловато было хладнокровия — важного для полководца и флотоводца качества. Но я в любом случае был рад за адмирала.
— Михаил Николаевич, — уважительно обратился регент к патриарху семейства, — Вы ознакомились с манифестом и измененным проектом конституции.
— Да, Михаил Александрович. И я, и председатель Департамента законов Эдуард Васильевич Фриш, и граф Сольский, и Николай Николаевич Герард…
Я отвлекся от разговора, вспоминая, как Николай хотел сам объявить манифест о принятии Конституции, как высшего законодательного акта. Раннее, он, как и отец был противником конституционного строя, считая самодержавие высшей формой государственного правления, данной Богом. Как и отец, Николай считал, что либеральные реформы, которые провёл его дед император Александр II — неэффективны и вредны для страны.
Но как говориться, вода по капле камень точит. А здесь в его окружении, можно сказать, с моей подачи появились такие либералы, как Великий князь Николай Михайлович. С одной стороны командир Гренадёрской дивизии, под защитой которой теперь находится столица и Гатчина, а с другой стороны — «Филипп Эгалите*», такое прозвище получил в высших аристократических кругах князь, ратующий за создание в России конституционного строя.
*Луи Филипп II Жозеф, герцог Орлеанский. Отличался либеральными взглядами. Во время Великой французской революции примкнул к революционерам, отказался от титула, стал «гражданином» и принял фамилию Эгалите (равенство). В Конвенте голосовал за казнь своего родственника Людовика XVI.
Великий князь Николай Михайлович Романов, большой поклонник республиканской Франции искренне считал, что самодержец российский должен прислушиваться к мнению лучших представителей народа, выбранных в парламент, которые должны влиять на монарха, образуя правительство, несмотря на то, что назначение номинированных парламентом министров формально выполняется монархом. Зато снятие министров с должности может инициироваться парламентскими вотумами недоверия.
В общем, старший Михайлович был сторонником парламентской монархии, при которой у монарха остается мало реальной власти. Монарх царствует, но не правит; он представляет своё государство на разных церемониях во внутренней и внешней политике и является символом своего государства.
Правда, Николай Михайлович, как представитель рода Романовых считал необходимым сохранить за монархом возможность в моменты кризисов и острых конфликтов между парламентскими партиями принимать окончательное решение по утверждению законов и назначению чиновников, вплоть до роспуска правительства и парламента.
Следующим «конституционным камушком» в башмаке Николая II стал Струве Пётр Бернгардович. Отличный экономист, получив место в Аналитическом центре, а вместе с ним и доступ к большому объёму информации, господин Струве как-то быстро отошел от марксизма, вернувшись в лоно либерализма, точнее, либерального консерватизма, экономической основой которого является минимальное государственное вмешательство в регулирование экономики страны.
