От революционного восторга к… (СИ) - Путилов Роман Феликсович
Сейчас же в наш «бронетранспортер» грузились несколько человек с вещами, среди которых выделялась стройная, девичья фигурка
Сегодня было почти по-летнему тепло, поэтому моя жена, была одета в легкий костюм из зеленого букле, длинная юбка до щиколоток, из-под которой виднелись туфельки-лодочки на небольшом каблучке, приталенный жакет, небольшая шляпка, под которую убраны светлые волосы и ее любимый пистолет-пулемет, с которым она в последние дни практически не расставалась. Я, пользуясь правами начальника милиции выписал ей разрешение на ношение автоматического пистолета, а кожаный чехол для оружия она выкроила и сшила сама в мастерских дворца.
Увидев меня в окне, Аня улыбнулась и помахала рукой. Эта группа уезжала в сторону Таврического сада, где в тире Преображенского полка на улице Парадной, было запланировано первое показательное занятие Российского клуба гражданской самообороны. Мероприятие освещалось в прессе и спонсировалось крупнейшими оружейными магазинами столицы, а лицом проекта была молодая и красивая Анна Ефремовна Котова-Пыжиковая, стройная барышня, за короткий период времени набившая руку в меткой стрельбе из автомата и различных браунингов. Зачем мне это было нужно?
Для поддержания правопорядка, естественно. Я хотел, чтобы в момент, когда в столице начнется схватка за власть, требующая полного напряжения моих наличных сил, «приличные» кварталы не стали безропотной жертвой волны преступности и насилия, которой сопровождалась любая замятня в городе. Практически в каждой квартире города хранился пистолет или охотничье ружье, но вот людей, способных правильно распорядится имеющимся оружием было мало. И теперь часть моих сотрудников, которых я, не мудрствуя лукаво, обозвал участковыми уполномоченными, инициируют собрания жильцов, сбивают из них группы самообороны, составляю реестр оружия и схемы оповещения, и вот, направляют на занятия в арендованный на выходные дни тир Преображенского полка. Безусловно, никто не планирует, что университетский преподаватель, предприниматель или лицо свободной профессии остановят толпу солдат или матросов, что куролесили по городу в феврале, но отпугнуть шайку уголовников несколько организованных и решительно настроенных человек вполне способны.
— Продолжайте, Николай Карпович, я вас внимательно слушаю.
Я повернулся к сидящему у моего стола мужчине и поощрительно улыбнулся.
Николай Карпович Промыслов, штабс-ротмистр, числившейся при Варшавском охранном отделении, в конце 1916 года по причине тяжелого ранения в ногу, был отправлен в отставку. В столицу прибыл в феврале, чтобы выхлопотать повышение начисленного пенсионного содержания. Документы свои спрятал до лучших времен, от знакомых, у которых остановился, съехал, чтобы не подставить под удар.
Ко мне попал с документами почетного гражданина города Москвы, помыкавшись по бурлящей столице и поняв, что возвращаться в прифронтовой Двинск, куда он попал после падения Варшавы, смысла нет. После краткого собеседования я убедился, что почетный гражданин обладает, необычно полными, знаниями в искусстве тайной войны, тем более, что советские и постсоветские секретные индукции писались по имперским первоисточникам.
Мое предложение возглавить службу разведки и контрразведки, Николай Карпович сходу отверг, грустно указав на массивную палку, на которую он был вынужден опираться при ходьбе.
В ответ я предложил ему проехаться со мной, показав по ходу маршрута коляски мои посты наблюдения, состоящие в основном из безногих инвалидов, их связных, тоже в основном калечных воинов.
— У меня других нет, господин Промыслов. Ваши коллеги разбежались, кто куда, во всяком случае, ни один у меня не появился, а я разорваться не могу. Поэтому предлагаю остаться. В конце концов ваша хромота будет являться отличной маскировкой, да и бегать по крышам или следить за фигурантами вам не придется.
— Как знать, как знать…- задумчиво пробормотал Николай Карпович и согласился.
У меня он появлялся редко, обычно в темноте и через черный вход, предварительно посетив соседний госпиталь. Основное время господин штабс-ротмистр проводил в не в нашем дворце, а в трёхэтажном флигеле, приткнувшему во дворе огромного доходного дома по улице Жуковского. Мне пришлось разорится на аренду этого здания, с каретным сараем на первом этаже. На стену повесили плакат, вещающий, что это странно-приимный дом Яблочинского мужского монастыря, открытого иждивением промышленника Хлебникова Ивана Сидоровича. Посторонних
странноприимный дом не допускал, ссылаясь на тесноту и скудность содержания. Сам монастырь, с пятнадцатого века располагавшийся южнее Брест-Литовского, оставался под немецкой оккупацией, а место было примечательно тем, что замкнутый двор доходного дома имел входы на четыре стороны. Единственной проблемой кроме денежных затрат, было то, что продукты в тихую обитель приходилось доставлять в закрытых коробах, как и вывозить мусор — кормить боевиков и филеров исключительно постной пищей было решительно невозможно, поэтому мясные отруба и банки с мясными консервами поставлялись в флигель тайно.
Сейчас, кроме обычных проверочных мероприятий, связанных с уголовными бандами, объектом нашей разработки являлась Анастасия Михайловна Воронова, вдова титулярного советника Воронова Ильи Никитича, коллеги Николая Карповича, убитого случайным солдатским патрулем в подворотне, возле своего дома. В наследство от покойного мне достался израненный доберман Треф, короткая интрижка с его вдовой, и стойкая убежденность что господин Воронов работал на немцев.
Из чувства сочувствия к вдове, имеющей на руках маленького сына, я несколько раз отправил на квартиру Анастасии Михайловне продуктовые передачи, достаточные, чтобы жить вдвоем с ребенком, но третью посылку у моего посыльного принять отказались, причем, в весьма грубой форме. При этом, моего бойца не допустила в квартиру не сама хозяйка, а горничная, это было установлено точно.
Я очень заинтересовался внезапным благополучием одинокой женщины, и… интересуюсь до сих пор.
Проверка установила, что в квартире мадам регулярно собирается «музыкально-поэтический» салон, где, кроме дам «полусвета», бывают многочисленные офицеры. Причем, гостями салона, в основном, бывают молодые офицеры тыловых структур столицы и Кронштадта. Обвешанных орденами офицеров- «окопников», здесь не привечали. И если состав военных периодически менялся, то постоянно посещали салон три иностранца — датский коммивояжер, представитель фирмы по поставке рыбы с Фарерских островов, а также какой-то британец и швед.
Причем иностранцы вели себя как матерые агенты спецслужб, постоянно меняя маршруты движения, проверяясь и подстраховывая друг друга, так, что мы даже не пытались следить за ними.
Приношу извинения, настиг жесткий грипп, с трудом, за два дня с трудом написал это главу. Когда будут продолжения этой и других книг ответить сейчас не могу.
Глава 6
Глава шестая.
Апрель одна тысяча девятьсот семнадцатого года.
Доходный дом по Набережной реки Мойка.
Страну мутило послереволюционным похмельем. Повылазившие, как опята из трухлявого пня, Совет рабочих, солдатских и прочих депутатов, пытались, как руководитель следственного комитете, влезть во все вопросы жизни огромной страны, Временное правительство пыталось штопать новые и новые прорехи в разваливающейся системе управления государством, старательно игнорируя Советы и их запросы, а армия…
В апреле, нарушившая присягу, армия Империи громогласно дискутировала, стоит ли присягать Временному правительству по царским текстам присяги, ждать ли организации Учредительного собрания и присягать ему, или же, присягать Временному правительству, но, по какой присяге — царской, с литературными отступлениями, или требовать от министров срочного принятия новой редакции присяги?
Левые газеты публиковали протоколы следственной комиссии в отношении черносотенцев, так называемого союза русского народа. Но, к моему великому удивлению, за период с одна тысяча девятьсот седьмого года, было предъявлено всего три убийства политических противников — Иоллос, Герценштейн и Караваева, причем о доказательствах с юридической точки зрения речь не шла, все обвинения строились на принципе — «Cui bono» (кому выгодно). И где эти многочисленные лавочники в окровавленных фартуках, с железными ломами и металлическими гирьками на кожаных шнурах, с их еженедельными погромами? Не знаю, почему так быстро исчезло такое массовое движение патриотических сил, у которого было почти четыре тысячи первичных организаций по всей территории страны, но сейчас их не пинал только ленивый.
