Горизонты Холода - Евдокимов Дмитрий Викторович

– А раньше хошоны делали что-то подобное? – поинтересовался я, возвращаясь к карте.

– Очень задиристый народ, – сокрушенно покачал головой майор, – если не воюют с соседями, так между собой грызутся. Набеги они и раньше устраивали, но до Соболевска, если мне память не изменяет, доходили всего один раз лет так пятнадцать назад. Раньше тут другие туземцы беспокойство доставляли: тотуи, версины, редины. Это потом они поутихли, в том числе благодаря хошонам, сметающим все на своем пути.

– Но они раньше никогда не изъявляли желания остаться на чужих землях? – подал голос разбирающий почту за своей конторкой мой секретарь и доверенное лицо штабс-капитан Сашка Иванников.

– Истинная правда, – подтвердил Писарев, – хошоны всегда убирались восвояси, на юг Карайской равнины, к Ратанским горам. А в этот раз столбы ставят, то есть решили занять земли всерьез и надолго.

– Я вам точно говорю: это все происки генерала Ричмонда! – мрачно заявил комендант города майор Сергей Семенович Луковичный. – Может, просто реакция на ваш приезд, может, месть за поддержку криольцев. Показывает, кто тут хозяин.

– Ну так что же нам теперь? Утереться и за стены Соболевска нос не высовывать? – вскинулся Иванников.

– Как бы печально это ни звучало, Александр, но противостоять фрадштадтцам в Рунгазее мы не можем, – начальник штаба раздраженно передернул плечами. – Наше счастье еще, что островитяне любят загребать жар чужими руками и пока действуют посредством туземцев. Джеймс Ричмонд в состоянии выставить тридцатитысячную армию из подданных Короны, которым мы можем противопоставить всего пять-шесть тысяч солдат колониального корпуса, да еще размазанных тонким слоем по побережью и фортам.

– Иван Михайлович! – жестко одернул я майора за употребление слова «колониального». – Рунгазейского корпуса! Никаких колоний, колонистов и прочих колониальных штучек! Мы теперь полноценная провинция Таридии!

– Так-то оно так, – недовольно буркнул Луковичный, – да только много ли меняется от смены названий? Мы даже хошонов не в состоянии выгнать, куда уж нам с фрадштадтцами силами мериться!

Да чтоб меня! Я уж думал, что, покинув Старый Свет, избавился от необходимости слушать это самоуничижительное нытье, и вот опять! И то мы не можем сами, и это нам самим не сделать! Сейчас они заявят, что нужно просить Ивангород прислать тысяч тридцать солдат, а лучше пятьдесят, иначе не справимся. А придумать что-то такое, чтобы собственными силами обойтись – это не про нас, что ли?

– Разберемся со всеми напастями по очереди, – с трудом удержавшись от резких слов, заявил я. – Готовьте войска к походу!

Луковичный от неожиданности зашелся в кашле, Писарев же растерянно перевел взгляд с меня на Иванникова, то ли в поисках поддержки, то ли желая проверить по Сашкиной реакции, не шучу ли я. Но тот с совершенно бесстрастным выражением лица продолжал разбирать бумаги.

– Как в поход? – наконец выдавил из себя комендант.

– Куда? – добавил свой вопрос начальник штаба.

– Господа, в своих расчетах мы допускаем ошибку, – опершись обеими руками о край стола, я склонился над картой. – Мы знаем о восточной группировке хошонов и считаем, что им известно, что мы об этом знаем. Но на самом деле это не так. Наши воинственные туземцы приложили массу усилий, чтобы вести о них не дошли до Соболевска раньше времени. А раз так, задуманная их вождями или их кураторами из Ньюпорта комбинация становится предельно ясной.

– То есть? – насупившись, Луковичный смотрел на меня, ожидая продолжения.

– Если исходить из предположения, что здесь хошонской орды нет, – Писарев прикрыл часть карты своей рукой, – то для нас логичным выглядит поход на юг.

– Нас просто-таки вынуждают к этому, – поддержал я догадку начальника штаба. – С особой жестокостью уничтожается наш поселок на побережье, показываются серьезные намерения хошонов осесть на отнятой земле. Мы в бешенстве, горим желанием отомстить, указать выскочкам их место, потому двигаем армию на юг, оголяя тем самым оборону Соболевска. В это время вот эта самая орда, как вы, Иван Михайлович, выразились, устремится сюда. По льду, который как раз к тому времени наберет прочность, хошоны перейдут реку и обрушатся на нашу столицу.

– И несмотря на все это, вы собираетесь увести армию на юг? – непонимающе воскликнул комендант города.

– Терпение, господа, терпение! Хошонов нужно наказывать, причем делать это нужно сейчас, а не весной. Готовьте армию к походу, скоро вы все узнаете.

Не то чтобы я не доверял именно этой паре офицеров, но волей-неволей приходилось держать в голове факт утечки информации о моем визите к криольцам. С этим еще предстоит разобраться, а пока – береженого бог бережет.

В отсутствии других данных слухи о походе на юг распространятся очень быстро и достигнут ушей тех, кто ждет моей реакции на происходящее. Пусть думают, что я купился на их трюк, и готовятся продолжать игру.

Писарев и Луковичный ушли, а я еще некоторое время провел над картой. Хотя называть картой это произведение неизвестных художников можно было только условно. Красивый рисунок западной части материка, с обязательной розой ветров, на самом деле к ветрам не имеющей никакого отношения, а лишь обозначающей стороны горизонта, изображения животных, обитающих в той или иной местности, фигурки лиственных и хвойных деревьев, филигранные завитушки в названиях. Вот такой «красотой» пользовались мои предшественники на посту губернатора Рунгазеи. Неужели их это устраивало? Мало того что здесь нет ни масштаба, ни достоверности, ни восточной части Рунгазеи, так еще и не все существующие поселения указаны. Как можно править землями, не имея даже четкого представления, где живут вверенные твоим заботам люди?

Глядя на это «произведение искусства», я даже слегка сожалел, что два года назад фрадштадтцы прервали мою первую попытку добраться до Нового Света – уж что-что, а нормальная карта у меня к этому дню уже бы точно была.

Картографы, кстати, трудятся не покладая рук с самого моего вступления в должность, но, учитывая бескрайние рунгазейские просторы, работы у них еще непочатый край. Понимаю, что бесполезно требовать невозможного, но обстоятельства сложились исключительные, так что придется все-таки их поторопить.

Я поднялся на самый верхний, третий этаж губернаторского дворца, где два больших помещения были выделены картографической службе, и вытребовал себе один из самых свежих набросков. Пусть это еще не полноценная карта, но уже хоть какая-то точность в расстояниях. Само собой, что ни севера, ни востока материка там по-прежнему не было, да и в сторону юга нанесенные земли не доходили даже до криольской территории, но и поселок Петровский, и Карайская равнина присутствовали, а большего мне сейчас и не нужно.

Выйдя от «картежников», как картографистов в шутку называли другие обитатели дворца, я хотел было спуститься к себе, но передумал и прошел к балкону. На улице было холодно, потому выходить я не стал, ограничившись видом изнутри, благо и отсюда была видна большая часть Соболевска. Вне поля зрения оставались только припортовый район и собственно порт.

Город располагался в дельте реки Амея, что на языке рединов означало «змейка», на острове. Точнее, на острове находилась его основная часть. Вообще же столице провинции здесь давно уже было тесно, потому нет ничего удивительного, что Соболевск расползся и на континентальную часть суши по обоим берегам реки. Северный берег стремительно застраивался и заселялся, совсем недавно туда был перекинут деревянный мост, а вот с южной стороны Амея была слишком широка, и сообщение с совсем небольшим пригородом осуществлялось при помощи парома. Но это в теплое время года, зимой же реку сковывал лед, по которому прокладывалась санная дорога, значительно сокращавшая время пути. Уникальность этой местности заключалась в том, что западная оконечность острова омывалась уже водами океана и порт Соболевска считался незамерзающим. Лишь на пике январских морозов кораблям иногда приходилось отступать от пристани, дабы не оказаться в ледяном плену.