Голограф (СИ) - Мусин Шамиль
Не снимая маски раскаяния, я лихорадочно думал, чем же меня зацепили, что он так уверенно давит на меня. А впрочем, неважно, все равно не собираюсь тут оставаться. Возьмусь-ка за работу, а в документах напишу такое, что повторение проекта разнесет тут все к чертовой матери. Он еще полчаса извергал бла-бла-бла, и, наконец, смотался.
Лысый оказался моим заместителем, чем я и воспользовался, велев ему принести подробную распечатку всех сотрудников института. Изображая усердную деятельность, я с умным видом стал расхаживать по институту, прислушиваясь к разговорам, и, стараясь запомнить проскользнувшие имена. Если ко мне обращались, отделывался односложными ничего не значащими ответами.
В испытательном зале увидел наполовину разобранную установку, отдаленно напоминающую ту, что я запускал в Заречном, уменьшенную в несколько раз. Было очевидно, что эта гора железа ни на что, кроме расхода электроэнергии и жидкого азота, не способна. Возможно, Алексей умышленно завел исследование в тупиковый путь, тогда честь ему и хвала.
Вернувшись в кабинет, включил компьютер и, загрузив проект, убедился, что я угадал: Алексей умышленно завел исследование в тупик – не мог он такую ересь написать в техзадании. Теперь передо мной встала дилемма: оставаться здесь или смотаться отсюда, сделав настоящую установку. Досидев до полшестого, пошел в тот ресторан, возле которого вчера сцепился с кавказцами. После ужина решил прогуляться, и ноги сами принесли меня к Надиному дому. Знаю, что явиться без предупреждения – дурной тон, вот и напоролся на то, за что боролся: Надя вышла из подъезда, держа под руку Юру. Резко остановившись, я отошел в тень дерева и стоял там пока они, сев в машину, не уехали.
— Место возле нее занято, — прошептал я себе, — а что ты хотел, чтобы она ждала тебя, сидя у окошка? — Стало тоскливо на душе и, в то же время, досадно, словно подсмотрел чужую интимную жизнь. Ладно, не буду беспокоить ее своей любовью, она у нее уже есть. А стану я активно восстанавливать установку, а перед уходом установлю бомбу с замедлением, чтобы все взорвалось через секунду после старта.
Всю следующую неделю я был занят с утра до позднего вечера: отдал чертежи на изготовление криостата, велел купить микросхемы и заказать печатные платы по экстренному тарифу. Скрывать схему не имело смысла: весь секрет состоял в файлах конфигурации ПЛИСов и прошивке контроллера.
В конце недели после обеда раздался звонок от Нади:
— Ты все-таки пропал.
— Я был на следующий вечер возле твоего дома, но не захотел вам мешать.
— Ах, вот, в чем дело, рассмеялась Надя, — приезжай сейчас ко мне, квартира двенадцать.
Дверь открыла Надя, и я, улыбаясь до ушей, прошел за ней в комнату, но, увидев там незнакомого мужчину, посмурнел. Надя, увидев мою реакцию, расхохоталась:
— Познакомься, это мой двоюродный брат, Виктор.
— Алексей, — облегченно улыбнулся я, пожимая ему руку.
Виктор представлял собой группу офицеров, не просто недовольных развалом армии, но и готовых действовать. Они собирались взорвать Тарасова во время его посещения открываемой на деньги спонсоров больницы. Но сами провезти бомбу за ограждение не могли, рассчитывая на меня и мой депутатский билет.
Мне предстояло припарковать свой Крузак так, чтобы задний бампер смотрел в сторону середины ковровой дорожки, по которой пойдет президент. Пол задней части машины будет приподнят и укреплен, ниша заполнится взрывчаткой для направленного взрыва. Разумеется, после взрыва придется прятаться, и, даже если сразу меня не поймают, это все равно произойдет раньше или позже.
Трудный выбор. Конечно, я не имел к этому миру никакого отношения, и сложить голову за его процветание мне совсем не улыбалось, но, в то же время, после того, что наговорил журналистам, уйти в кусты было бы не просто стыдно, а позорно. Совершенно невозможно было, глядя в глаза Наде, отказаться. И я согласился. Ее глаза засияли, и щеки покрылись румянцем, а Виктор, увидев реакцию сестры, стал собираться. Продиктовав мне адрес автомастерской, в которую назавтра следовало подогнать машину, он ушел, и я остался один на один с Надей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})То, что со мной творилось, было похоже на сумасшествие: всего за пару месяцев я умудрился влюбиться и дважды потерять ее, а сейчас опять видел перед собой ее милое лицо – кто бы это выдержал!
— В тот вечер нас пригласили на презентацию художественной выставки. — Глаза ее смеялись. — А с Юрой мы дружим с первого курса журфака.
Кажется, дома стало даже светлее, настолько мне стало хорошо. Надя поставила чайник и делала что-то еще, а я просто смотрел на нее, только от одного этого получая удовольствие. Потом мы пили чай, за которым я впервые прочел в ее глазах теплую симпатию.
— Хочешь, пойдем в театр, — предложила Надя, — я достану билеты.
Меня впервые приглашала в театр женщина, обычно, это делал я сам. Разве я мог отказаться? Конечно же, нет. Надя позвонила кому-то, и через два часа, ушедшие на переодевание, марафет, дорогу и покупку билетов, мы вошли в фойе МХАТ. В вечернем черном платье Надя выглядела великолепно, и к ней несколько раз подходили и здоровались ее друзья и знакомые. Одна из них, стрельнув на меня глазами, спросила:
— Я бы хотела его попробовать. Одолжишь мне его?
— Подавишься, — зло бросила Надя и, взяв меня под руку, повела в сторону зрительного зала, но по дороге была остановлена какой-то женщиной и заговорила с ней. В это время, повернувшись, я столкнулся с Кроуфордом, который сопровождал красивую даму, увешанную бриллиантами как новогодняя елка.
— Одобряю ваш выбор, — произнес он с довольной улыбкой, — с прессой нужно поддерживать хорошие отношения. Я заметил, что вы, наконец, активно взялись за дело и бросили пить. Эта женщина хорошо повлияла на вас.
В зрительном зале я сидел рядом с Надей и просто наслаждался ее близостью, не очень внимательно следя за сюжетом спектакля.
— Смотри не на меня, а на сцену, — улыбнувшись, попросила она, — это же премьера. — Я кивнул с довольной улыбкой, вовсе не собираясь что-нибудь менять.
После спектакля я проводил ее до двери квартиры, и, пока раздумывал, рискнуть ее поцеловать или нет, она сама чмокнула меня в щеку и зашла за дверь. Всю дорогу домой я глупо улыбался, довольный, как кот, наевшийся сметаны, но потом, лежа в постели, долго не мог уснуть, в мыслях переживая прошедшие события. Такая жизнь начинала сводить с ума. Отношения с этой женщиной проносились через меня, как виражи на крутых горках, меняясь от самых начальных до самых интимных, и теперь опять начиналось все сначала. Рехнуться можно.
На следующий день я завез Крузак в автосервис, и весь день изображал активную деятельность, в сущности, валяя дурака. Вечером забрал заряженную машину и, поставив будильник, пораньше лег спать. Утром плотно позавтракал: бог знает, когда еще придется поесть, и придется ли есть когда-нибудь вообще.
У въезда на маленькую территорию больницы тщательно проверяли машины и документы въезжающих. У меня посмотрели удостоверение депутата, поводили вокруг меня детектором и осмотрели машину, глубоко копать не стали – все-таки депутат Думы от ведущей фракции. Проехал на территорию и поставил машину там, где и собирался, видимо, бардак в стране добрался и до службы охраны президента: в моей реальности машину не дали бы поставить ближе пятидесяти метров от маршрута президента. Поболтавшись для вида по территории, вышел оттуда и пошел к стоянке, где меня ожидало такси. Кнопку дистанционного пульта взрывателя должен был нажать кто-то другой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})В такси я нацепил парик, накладные бороду и усы, и надел темные очки. Взглянув на себя в зеркало, удовлетворенно кивнул: вылитый герой дешевого американского боевика. Поездив пятнадцать минут по переулкам, строго по заветам многоопытного Юлиана Семенова, вышел из такси и прошел через парк на другую улицу, где меня ждала машина, за рулем которой сидела Надя. Она взволнованно расспросила, как все прошло, и отдала мне фальшивые документы и мой пистолет с кобурой, которую я тут же нацепил на ремень.