Чернозимье (СИ) - Зимовец Александр

Чернозимье

Звезды над рекою гаснут,

Тает сон моей судьбы.

Я не знаю, был ли счастлив,

Да и я ли это был.

Фернандо Пессоа.

Пролог

Я падал. Падал с такой огромной высоты, что городские стены Карнары — высочайшие в Монланде — казались отсюда игрушечным замком, сделанным из кубиков «Лего». Ветер отчаянно свистел в ушах, вертя мое тело во все стороны, словно мальчишка — беспомощного жука. Внизу суетилась огромная масса людей — живых и мертвых — с высоты представлявшихся двумя стаями копошащихся муравьев, почти неотличимых друг от друга.

Я знал, что сделал все правильно. Ничего лучше я сделать не мог. Но достиг ли я цели? Победил ли я или просто плюнул в лицо врагу перед смертью? Мне не суждено это узнать. Пусть это узнают другие — и делают с этим знанием что захотят.

Земля приближалась стремительно и неумолимо. Сколько раз я, всю жизнь боявшийся высоты, видел подобную картину в кошмарных снах! И всегда за секунду до того, как встретиться с земной твердью, я просыпался, дрожащий от избытка адреналина и счастливый от того, что это был лишь сон.

Я знал, что в этот раз так не будет. В этот раз мне предстояло встретиться с землей.

Глава 1

Пол тронного зала был вымощен плитами гербовых цветов Карнары — черного и белого — и отполирован шарканьем множества ног, отчего походил на шахматную доску. Я сделал по нему всего несколько шагов и едва не поскользнулся. Смотреть под ноги было нельзя — необходимо было не сводить глаз с лика Его Величества, короля Карнары.

На мою шею непривычно давила серебряная цепь с тяжелым медальоном, украшенным россыпью мелких сапфиров — знак отличия егермейстера, который Сергею пожаловал давным-давно старый маркграф, но с которым Сергея видели лишь изредка, и обычно, почему-то, не на людях. Теперь же мне пришлось этот медальон надеть — для солидности.

Восседавший на слишком высоком для него троне десятилетний мальчишка, с трудом держащий осанку под тяжестью серебряного венца — хоть тот специально для него бы сделан облегченным — смотрел на меня с таким же любопытством, как я на него.

По правую руку от трона стоял регент, герцог Волькенбергский, мужчина лет сорока с клиновидной бородкой и глубоко посаженными черными глазами, одетый в камзол и плащ, расшитые серебром по черному полю. В отличие от короля, глаза которого сияли непосредственным детским любопытством, лицо герцога походило на деревянную маску, вроде тех, что жители окрестностей Кира достают из сундуков во время осеннего карнавала.

Вдоль стен зала толпились пестро разряженные придворные — несколько десятков высших сановников королевства. Позади всех, у самых дверей скромно примостилась моя так называемая свита — Олег в пять лет не надеванном нарядном камзоле, Тим с кинжалом в купленных недавно богатых ножнах, Вика в монашеском облачении — ей пришлось принять сан, чтобы в Карнаре не было вопросов к ее амулетам.

— Склонитесь перед мудрейшим владыкой! — громко произнес где-то сбоку от нас, у самой стены ала церемониймейстер в тяжелой меховой накидке.

Остановившись посреди зала, я сделал глубокий поклон и опустился на одно колено, и то же самое сделал стоявший от меня по левую руку орденский нунций — худой, как жердь, бритый мужчина в черном камзоле, с лицом, обезображенным косым шрамом. Он был кем-то вроде постоянно представителя Ордена при дворе, и именно он в последние три дня натаскивал меня по части придворного этикета, а также передавал пожелания Капитула.

— Что имеет сказать нам наш верный вассал, нунций Ордена Мученика Иеремии? — отчеканил мальчишка неестественным голосом, словно читал невидимую бегущую строку.

— Ваше величество, — произнес нунций, наклонив голову еще сильнее, — Капитул Ордена склоняется перед вашей мудростью и справедливостью, посылая вам заверения в своем глубочайшем почтении. Имею сообщить вам, что в настоящее время положение Ордена упрочилось за счет заключения нового договора с покорным его воле вассалом — городом Крюстером. Город признал верховенство воли Ордена, а вместе с тем — всеблагую власть Вашего Величества, за что получил милостивые пожалования и пребывает в полном спокойствии.

Нунций откровенно выдавал желаемое за действительное: на самом-то деле Крюстер остался независимым, а юрисдикцию Ордена и короля признавал лишь номинально. И если уж не королю, то регенту это точно было небезызвестно, однако он не стал прерывать нунция, благосклонно слушая дальше.

— Также имею вам сообщить, что другой верный вассал Ордена, егермейстерство Кернадальское, также пребывает ныне в порядке после отражения атаки богомерзкой нежити из Чернолесья. Однако же, в ходе означенного нападения его высокоинородие егермейстер Сергей погиб, и ныне его преемником является егермейстер Руман, титул которого мы всеподданнейше просим утвердить.

Его величество едва заметно кивнул, не проронив ни слова.

— Ваше Величество, позвольте представить вам Румана из Брукмера, верного вассала Ордена Мученика Иеремии, Егермейстера Кернадала, –проговорил он хриплым, каркающим голосом, эхом разлетевшимся под сводами зала.

— Приветствую вас, — холодно произнес мальчик. — Мы пожелали видеть вас, чтобы выразить признательность за защиту северных рубежей. А также изложить ваше мнение о… как это… — он на секунду обратил взор к регенту, словно ожидая подсказки, а затем, прочитав по его губам какое-то слово, продолжил, — о затруднениях в Кирхаймской марке.

— Мое мнение заключается в том, что… затруднения в Кирхаймской марке являются обстоятельством крайней важности, — начал я. — Чернолесские егеря, которых я представляю, окажут Короне всю возможную помощь том, чтобы их преодолеть. Я обещаю, что мы в полном составе встанем на защиту страны и, если понадобится, отдадим жизнь, но не пропустим нежить дальше. Но одни мы не справимся. Необходима мобилизация всех наличных сил королевства для борьбы с нежитью. Необходима также помощь других стран: Каруинского герцогства, Ансо, Тарсина, даже стран Запроливья. Это невиданная ранее угроза, которая грозит гибелью всем, и перед лицом которой не должно быть вражды между людьми.

Воцарилось секундное молчание, во время которого юный король сперва сохранял каменное выражение лица, а затем слегка повернул голову в сторону герцога, словно вновь ожидая команды. Но герцог, казалось, сам замешкался.

— Это правда, что ты можешь обращаться в крылатого тигра? — спросил вдруг Его Величество.

Я изо всех сил постарался сдержать улыбку. Ксай я попросил остаться в Кернадале, но слухи о ее триумфальном появлении там, конечно, дошли уже и до столицы: слишком много людей видело эту сцену своими глазами.

Впрочем, в кривом зеркале этих слухов история исказилась до неузнаваемости. Так многие считали, что в дракона оюращался я сам, а в других историях дракон (чуждый здешней мифологии) превратился в крылатого тигра. Тигров в Монланде тоже никто не видел, зато они жили в Сунланде и часто украшали тамошние гербы. Крылатый же тигр был любимым транспортом палатинских сказочных героев.

— Нет, Ваше Величество — ответил я. — Но мой друг может… нечто подобное.

— И он может защитить нас? — спросил король, не обращая внимание на раздраженный жест регента.

— Боюсь, что нет, — ответил я. — Перед нами очень мощная сила. Всем людям нужно объединиться в борьбе с ней.

— То есть, вы предлагаете начать войну? — произнес регент. — Войну, где герцог Каруинский по какой-то неведомой причине встанет со мной плечом к плечу? А вам не кажется, что, прежде чем делать подобные предложения, неплохо было бы заручиться его согласием?

— Война уже началась, — ответил я. — Нежить не будет присылать послов, предъявлять ультиматумы и заключать перемирия. Захватив Кирхайм, она двинется дальше на юг, уничтожая и разоряя страну до тех пор, пока не поглотит ее целиком. Мы все уже воюем, хотим мы того или нет. И герцог Каруинский, я надеюсь, тоже это поймет. Главное, чтобы не было слишком поздно. Я нижайше просил бы Его Величество сделать первый шаг и выступить примирителем и объединителем владык Монланада. Боюсь, что без этого чернолесские егеря не смогут обеспечить защиту даже Карнары.