Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце

– Как закончили? – удивился Алексей.

– Спешили, работали без сна, чтобы перейти в твое распоряжение. Нас трое, вездеход… Мы сможем помочь в наиболее трудном месте на опытном участке.

– Спасибо. Сними куртку. Здесь тепло… А тебе в последний месяц и погреться было негде.

– Как у тебя хорошо! – Галя сняла шапку, черные волосы рассыпались, она откинула их со лба. – Знаешь, я часто представляла тебя в этой каюте. Вот и не удержалась, – она виновато улыбнулась, – прибежала…

– Спасибо, Галя! И за разведку спасибо… и за то, что зашла ко мне. Понимаешь, у меня все время было ощущение, что мне кого-то не хватает.

– Кого-то? – спросила Галя.

– Знаешь… должно быть, мне тебя не хватало.

– Почему меня?

– Теперь как-то сразу хорошо стало, уверенно! Алексей усадил Галю перед собой на стул.

– Понимаешь, Галчонок, мы с тобой, наверное, настоящие друзья. Хорошо мне с тобой!.. Не могу только объяснить. Час назад дело так плохо шло, казалось, руки опускаются. А теперь словно после отдыха. Так много хочется сделать!

Алексей рассмеялся, порывисто взял Галю за худенькие плечи, притянул к себе, поцеловал в лоб и от избытка внезапно нахлынувшего веселья встряхнул ее.

Галя слабо сопротивлялась:

– Алешка! Ключицу сломаешь.

– Стальные прутья могу согнуть. Все преодолеем, Галчонок, все… Чем хуже – тем лучше! Большему научимся… – Он вскочил и, неожиданно задумавшись, остановился посредине каюты. – Разные с женщинами могут быть отношения. У нас с тобой вроде все ясно и спокойно, а вот с Женей…

Галя нахмурилась, но Алексей продолжал, глядя через иллюминатор в темноту полярной ночи:

– Может быть, так и должно быть. Любовь – я твердо в это верил, – она расслабляет. Любовь и творчество, по крайней мере техническое творчество, несовместимы! В самом деле, надо сказать любимой что-то сокровенное, выстраданное, высокое, а тут трубы на уме. Словом, проза. Любовь требует поэзии. Ты любишь поэзию?

Галя сидела с низко опущенной головой.

– Люблю, – тихо проговорила она.

– Женя любила Блока. Я специально учил для нее… Подожди… как это?..

Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзкоВзор надменный и отдал поклон.Обратись к кавалеру, намеренно резкоТы сказала: «И этот влюблен».И сейчас же в ответ что-то грянули струны,Исступленно запели смычки…Но была ты со мной всем презрением юным…

Забыл дальше… – И Алеша развел руками.

– Любимые стихи не учат, – сказала Галя. – Захочешь – не забудешь.

– Пожалуй, – согласился Алеша. – А ты кого любишь?

Галя даже вздрогнула.

– Когда-нибудь прочту… любимое.

Резко зажужжал зуммер. Алеша помедлил, потом с досадой наклонился к микрофону. Выражение лица его сразу изменилось:

– Слушаю, Василий Васильевич. Я ждал вашего вызова. Сейчас приду.

Алексей встал и выразительно посмотрел на Галю.

– Откажешься от вытаскивания труб? – спросила она.

– Отказаться… от самородков? От твоих самородков? – Алексей заглянул Гале в глаза и взял ее руки в свои. – Никогда! – Он обнял ее и поцеловал.

Минуту они простояли молча, слушая дыхание друг друга. Потом Алексей повторил очень тихо, едва слышно:

– Никогда.

Стоя в дверях каюты, Галя, светло улыбаясь, взглядом провожала Алексея, быстро шагавшего по коридору. Удобный комбинезон подчеркивал его ладную фигуру.

…В салоне капитана собрались Ходов, Федор и дядя Саша. Парторг строительства смотрел в темный иллюминатор. Федор разглядывал на столе карту. Ходов, заложив руку за согнутую спину, расхаживал по салону.

– Пришли? – обернулся он к Алексею. – Прошу простить, если оторвал от дел. Но именно о делах хочу говорить. Я уже поставил в известность парторга ЦК партии товарища Петрова и капитана Терехова о том, что вызван в Москву для личного доклада Волкову. Надеюсь, вы понимаете, что я вынужден доложить об окончании опыта.

– Какой опыт вы считаете законченным? – нахмурился Алексей.

– Опыт затруднения строительства с помощью вытаскивания труб. Вот сводки. Полюбуйтесь. – Ходов потряс перед Алексеем бумагами.

– Я их знаю.

– А я их выучил наизусть. Позор! Ваш участок подводит все строительство. Неужели вам еще не ясно, что порочная идея перестроить метод строительства без коренного изменения механизации провалилась?

– Вы знаете, что нам все же удалось приспособить многие механизмы, мы изменили способ опускания труб, используем летающие краны, отказались от подводных работ.

– Прошу прощения, все же вы тратите на новый способ больше времени, чем на старый. Монтаж трубчатых блоков на льду затруднен, требует работы на морозе. Вы совершенно не справились с переправкой труб на передний край участка. Доставленные трубы, как я предсказывал, оказываются непригодными для новой глубины. Их приходится или обрезать, или надставлять. Появились новые операции! И это называется рационализация! Пока вы добились только вот чего. – Ходов опять потряс перед Алексеем злополучными сводками. – Когда же это вас чему-нибудь научит?

– Я учусь. Проект и метод его осуществления взаимосвязаны. Изменение в технологическом процессе влияет на конструкцию. Я все время учусь, Василий Васильевич, и в том числе у вас.

Дядя Саша отошел от иллюминатора, пряча в усах улыбку.

Ходов согнул узкую спину и, заложив за нее руки, спросил:

– Вы что же, все еще, простите, настаиваете на продолжении своего провалившегося опыта?

– Я настаиваю на завершении нашего опыта и на переходе всего строительства на новый метод, который мы разработаем.

– Это упрямство! – Ходов впился в Алексея холодным взглядом.

– Может быть, это упорство, Василий Васильевич? – вмешался дядя Саша. – И пожалуй, хорошее упорство. А?

Ходов закусил губу.

– В Москве я вынужден буду доложить, что строительство не может перейти на новый метод при существующей механизации. Заменять труд машин человеческими мускулами, возвращаться на десятилетия назад мы не будем. Работы на опытном участке смогут продолжаться, как я полагаю, лишь до моего возвращения из Москвы. На это время, поскольку инженер Карцев все еще будет занят только своим опытным участком, руководство строительством возлагаю на вас, товарищ Терехов. Тебя, товарищ Петров, как парторга ЦК, прошу помочь. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Душа будет болеть за всех.

Говоря это, Ходов пожал всем руки. Сутулясь, он пошел к выходу. Было слышно, как он закашлялся на палубе.