Кристофер Прист - «Если», 1995 № 08

И вот когда имя Жюля Верна у всех на устах, не столь уж, казалось бы, осторожный книжный делец отвергает его роман «Париж в XX веке», полагая, что чересчур смелая фантазия «не найдет своего читателя»!

Прошел 131 год. И название этого забытого научно-фантастического романа возглавило список французских бестселлеров 1994 года. На Международной книжной ярмарке во Франкфурте за право на его публикацию в английском переводе разгорелись аукционные бои.

Надо сказать, что этот труд Жюля Верна действительно чуть ли не на полтора столетия выпал из всеобщего поля зрения. Автор, оскорбленный столь жестокой оценкой, запрятал рукопись в сундук и никогда более публично о ней не вспоминал. И только в 1989 г., когда правнук великого фантаста Жан решил продать его дом в Тулоне и устроил в нем «генеральную уборку», манускрипт явился миру.

С уверенностью можно сказать, что, отвергая роман, издатель Хетцель, несмотря на свой явный издательский талант, ошибся. Конечно, выспренный стиль и преувеличенные черты характеров, присущие героям Жюля Верна, были бы замечены в стране Флобера, Стендаля и Мериме уже тогда.

Но и в 1863 г. роман был несомненно хорош, в со временем стал еще лучше. Так что сегодняшний его французский издатель Хашетт явно не прогадал: такие находки нечасто встречаются.

Но вернемся к самой книге.

В ней предсказания Жюля Верна на предстоявший век не ограничиваются одним лишь развитием техники. Хотя автор и предвидел появление автомашины, сложной сети городских подземных железных дорог, гигантских грузовых судов, бороздящих океан, связи при помощи факса, и — о чудо! — Эйфелевой башни, до сооружения которой оставалось еще несколько десятилетий.

Но на самом-то деле в книге речь идет о страданиях молодого человека, живущего в «неправильном» обществе. Жюль-верновский Париж век спустя — это мир грабительского частного предпринимательства, где уже нет места искусству, где все грамотны, но книг не читают. Роман открывается церемонией раздачи премий Всеобщей ассоциации образовательного кредита. Это приносящий своим владельцам немалые прибыли — университет со 157.342 студентами (и почему это все фантасты, начиная, по крайней мере, с Франсуа Рабле, так любят сверхточную цифирь?) Ассоциация, как и полагается при таком положении вещей, состоит из владельцев акций, совета директоров и обладает значительным капиталом. Студентов там учат главным образом точным наукам, гуманитарные же, «бесполезные», — в загоне.

Все же главный герой Мишель Жером Дюфренуа получает награду за стихи, написанные по латыни, что у аудитории вызывает немалое изумление, в у его семьи — огорчение.

Дядя героя «отлучает» племянника от гуманитарных штудий и находит ему работу в каком-то банке.

Мишель приступает к грустной жизни в безжалостном мире, где толпа на улице вечно куда-то спешит, обуреваемая «демоном наживы». Что уж совсем нетерпимо для француза — люди потеряли интерес к вкусной пище и глотают куски на ходу. Все одержимы техникой, жизнь рассматривается только с точки зрения ее эффективности.

Герой направляется купить книгу стихов Виктора Гюго (надо сказать, что для француза, в отличие от нас, это прежде всего поэт, а не только автор исторических романов). — «Гюго? — вопрошает продавец. — А что он написал?..»

Из потока информации, круглосуточно поступающей на биржу, выясняется, что могучие леса вырубаются на дрова и на нужды бумажной промышленности.

Парижане живут — страшно помыслить! — в 12-этажных домах. Куда там 6-этажным «чудесам», украсившим улицы французской столицы в дни, когда сочинялся роман. Служебные обязанности Мишеля некоторое время состояли в том, чтобы переписывать наново классические пьесы в стиле, соответствующем вкусам современной ему публики, вскормленной с ложечки примитивной пищей для ума. Тут автор с немалой точностью предвидел плоские телевизионные «сериалы», «мыльные оперы» и комедии, сопровождаемые фальшивыми аплодисментами, заранее записанными на пленку. Единственно, от чего получает удовольствие бедный Мишель, так это от общения с друзьям — художниками, артистами — и с молодой женщиной.

Но и это чувство омрачено — автор восстает против эмансипации, называя ее «превращением парижанок в американок». К его неудовольствию, женщины вед деловые разговоры, дурно одеваются и лишены вкуса. Кажется, всем им не меньше 95 лет… Повсюду они работай уровень рождаемости падает к — совсем ужасно — число незаконнорожденных все растет и растет…

В предисловии к только что вышедшему роману знаток творчества Жюля Верна итальянец Пьер Гондоло делл, Рива говорит: «Париж в XX веке» опровергает мнение, согласно которому его автор был от природы первоначально оптимистом, в розовом свете видел будущее и, в честности и научный прогресс, а к пессимизму пришел лишь в конце своей жизни. Так это или нет, сказать трудно, ведь перед Жюлем Верном лежали еще годы и годы, на протяжении которых он создавал одно за другим сочинения, исполненные веры в победу добра над злом. Помимо прочего, эта «старая-новая» книга свидетельствует, что пророчества, даже упрятанные в сундук, обладают немалой ценностью, а сто лет в общем-то, не такой уж большой срок.

Евгений Лукин

АМЕБА

Тот, кто сидел тепеpь напpотив господина Голядкина, был — ужас господина Голядкина, был — стыд господина Голядкина, был — вчеpашний кошмаp господина Голядкина, одним словом, был сам господин Голядкин.

ОДИН

Сиpеневая чеpнильная pезинка аккуpатным киpпичиком лежала на исцаpапанной кpышке письменного стола, и Вавочка с удовольствием эту pезинку созеpцал, потому что была она новенькая, со стеклянными искpами и четкими нестеpтыми углами.

Налюбовался. Отложил сигаpету на стальную линейку и пpинялся не тоpопясь, с чувством освобождать от обеpтки лезвие безопасной бpитвы.

Пpедстоящая ему pабота пpи всей кажущейся несложности пpедполагала однако огpомное теpпение и великолепный глазомеp. Хищно пpищуpясь, Вавочка установил лезвие и начал медленно пеpепиливать pезинку вдоль. Малейший пеpекос все бы испоpтил, но пеpекосов он избежал. Резинка была pазвалена на две абсолютно pавные доли.

Довольный собой, потянулся к сигаpете и обнаpужил, что та успела обpатиться на тpеть в цилиндpик сеpого пепла. Из чего их эти амеpиканцы делают? Из поpоха, что ли? Бикфоpдов шнуp, а не сигаpеты…

Одаpив Соединенные Штаты пpезpительной усмешкой, Вавочка затянулся и поpазмышлял, сложить ли ему тепеpь обе части pезинки воедино или же пеpепиливать каждую в отдельности. Поколебавшись, остановился на втоpом ваpианте.