Санитарный день - Екатерина Витальевна Белецкая
С работой дела тоже обстояли пока что не очень, потому что Лийга требовала то, что считала важным, а на это важное у них сил уже почти не оставалось. К тому же воспоминания причиняли боль — о семье Ит и Скрипач предпочитали думать минимально, это было слишком тяжело, а именно эти воспоминания сейчас Лийге и были необходимы. Правда, она сказала, что сегодня последний день, дальше будет проще, потому что ей потребуются последние данные, из периода работы с теми личностями, которые присутствовали в системе Альтеи. И на том спасибо.
— Не очень понимаю, что именно ты хочешь сделать, — сказал немногим позже Скрипач. Дана к тому моменту уже закончила мучить апельсин, и снова ушла в комнату, к Иту. — Их интересует в большей степени теория, и я больше чем уверен, что Ари продал им эту идею именно с её помощью.
— Я делаю то, что они смогут воспринять, — ответила Лийга. — Если он давал им исключительно теорию, в этом и заключалась его ошибка. Теория? Хорошо. А я отдам им практику. Такую практику, которую можно почувствовать и пропустить через себя. Так же, как это сделала я в своё время, но в большем количестве. Рыжий, прости, что я вас мучаю, но, поверь мне, я понимаю, что делаю. И они поймут. Должны понять. Он ведет себя, словно Архэ — это исключительно функция в системе. Не только с нами, с теми, кто пришел сюда и ждёт, тоже, я больше чем уверена в этом. А я хочу им показать, помимо всего прочего, что Архэ — это ещё и живое существо, которое чувствует и сопричастно. Помнишь, вы рассказывали про этих старичков, которые называли себя Идущими к Луне?
— Конечно, — кивнул Скрипач. — Тебя впечатлила эта история? До такой степени?
— До такой, и даже больше, — кивнула Лийга. — Это было очень больно. Очень, Скиа, потому что в них я в какой-то степени разглядела Рифата и себя. Нам с ним была знакома эта обреченность, беспросветность, и горе, которое живет где-то в глубине, и от которого нет спасения. Поэтому да, история сильно на меня повлияла. Но я сейчас немного о другом. А именно — о вашей реакции на них. По сути, вы схожи. И они носители генома Архэ, и вы. Но вы не думали о них, как о функции или о предмете исследования, нет. Вы сопереживали им, и в результате выполнили их желание, отпустили. Это был мужественный поступок, что бы ты сам про это ни думал. Вам ведь тоже было больно, верно?
— Твоя правда, — согласился печально Скрипач. — Да и сейчас больно, тяжело об этом вспоминать. Жалость, понимаешь? А ещё мы в тот момент осознали, что если бы Идущие прожили не ту судьбу, которая получилась, а истинную, им было бы не легче. Может быть, наоборот, тяжелее. И, чёрт возьми, я не хочу этого — ни для кого больше. Вообще ни для кого.
— В том и дело, — покивала Лийга. — Поэтому давай работать дальше.
* * *
Дни превратились словно бы в какой-то непрекращающийся мутный поток, состоявший из попыток работать, боли, лекарств, и обрывков сна. Есть они оба уже не могли, приходилось довольствоваться тем, что получалось пока что вводить через порты, к тому же, судя по ряду косвенных признаков, начался всё-таки ожидаемый иммунный конфликт, поэтому к списку препаратов пришлось добавить несколько новых. Оба они чудовищно устали, соображали откровенно плохо, поэтому Лийга предложила сделать хотя бы один день разгрузочным. Отлежитесь, предложила она, от вас в таком состоянии мало толку. Остался последний этап, отдохните хотя бы один день, и мы продолжим. Так дальше нельзя, вам нужно как-то дотянуть до завершения работы, а если вы сейчас не отдохнете, вы не сумеете доделать то, что требуется. И они сдались, потому что оба понимали — да, Лийга права, придется признать очевидное.
— Вы только заходите примерно раз в час, — попросил Скрипач. — А то сами понимаете, как бы чего не вышло.
— Будем, — пообещала Лийга. — Обязательно. И постарайтесь поспать, если получится.
— Вот именно, если получится, — с горечью произнес в ответ Ит. — Трудно спасть, когда всё болит и чешется.
— А ты постарайся, — Лийга улыбнулась. — Всё, ложитесь, через час зайдём.
* * *
Спать им обоим не очень хотелось, поэтому просто легли, задернув шторы — там, за окном, был сейчас серый и сумрачный ноябрьский день, и шел дождь, не сильный, но явно зарядивший надолго. Хмарь, холод, и сырость. А ведь, казалось бы, совсем недавно ещё было лето — от которого сейчас не осталось и следа.
— Интересно, увидим ли мы снег, — сказал Скрипач тихо. — Ит, ты хотел бы увидеть снег, а?
— Хотел бы, — ответил Ит. Лёг на свою кровать, поверх одеяла. — Как тогда, в Сосновом Бору, когда за шарлами гонялись. Смешно было, правда?
— Правда, — подтвердил Скрипач. — Только ты знаешь чего? Прекращай упаднические настроения.
— А кто про снег первый начал? — резонно поинтересовался Ит. — Не ты ли это был?
— Я просто сказал, — тут же попытался отвертеться Скрипач. — Потому что сейчас дождь.
— Угу, конечно, — сардонически усмехнулся Ит. — Давай признаем очевидное. Мы оба боимся сдохнуть. Очень боимся. Потому что в наши планы это точно не входило.
— Ну, если серьезно, то да, — подтвердил Скрипач. — И не хотим, и не входило. И надо бы как-то так это всё решить, чтобы не было того, что мы не хотим.
— Вот именно, — подтвердил Ит. — Блин, совершенно дурная голова. И зачем Лийге понадобилось такое количество наших воспоминаний? У меня теперь постоянно вокруг словно бы тени из прошлого, и это тяжко. Она нас словно наизнанку вывернула.
— Вот да, — тут же согласился Скрипач. — Она сумела из нас вытянуть всё самое болезненное и грустное, причем в таком количестве, что сейчас — хоть вешайся, лишь бы поменьше помнить.
— Ну, вешаться мы не собираемся, — возразил Ит, — но вообще действительно… как-то это было
