Блад: глубина неба - Анастасия Орлова
Револьвер выпал из его рук, крик захлебнулся в пошедшей горлом и носом крови. К нему бросился Медина, но Фрипп удержал второго пилота чуть не за шиворот.
— Оставьте, лейтенант! Командир допился до умоисступления и кровавой блевоты, вы ему ничем не поможете.
Боль была настолько сильной, что отказали ноги, и Винтерсблад рухнул с колен на пол, лицом в собственную кровь. Судорогой свело пальцы, помутилось зрение, и в голове осталась лишь одна-единственная внятная мысль, разросшаяся до неистовой, исступлённой мольбы: «Господи, позволь мне умереть вместо неё!» Эта мольба заняла всё его сознание, поглотила офицера целиком, пропитав собою каждую его клеточку. Весь остальной мир вдруг затих, потемнел и погас, словно его выключили.
Карт-бланш
Мелкий дождик был невесом и душист, словно и не дождь вовсе, а облачко духов, которыми брызнулся поздний май. Высокие деревья, растущие вокруг кладбища, отгораживали его от остального мира, не позволяя суете живых тревожить покой мёртвых.
Ей было бы скучно здесь, ведь она никогда не любила покой. Та, которая лежала сейчас в гробу, покрытом распадским флагом.
Вокруг, скорбно опустив головы, толпились военные. В стороне стоял Ортиз со своей свитой. На углу отполированной крышки гроба притулилась нахохлившаяся одноглазая сорока. Капитан «Заклинателя воронья», стоявший ближе всех, забрал птицу, когда пришло время опускать гроб. Сорока очень хотела вернуться назад, даже попыталась выпорхнуть из рук капитана, но лишь шлёпнулась на кучу только что выкопанной земли, беспомощно распластав крылья. Капитан бережно поднял её и положил себе за пазуху. Точка покорно затихла, наблюдая за происходящим единственным своим глазом в зазор меж двух застёгнутых пуговиц капитанского кителя.
Когда все цепочкой потянулись бросить горсть земли на опущенный в могилу гроб, Винтерсблад незаметно ушёл с церемонии. Он не готов был участвовать в закапывании Юны в землю. Не мог.
Подполковник курил, привалившись плечом к старому дубу, когда к нему подошёл Ортиз, оставив свою охрану дожидаться поодаль. Председатель жестом попросил у Блада огонька, закурил и несколько затяжек молчал, отрешённо глядя в пустоту перед собой.
— Я знаю: ты взял её боль на себя, — наконец произнёс он надтреснутым голосом. — Вся команда написала рапорт, что ты допился до зелёных чертей. Только Медина посмел пойти против капитана и предположить, что случившееся с тобой не похоже на пьяный угар. Изложил всё в подробностях, и я понял… — Ортиз помолчал. — Она умерла легко. Легко, потому что ты забрал её боль.
Винтерсблад вздохнул:
— Но я не смог забрать её смерть.
— Это не в твоей власти.
— В моей! — зло крикнул офицер, и ладонь Ортиза тут же взметнулась вверх, останавливая ринувшихся к нему телохранителей. — В моей, потому что я должен был умереть вместо неё! Потому что я должен был стоять за правым её плечом! Потому что… — голос сорвался, и подполковник в отчаянии саданул кулаком по морщинистой коре старого дуба.
Ортиз незаметно кивнул своим охранникам, и один из них трусцой побежал к Бладу, доставая из кармана чистый платок, чтобы вытереть кровь с разбитой руки офицера.
— Да пошёл ты! — шикнул на него Блад, отворачиваясь.
Он упёрся согнутым локтем в дерево, закурил очередную сигарету. Кровь капала на запылённые мыски его сапог.
— Она бы этого не позволила, — после долгой паузы, дождавшись, пока офицер поостынет, мягко возразил председатель. — Ты не знаешь, как она просила за тебя! Мы с ней знакомы с юности, и никогда ни за кого она не ручалась собственной головой. Она впервые в жизни послушала сердце, а не разум, когда поставила мне условие, что летать с тобой больше не будет. Теперь я знаю почему… А ты стоишь тут, с ног до головы проспиртованный, и говоришь, что всё это напрасно. Режешь меня по живому.
Винтерсблад обернулся на Ортиза и только сейчас заметил, что руки председателя мелко дрожат, а уставшее, осунувшееся лицо его щедро припудрено, словно тот хотел скрыть от посторонних глаз слишком заметные следы слишком большого горя. Подполковник всё понял.
— Простите… Я не знал…
Ортиз слабо улыбнулся. Улыбка вышла пугающе опустошённой.
— Брось, подполковник, я и сам не знал… Не знал, было ли это для неё чем-то большим, чем утехи на время увольнений… Но надеюсь, что с остальными, кто был помимо меня, она спала лишь для ритуала… Догадываюсь, что уж тебе-то есть что возразить! Но прошу: не надо. Это заблуждение меня утешает.
— Мне нечего вам возразить, — помолчав, ответил Блад.
Ортиз взглянул на собеседника, и тот заметил в глазах председателя на миг вспыхнувшее удивление, облегчение и… благодарность?
— Я сниму тебя с «Ржавого призрака». Назначу вместо неё, к прежней команде.
— Почему?
— Потому что иначе тебя там убьют. Она бы этого не допустила. Не допущу и я.
Вновь воцарилось молчание: председатель потерянно смотрел вдаль, Винтерсблад о чём-то крепко задумался.
— Оставьте меня на «Призраке», сэр! — подполковник выбросил окурок и развернулся к Ортизу лицом. — Я знаю, что делать.
— Ты убьёшь Фриппа, и у меня будут серьёзные проблемы, — кисло усмехнулся председатель.
— Дайте мне карт-бланш, — твёрдо сказал офицер, — и я сделаю из этих идиотов нормальную воздушную пехоту!
— Каким образом? Переманишь их на свою сторону? — Ортиз скептически покачал головой.
— Переманить их вряд ли получится. Но слушаться меня я их заставлю.
— С помощью грубой силы? Один против всей команды?
— С помощью их самого большого страха. Если доверяете мне, дайте свободу действий, и через несколько месяцев 417-й станет идеальным тараном в армии Распада.
— Пока 417-й, благодаря Фриппу, идеальный тормоз в ОНАР. Хотя сам полк неплохой: бойцы там мощные, выносливые и исполнительные, Фрипп любит таких: у которых сила есть, а ума и не надо. Они, как верные псы, следуют хозяйским приказам и лишних вопросов не задают. Вот только хозяин у них не я. И не ты. Хочешь изменить это, не
