Раненые звезды
Предполагаемый корабль фаэтонцев больше не давал корректирующих импульсов. Не шёл он и под ускорением. Согласно данных обсерваторий, он просто растворился в межпланетном пространстве, включив, видимо, все возможные маскировочные щиты.
У нас была расчетная траектория, но она не могла быть точной – слишком многие параметры остались неизвестными: масса объекта, форма, развесовка, точка приложения усилий маневровых двигателей… в общем, их было столько, что окно сближения с Венерой оставалось довольно размытым. Больше того – траектория могла быть теоретически направлена вовсе не на Венеру. Сближение с Землёй из той точки, где они давали корректирующий импульс, тоже было возможно.
Это было странно. Тревожно. Но на вторые сутки межпланетного перелёта ЦУП дал добро на снижение импульса до значения, эквивалентного стандартной марсианской гравитации. Надо сказать, меня это, скорее, расстроило – я рассчитывал потренироваться с нормальными весами. Да и Кай был не рад – он практически закончил адаптацию. Зато Камелия перестала принимать свои таблетки. Они, конечно, были волшебными – но наверняка имели побочки, о которых она предпочла умолчать.
Удивительный мир, этот древний Марс всё-таки. Мне было сложно представить кого-нибудь из земных публичных политиков, облечённых реальной властью, кто собственной персоной вмешался бы в авантюру, подобную нашей. Впрочем, возможно, что чутьё Камелию не подводило – и наш полёт имел исключительное значение для будущего её мира.
Мы теперь регулярно встречались в храме Ареса, когда Кай был на вахте. Обсуждали разное. Я рассказывал о Земле – честно, насколько мог. Утаивать что-либо не имело смысла. Она же говорила мне о Фаэтоне. Про лидеров. Идеологию. Быт. Выяснилось много интересного. Обе цивилизации почти одновременно вышли на уровень межпланетных полётов, но первыми в гости на Марс прилетели именно фаэтонцы. Сначала миры сосуществовали вполне мирно – ведь делить было нечего. Даже сотрудничали. Обменивались знаниями. А в какой-то момент обнаружили, что люди разных планет полностью генетически совместимы, и могут давать плодовитое потомство. Появились интермировые семьи. Дети. Это объясняло, почему на Марсе вообще оказалась возможна агентурная сеть фаэтонцев.
- Ты же понимаешь, мы теперь предупреждены, - сказала Камелия во время одной из встреч, - и мы постараемся сделать всё, чтобы сохранить свой мир.
- Понимаю, - кивнул я.
- Это значит, что твоя реальность изменится. Мы уйдем в другую ветку событий. По крайней мере, теоретически. Помогая нам спасти наш мир, ты можешь погубить свой. В том смысле, что он никогда не будет таким, каким ты его помнишь, в этом варианте реальности.
- Извини, но я не думаю, что ваши усилия к чему-то приведут, - я пожал плечами, - я помню то, что помню. Значит, реальность осталась неизменной. Но послушай! Ведь не факт, что катастрофа произойдет вообще на нашем веку, понимаешь? Разброс – десятки миллионов лет. Я могу помочь тебе и твоему миру разобраться в Фаэтоном. Поучаствовать в подготовке звездных экспедиций. Принять участие в исследовании других миров – даже очень отдалённых! Релятивистское замедление времени в дальних экспедициях мне на руку играет – я приближаюсь к родному миру. А, может, мы вместе сможем найти создателей? Выяснить их мотивы? Может, найдем создателей тюрвингов? И я смогу вернуться в своё время, чтобы остановить считывание? А вы разовьетесь настолько, что покинете родной мир, оставив его просто за ненадобностью?
Камелия грустно улыбнулась, и покачала головой.
- Ты удивительный парень, Гриша, - сказала она, - даже с мега-компьютером в голове остаешься неисправимым оптимистом.
- Так, может, для этого есть основания? – спросил я.
- Может, и есть, - согласилась Камелия, - но не такие сложные, как ты думаешь. Мы не знаем, кто ты – но мы знаем, что у тебя есть очень значительные возможности, которые мы пока ещё даже не начали использовать. Мне нужна твоя полная лояльность. А, чтобы её получить – я должна тебе предложить нечто, ради чего ты готов был бы идти с нами до конца. Поэтому слушай внимательно. То, что я скажу, звучит совершенно фантастически. Но всё это вполне реализуемо, особенно с твоей помощью, - она направила палец мне в лоб, видимо, имея ввиду мои способности, - мы можем воссоздать для Земли те условия, которые были бы, если бы Марс погиб. Мы можем замаскировать нашу планету – когда на Земле придёт время межпланетных перелётов и продвинутых астрономических наблюдений. Пускай события идут своим чередом. Мы полностью изолируемся от влияния на Землю. А, когда придёт время – объединим усилия, чтобы противостоять считывателям. Если, конечно, они на самом деле явятся на Землю.
- Они уже явились. Непосредственно перед моим… моим уходом, - сказал я.
- Это тоже не факт. Я ведь говорю – мы можем воспроизвести всё. Почистить систему от артефактов. Сделать знак на Луне. Имитировать деятельность считывателей.
- Возможно, не имитировать, - ответил я, - Камелия, пойми… мы говорим о настоящей временной пропасти. Что случится с вашей цивилизацией за это время? Возможно, вы и есть – считыватели. Возможно, даже создатели!
- Тогда тем более имеет смысл нам договорится о чем-то сейчас, - снова улыбнулась Камелия, - потому что в твоих интересах, чтобы появилась привычная тебе Земля. И все, кого ты любишь. Там, в будущем, такие ведь остались, да? А для этого нужны и те, и другие. А ещё, возможно, мы. Потому что я всё-таки не верю, что мы станем считывателями.
Я вздохнул.
- А знаешь, мне нравится твой подход, - сказал я, - ты пытаешься договориться. Ты предлагаешь пряник, и не говоришь про кнут. Будем считать, я согласен. Я на вашей стороне. Кроме того…
Я запнулся, и поглядел на статую божества. Почему-то мне показалось, что Арес посмотрел на меня с каким-то скорбно-обречённым выражением.
- Что кроме того, Гриша? – настороженно спросила Камелия.
- Мне кажется, многие ответы мы найдем на Венере, - ответил я, - и они, как всегда, спутают нам все карты.
