Ирина Оловянная - Самурай

Но сейчас-то я большой и умный! Кто мешает мне завести еще один комп, комп-камикадзе. Ну сотрут ему винч, ну и что? Восстановлю. Э-ээ, странно. Это же так просто, почему все хакеры мира так не делают? Боятся ребят из СБ — очень может быть.

Во вторник вечером Антонио принес мне дезактивированный метеорит.

— Хороший трофей в твою коллекцию, — заметил он.

— Ага, — согласился я, — спасибо.

Пылающие местью эсбэшники по-прежнему не проявляли никаких признаков жизни. Черт возьми! Я даже начал понимать бедного Линаро, который сам бегал признаваться в кремонскую СБ. Хм, я же уже понял, что мне грозит. Вот и ладно, проехали.

К концу недели занятия математикой и физикой надоели мне, как какому-нибудь последнему лентяю. Нельзя же так долго заниматься исключительно ради того, чтобы блеснуть на экзамене, а интересно все это было только до тех пор, пока не стало банальностью. Когда-то в детстве у меня была собственная теория строения мира: я считал Этну бесконечной плоскостью, какая-то часть которой освоена людьми, поэтому был просто потрясен, когда узнал, что она — шар. А сейчас это банальность.

Я позвонил Ларисе, чтобы высказать ей эти соображения, и она согласилась погулять со мной вечером в субботу. Замечательно.

Когда я подошел к ее дверям, слабый дождичек внезапно превратился в холодный весенний ливень. Трах-тарарах! Люди неплохо умеют управлять погодой. На планетах с единым правительством. А на Этне… иногда даже простейшие предсказания не сбываются: то кто-нибудь решит укротить тайфун, чтобы не повредил рыбакам, то — полить свои поля, чтобы урожай не погиб на корню. Не согласовывая это с другими. Последствия за свой счет. Метеорологи плачут горючими слезами. Интересно, а если бросить спичку…

— Заходи, — сказала Лариса, — незачем мокнуть.

— Ага, спасибо.

Синьора Арциньяно милостиво мне улыбнулась: я в фаворе у своей будущей тещи.

А вот синьор Арциньяно…

— Зайди, — пригласил он меня в свой кабинет, — поговорим.

Лариса испуганно на меня посмотрела. Я ободряюще улыбнулся: ничего страшного. Она осуждающе мотнула головой: тебе вечно ничего не страшно.

Я своими ногами пришел в гости к пылающему местью эсбэшнику. Смешно.

— Давно твое имя не появлялось в списках нарушителей, — заметил мне синьор Арциньяно, — вряд ли ты стал пай-мальчиком, ты просто хорошо взламываешь. И вдруг такие следы… — Синьор Арциньяно казался огорченным.

— Нарушитель правил игры! — провозгласил я.

Синьор Арциньяно посмотрел на меня с интересом.

— Не вы первый изобрели такой способ обучения кадров. Так что я догадался, хотя и не сразу, — пояснил я.

Синьор Арциньяно прикрыл глаза: продолжай.

— Но я не ваш кадр, я кадр ваших соседей.

Он согласно покивал головой.

— И я храню гораздо более важные тайны, чем те, до которых вы разрешаете пробиваться всяким юным дарованиям.

Синьор Арциньяно слегка улыбнулся.

— Вывод! — торжественно произнес я. — Проще всего дать мне какой-нибудь разумный допуск, чтобы у вас не звенел звоночек, когда я пытаюсь узнать, умеет ли синьор Маршано, управляющий моей плантацией, водить машину.

— А ты хотел узнать именно это?

— Да.

— А если я не хочу выводить тебя из этой, как ты сказал, игры? — поинтересовался синьор Арциньяно.

— Тогда вам придется убедить профессора, что мне необходимо в нее играть. Это он предложил мне самостоятельно с вами объясняться. Я неделю ждал, пока вы проявитесь.

— Боялся, что я сошлю тебя на Селено?

— Нет, считал деньги на кредитке, думал, вы меня как-нибудь оштрафуете.

Синьор Арциньяно рассмеялся:

— Это имело бы смысл с парнем, которому пришлось бы в такой ситуации покосить чьи-нибудь газоны.

— Или взломать что-нибудь чужое, чтобы вы простили ему долг.

— Э-ээ, нет, это неправильно. Ладно, я тебя понял. Придется тебя амнистировать, раз я ничего не могу с тобой сделать.

— Так нечестно. Нарушение правил игры. Вы меня обезоружили.

— Зачем тебе играть, раз ты уже понял, что это игра?

— Я имел в виду глобальную игру, которая называется «Свобода и ответственность — одно и то же». Если нет ответственности — нет свободы.

— Хорошо сказано. Ладно, черт с ними, со всякими мелкими секретами. Но платить тебе за чужие сайты я больше не буду.

— Оставили бедного ребенка без пряников. Да я сейчас просто заплачу, — пожаловался я как можно более ехидно.

— А присылать мне выкопанную информацию ты все равно будешь, — закончил синьор Арциньяно.

— Хорошо, — согласился я, — договорились. Не думал, что вы такой скряга.

— Все, иди заговаривай зубки моей дочери. Дождь кончился.

— А, так это вы его вызвали, чтобы заманить меня в логово дракона!

— Откусить тебе голову? Нет? Тогда катись, пока я не передумал!

— Спасибо, синьор Арциньяно, — ответил я и полетел успокаивать Ларису.

— О чем это вы разговаривали? — строго спросила Лариса.

— Мне велено сводить тебя на что-нибудь интересное.

— Врун!

— Да, но на что-нибудь интересное я тебя все равно свожу!

— Я серьезно!

— Конечно, я тоже.

Лариса имела очень недовольный вид.

— Не переживай, — утешил я ее, — если бы твой папа откусил мне голову, ты бы это заметила сразу.

— Я сейчас сама откушу тебе голову!

— Давай! — с восторгом воскликнул я и наклонился, чтобы она могла дотянуться.

— Вредный!

— Нет, полезный. Особенно если меня съесть.

— Это еще почему? — спросила огорошенная Лариса.

— Ну когда-то наши далекие предки ели своих убитых врагов, чтобы приобрести всякие их положительные качества, ну там, ум, храбрость, силу.

— В который раз ты хвастаешь? Это уже «отри», да?

— М-мм, наверное. А какая разница?

— В общем-то никакой…

— Все! — заявил я решительно. — Сегодня я, наконец, свожу тебя в театр… — Я осекся.

— Ну своди. Ты собирался продолжить: «Хотя бы все силы ада встали у меня на пути!»?

— Нет, это было бы «очетыре». Я просто подумал, что в Палермо не так много театров, и тебе может не понравиться репертуар.

— Ну хорошо, веди, разберемся.

Здание Оперы оказалось в лесах. Лариса посмотрела на меня вопросительно, я пожал плечами: не знаю. Вдруг я увидел, что стоим мы на большой заплатке: асфальт под ногами еще отличался по цвету от всего остального.

— Пострадало во время последней войны, — пояснил я.

Лариса тоже посмотрела себе под ноги:

— Авианалет?

— Да.

Мы огляделись: Опера не единственный театр в нашей зоне, хотя и самый большой. И стоит он на площади, которая называется Театральная.

— «Театр Тавернелле», «Гастроли нью-британского театра „Октагон“», «Э. Ростан. Сирано де Бержерак», премьера, — прочитала Лариса вслух. — Знаешь, кто он такой?