Юрий Брайдер - Гвоздь в башке

Эта смерть была апофеозом всех моих предыдущих смертей!

Чем только меня не вышибали прежде из чужих тел, но взрывчаткой — впервые. Тут даже нематериальному существу мало не покажется.

В ментальное пространство я вылетел слегка контуженным, а потому новую ситуацию осознал не сразу. Осознание это пришло в виде двух разноречивых новостей — ну прямо как в скверном анекдоте.

Хорошая новость состояла в том, что я стремительно уносился в прошлое. Скорее всего это была заслуга Настромо.

Плохая новость тоже была связана с ним. То ли причиной всему был взрыв, то ли наши души успели чересчур близко сродниться, то ли в стремлении придать мне максимальное ускорение Настромо слегка перестарался, но сейчас я находился в ментальном пространстве не один.

Здесь же присутствовала и лишенная телесной оболочки личность Настромо, но не в виде попутчика, наделенного определенной самостоятельностью, а как часть меня самого.

Естественно, что данное обстоятельство не могло обрадовать меня. Фигурально говоря, у собаки появилась не только пятая нога, но и второй хвост, «вполне способный этой собакой крутить. Ведь не трудно было угадать, на что обратятся все помыслы моего партнера, если мы вновь окажемся в реальном пространстве. Про коварного Астерия новоявленный защитник человечества даже и не вспомнит. В конопле заблудится, от мака одуреет, и в вине утопится.

Надо было срочно избавляться от Настромо, благо что после пережитых потрясений он еще почти ничего не соображал. Да вот только как? Похоже, что наши души соединились не по принципам бутерброда, а по принципам коктейля. И угораздила же меня нелегкая связаться с этим наркоманом!

Между тем полет в ментальном пространстве продолжался, хотя уже и не в таком бешеном темпе. Можно было бы выйти в реальный мир и там попытаться освободиться от нежелательного спутника, но я решил тянуть в прошлое до последней возможности, дабы подобраться к Астерию поближе.

— Почему так темно? — пробормотал вдруг Настромо (вернее его душа). — Эй, убогая, ты зачем окна завесила? Что это еще за фокусы!

— Темно, говоришь… — невесело усмехнулся я. — Глаза у тебя лопнули, потому и темно.

— А ты еще кто такой? — Грубость Настромо скорее всего проистекала от его полной растерянности.

— Я та бездомная душа, которая вселилась в тебя накануне смерти.

— Какой смерти? — возмутился он. — Что ты мелешь?

— Неужели ты ничего не помнишь? — Я был подчеркнуто спокоен.

— А что я должен помнить?

— Храм Антея Гераклоборца помнишь?

— Ну… — не совсем уверенно ответил Настромо.

— Мину в аккумуляторе помнишь?

— Погоди… — Память его была цела, но это уже была несколько иная память, и он еще не умел правильно пользоваться ею. — Не может быть… Так, значит, меня — того… Разорвало?

— На мелкие кусочки, — подтвердил я. — Но в последний момент ты успел выполнить данное обещание и по цепочке поколений послал меня в прошлое. Да еще и сам каким-то образом сумел ко мне присоединиться… Я говорю о душах, естественно.

— Камелия цела осталась? — этот вопрос, безусловно, делал ему честь.

— Все целы. Кроме тебя.

— Во влип… И что же теперь делать? И вообще — я мертвый или нет?

— В банальном смысле этого слова — да. Но душа твоя продолжает существовать. Порукой тому разговор, который мы ведем.

— На фиг мне такое существование! — возмутился он. — Ни закурить, ни выпить… Придумай что-нибудь. Ты же в таких делах специалист.

— Даже не знаю, что тебе ответить… Кое-какой опыт у меня, конечно, имеется, хотя и несколько иного характера. Но в любом случае нам нужно обособиться. Если это и возможно, то лишь в реальном мире. Моржи, например, не могут избавиться от кожных паразитов в своей родной водной стихии и вынуждены выползать на берег, чтобы там почесаться о скалы.

— Хочешь сказать, что прежний мир уже не родной для меня?

— Увы! Теперь ты эфирное создание. Привыкай к этому.

Настромо, конечно, был существом пропащим, но зато мягким и, я бы даже сказал, — воспитанным. Поэтому длинное и витиеватое ругательство, выданное им на-гора, удивило даже меня, слышавшего мат российского рабочего класса, брань финикийской матросни и богохульства египетских грабителей могил.

Впрочем, его можно было понять. После взрыва в метро я, помнится, испытывал сходные чувства. Все на свете тогда проклял — и злополучного бомжа, так некстати оказавшегося на моем пути, и собственное дурацкое великодушие, и не в меру ретивого милиционера, а в особенности того неизвестного гада, который соорудил взрывное устройство.

Прямо скажем, не повезло бедняге. Жил себе потихоньку, никого не трогал, а если и разрушал что-то, так только свой собственный организм. Раз в жизни совершил героический поступок, и вот пожалуйста — лишился тела.

Чтобы хоть как-то развеять его горе, я сказал:

— Попробуй-ка придать нашему движению дополнительный импульс. В прошлый раз у тебя это неплохо получилось.

— В прошлый раз я целехонький был, — буркнул он. — А сейчас превратился в ничто, в пустое место. Ну что, спрашивается, можно требовать от пустого места?

— Если следовать обыденной точке зрения, то мир, в котором мы сейчас находимся, тоже ничто. Следовательно, ты пребываешь в своей родной стихии, где добиться чего-нибудь можно только при помощи разума и воли. Вот и постарайся. Сам ведь хвалился своими сверхъестественными способностями.

— Ширнуться бы, — вздохнул Настромо. — Тогда дело, возможно, и пошло бы.

— Про это забудь! — заявил я категорически. — Бестелесные существа не ширяются. Сконцентрируй волю. Сосредоточься. Действуй по счету «три». Раз! Два! Три! Давай!

И он дал. Да так, что я понесся в прошлое, словно гоночный автомобиль «Формулы-1», вырвавшийся на финишную прямую. Способный парень. Хотя чему тут удивляться — ментальное пространство, в котором мы сейчас пребывали, предназначалось именно для минотавров. Он, можно сказать, был здесь как у себя дома.

Ускорение, полученное мною от Настромо, было так велико, что, преодолев извилистый и прихотливый лабиринт чужой родословной из конца в конец, я оказался в его изначальной точке, а проще говоря, в телесной оболочке заклятого врага человеческого рода Астерия Непобедимого.

Вот уж этого я никак не ожидал!

Вновь меня окружали несокрушимые стены дворца Двойной секиры, вновь ночь пахла волшебными ароматами, вновь я видел перед собой женщину, не скрывавшую прелестей своего роскошного тела, но таившую от всех черты лица.

От Астерия только что увели зареванную девицу человечьей породы (далеко не первую за нынешнюю ночь), и сейчас он решал непростую проблему — закончить ли на этом подвиги любви или после небольшого перерыва продолжить их с прежним пылом.