Нил Эшер - Звездный рубеж

– "Чудовище предстало перед братцем Нуликом во весь рост, но братец не устрашился его.

– Я силен моей верой, Слово Божье – мой бич, и Его милосердие – мое оружие! – воскликнул он".

Мать с сыном внимательно рассмотрели великолепную иллюстрацию.

Приподняв рясу, благочестивый братец показал золотой панцирь на груди, блеснувший на солнце. В правой руке он держал длинное золотое копье, а в левой – кнут.

– "И случилось так, что целый день и целую ночь братец силой удерживал чудовище под мостом… " – продолжала женщина. – А, теперь я вижу!

Братец пьипался поразить силуройна копьем. Наверное, это наскучило чудовищу, и оно лишь одним коготком без труда отклонило оружие братца. Тем временем Собер и Джадж складывали дрова в большой костер.

" – С верой ты непобедим, – провозгласил братец".

Супруги дали силуройну сигнал, и тот схватил Нулика, копье и кнут выпали из рук братца, словно игрушки из неловких рук ребенка.

" – Словом Божьим ты покараешь врагов своих".

Чудовище, очевидно, задумало приготовить из братца кебаб, одной из конечностей оно взялось за кнут и связало Нулика по рукам и ногам.

" – Божьей милостью враги будут повержены".

Теперь стало понятно, зачем были нужны две рогатины по обе стороны костра. Дрова вспыхнули – такого яркого пламени никогда не бывало на Масаде.

" – И мир упадет к ногам твоим! "

Мать с сьшом наблюдали, как быстро поджарился на костре братец Нулик; затем Собер, Джадж и силуройн сняли с него панцирь, будто фольгу, и насладились чудным обедом.

Ломан Дорт сжал в ладонях синюю розу и поднес ее к лицу. Закрыв глаза, он вдохнул нежный аромат цветка и погрузился в воспоминания о далеком детстве. Впрочем, боль от впившихся в руку шипов напомнила ему и о тех временах, когда пришлось на своей шкуре испытать железную дисциплину Септархии. Нет уж, лучше сегодняшний день на "Надежде", среди радужного великолепия и образцового порядка.

Без сомнения, сады Септархии были прекрасны, и Ломан не уставал удивляться этому обстоятельству, так как сами садовники едва ли могли оценить свое творение. Возможно, благодаря "дару" они видели эту удивительную красоту чужими глазами?

Иерарх повернулся к настоятелю монастыря, одетому в темный балахон, туго подпоясанный веревкой из человеческих волос. Монах выглядел изнуренным, словно его терзала какая-то тяжкая болезнь, а вместо глаз у него были старинные кристаллы памяти, хранившие откровения о жизни первых колонистов.

– Говорят, вы создаете свои сады, ориентируясь только по запахам. Обоняние позволяет по-своему видеть ландшафт, и зрячие не в состоянии оценить ваше искусство, – сказал Ломан.

– Такова власть мифа, и незачем развенчивать его. – Настоятель медленно покачал головой.

Иерарх смотрел на ухоженные лужайки и замысловатые клумбы, за которыми возвышалась колоннада главного здания Септархии. Солдаты в белой униформе придавали этой картине некую завершенность. Жаль, что столь гармоничным сочетанием не могут любоваться настоятель и двое его прислужников. Ломан обернулся на своих телохранителей, замерших вдоль изгороди из колючего кустарника с крупными алыми ягодами, потом на Толиса – преемника Клауса. Интересно, понимает ли этот молодой человек всю шаткость своего нынешнего положения?

– Власть без всяких там мифов – вот чему следует поклоняться. А вы продолжаете загружать высшие каналы своими молитвами и песнопениями.

– Так мы служим Господу.

– Они были нужны нам, чтобы не дать Бегемоту завладеть нашим разумом. Но теперь Бегемот мертв, и нужда в том отпала.

– Как вы, лично беседующий с Богом, можете утверждать, что отпала нужда в молитвах?

Ломан вздохнул, кивнул Толису, и спустя мгновение окровавленная рука иерарха сжала пистолет.

Настоятель склонил голову к плечу и спросил:

– Зачем солдаты вошли в помещения Септархии? Тот же вопрос иерарх мог сейчас слышать по многим каналам модуля – своего "дара". Он ответил без обиняков:

– Ваша несчастная Сешпархия с этими дурацкими садами занимает четвертую часть "Надежды".

Теперь он ощутил ропот и панический страх многих, так привыкших к кровавым погромам. Сами монахи не поддавались панике, так как считали себя выше всяких погромов. Пока никто еще не был убит – солдаты лишь выгоняли их из келий в сады и проявляли большую терпимость, какую редко демонстрировали по отношению к прочим гражданам. Дорт знал: сдержанность солдат объяснялась вовсе не уважением, а страхом перед властью монахов, каковой те обладали при бывших иерархах.

Настало время пролить кровь, и Ломан решился. После его четырех выстрелов оба прислужника настоятеля упали. Один умер сразу, другой харкал кровью, пока Ломан не выстрелил снова, пробив глазницу, и мозги юноши брызнули на траву.

– Нет! Вы не можете!

Ломан осторожно поставил пистолет на предохранитель и вернул его Толису, и тот проворно убрал оружие в кобуру. Иерарх был доволен новым начальником личной охраны – этот парень умел предугадывать приказы, так что не было нужды даже озвучивать их. Два гвардейца уже схватили настоятеля, тем временем Ломан снял с пояса специальный нож, который он унаследовал от Амолорана. Монах не смог сдержать крика, когда Ломан вырезал один за другим кристаллы памяти из его глазниц.

– Отпустите же его.

Иерарх держал два окровавленных кристалла в правой руке. А настоятель упал ничком на землю и стал биться в агонии. Взглянув в сторону галерей Септархии, Ломан с неудовольствием заметил, что его солдаты в обхожде-13 Н. Эшер нии со слепыми монахами пока проявляли излишнюю мягкость. Он отправил Толису приказ:

– Покончите с ними на лужайках и побросайте тела на клумбы.

Начальник охраны переспросил вслух:

– Каковы ваши указания, иерарх?

Ломан Дорт удостоил его пристальным взглядом. Итак, Толис хочет, чтобы приказ был отдан при свидетелях.

– Убейте всех паразитов из Септархии прямо на этих чудесных лужайках, а потом закопайте тела в клумбы, чтобы их кровь послужила удобрением для цветов. Приказ вам ясен?

– Так точно, иерарх.

Над необжитыми равнинами появились десантные катера, их ровные ряды легко угадывались по сиянию выхлопов ионных двигателей. Вдали сверкали оранжевые вспышки, а вскоре послышался звук далеких взрывов.

– Что-то бомбят, – сказал Гант.

– Да, давайте-ка выбираться отсюда, – предложил Кормак.

Тем временем катера, по-видимому, развернулись, явно готовясь к посадке. Значит, Теократия все-таки заинтересовалась местом падения чудовища, разрушившего лазерные батареи.

Последний ряд катеров пролетел над головами, но одно из судов отделилось и пошло на снижение у восточной кромки кратера.