Сергей Малицкий - Компрессия

– Ты можешь что-то объяснить? – спросил Рокки.

– Нет. – Голос Моники дрожал. – Я ничего не помню. Почти ничего, только голос. Чужой голос, силуэт. Потом все гаснет во тьме. Я даже не могу сказать, почему помню, что рана Михи не кровоточила.

– Но кто тогда был с тобой? – почти выкрикнул Рокки.

– Неважно. – Она вздохнула. – Ведь это был сон.

– Сон? – Рокки ударил кулаками друг о друга. – На двадцать седьмой день, после того как мы с Михой вылезли из капсул и он умчался к Монике, Миха умер.

– Совпадение. – Голос Моники был безжизненным. – Простое совпадение.

– Подождите. – Кидди был вынужден открыть глаза, потому что перед ним вновь встало лицо Сиф с плотно сжатыми губами. – Рокки. Ты сказал, что голос прозвучал. То есть эти слова произнес не Миха. Может быть, это сказал кто-то знакомый? Чей был голос? Что рассказал Миха? Что показал дешифратор потом? Неужели ты не захотел увидеть этот инцидент собственными глазами?

– Инцидент? – Рокки опустил голову на колени. – Это была моя часть работы. Я отвечал за программное наполнение пространства. Это очень сложно, особенно с учетом того, что приходилось не только ломать естественный человеческий сон, но и заставлять мозг работать с предельной нагрузкой. Я был уверен, что мы предусмотрели все. Что я предусмотрел все. Работали, конечно, сотни людей, но я был главным. Ничего подобного случиться не могло. И дешифратор нам не помог. Миха просто вышел за пределы его действия. Неизвестно куда вышел. Ты можешь себе представить, что диктуешь текст редактору, а строчка сползает с монитора и мигающими точками продолжается в воздухе? В пустоте! Вот так и Миха. Мы вместе с ним отсматривали реконструкцию. Он ушел за пределы экрана, а потом вернулся, и что там с ним произошло за пределом компрессии – я сказать не могу. Но он умер точно на двадцать седьмой день, и, если бы мы вытащили нашу компрессию из тех капсул, в которых мы ее пережили, и растянули ее на реальное время, я клянусь тебе, Кидди, что время смерти Михи совпало бы в минутах!

– Послушай. – Кидди постарался говорить спокойно. – Что это такое, ваша компрессия? Что она представляет собой? Ведь это иллюзия? Мастерская иллюзия, которая ни на ощупь, ни на запах, ни на вид ничем не отличается от реальности. Когда я был в гостях у Билла и вместе с Михой, Моникой, Стиаем, Биллом и Сиф отправился в удивительный сон, мне так показалось, что он ярче реальности. Пойми, меня не было в том сне! Но если и был! Представь себе, что кому-то приснилось, что ты, Рокки Чен, убиваешь человека. Этого достаточно, чтобы обвинить тебя, бодрствующего, не подозревающего ни о каком преступлении, в том убийстве? Абсурд!

– Я, наверное, сошла с ума. – Моника зашмыгала носом. – Я, наверное, сошла с ума, поэтому не запомнила больше ничего. Но этот сон… он приснился мне уже после смерти Михи. Через месяц. Помнишь, Рокки? Ты бросал мне линию. Вот на следующий день я и… уснула. Что толку от твоего растягивания и расчета, если сон… мне приснился уже после смерти Михи?

– Что ты знаешь о компрессии, если даже я знаю о ней далеко не все? – горько усмехнулся Рокки. – Что такое время? Что с ним происходит там, где реальность, сжатая в сотни, тысячи раз, переживается со скоростью обыденного истечения сознания?

– Подожди. – Кидди потер виски ладонями. – Тогда что это все? Как вы могли начинать внедрение программы, пусть даже это внедрение началось в тюрьмах, не представляя ее суть?

– Суть? – Рокки переломил сухую ветку. – Когда наш предок, Кидди, сидел у костра или жарил на нем мясо, он вовсе не представлял себе суть огня. Он понятия не имел о сущности процессов, происходящих при сгорании дерева, однако это не мешало ему пользоваться его теплом. Мы испытали компрессию на себе!

– Для одного из вас это закончилось трагически! – заметил Кидди.

– Для всех нас, – горько обронил Рокки. – Михи нет, Стиай превратился в холодного стервеца, Моника скоро окажется в состоянии перманентной истерики, Брюстер вздрагивает уже от шороха за спиной, а я спрятался на болоте. Один ты, Кидди Гипмор, дослужился до званий и привилегий. Моника уже рассказала мне о кусочке моря возле твоей виллы. И это при том, что тебя-то Стиай ненавидел больше других.

– Значит, он ненавидел и прочих? – усмехнулся Кидди. – Брюстера, вероятно, за трусость. Миху – за чудачество и рассеянность. Монику – за истеричность. За что ему было ненавидеть тебя, Рокки?

– Миху за неуправляемость, – поправил Кидди Рокки. – Наш тюфячок Миха всегда делал только то, что хотел. Его можно было увлечь интересной идеей, но заставить его заниматься тем, что ему неинтересно, было нельзя. Ты думаешь, что он был тряпкой на теле Моники? Нет, мой дорогой, он был ее ангелом-хранителем, оберегал ее. Миха был посильнее многих. И уж точно сильнее Стиая. После того испытания он в лицо высказал Сти, что программа сырая и внедрять ее рано. Сти почти визжал, брызгал слюной, а у Михи даже бровь не дрогнула. Весь этот месяц, вплоть до смерти, Миха фактически сворачивал участие в программе. Он передавал дела проныре Олгерту. Хорошему психотронику, который, конечно, не был гением, но при очевидной талантливости был готов ладить со Стиаем на его условиях, а не на своих. Брюстера Стиай не то что не любил. Он им брезговал. Брюстер не был ему нужен в работе, а для личного общения Брюстер, с точки зрения Стиая, никогда не подходил. Он располнел, его жена тоже округлилась, перешагнув грань полноты, приятной глазу, да еще эта постоянная обеспокоенность Томми – она ведь действительно многих могла бы вывести из себя. К тому же Стиай всегда морщился, когда Томми начинал что-то рассказывать о своих дочках, которые напоминали маленькие копии Ванды. Но при всем при этом Брюстер никогда и никого не предал.

– В отличие от… – начал Кидди.

– Надеюсь, что меня тут никто не рассматривает в качестве орга для любовных утех? – зло оборвала его Моника. – Или использование взбесившейся игрушки предательством не считается, и мне нечего опасаться?

– Монику Сти ненавидел из-за тебя, Кидди. Не забывай, что Сти далеко не глуп. Он способен управлять чувствами. Может быть, с последующими омрачающими последствиями для собственной психики, но – способен. К тому же та давняя история с Михой очень показательна. Ты никогда не задумывался, отчего он тогда, вот тогда, когда Миха потребовал оставить Монику в покое, не уничтожил его сразу, а ограничился нокаутом? Уж не думаешь ли ты, что он испугался Михи?

– Я так мечтала, что ты заступишься за меня, Кидди, – вдруг сказала Моника. – Ты, а не Миха. А заступился Миха. Вот я его в итоге и наказала…