Виталий Сертаков - Пленники Пограничья

— Надеюсь, ты все как следует обдумаешь, — невозмутимо продолжал Второй; его голос гулким кваканьем разносился по мрачным кавернам. — Коллегия погубит себя из-за нелепой секретности. Один Валентин Лунин не сможет обеспечить воспроизводство черепах. Ты погибнешь за несколько месяцев, постоянно отравляя свой организм. В России ты тоже никому не нужен. Вас всех — и тебя, и твою семью — перестреляют из-за денег или посадят в тюрьму… У нас просто нет иного выхода. Мы полагаем, что Валентин Лунин согласится работать вместе с Михаилом Харченко, причем не втайне, а честно и открыто, причем на благо всего человечества. Это звучит высокопарно, но именно так и есть…

Старший насупился. Получалось все именно так, как предрекал поганый Сергей Сергеевич. Его покупали с потрохами, да еще собирались ославить на весь мир.

…Предатель Лунин прислуживает американцам…

Из-за поворота вдруг ударил пучок ослепительного света, Старший зажмурился от неожиданности. Четвертый и еще двое мужчин в шапочках с фонариками и с автоматами на ремнях стояли, придерживая занавес из плотного материала. А за их спинами, в свете прожекторов, блистало настоящее царство Палладина. На несколько минут Валька забыл кто он, с кем и зачем сюда пришел.

Царство Палладина формой напоминало кривое веретено, имело больше восьмидесяти метров в длину, а высоту Валька не мог оценить, поскольку прямо над головой размещалась штанга с прожектором. Свет миллионы раз отражался от капель минеральных вкраплений, плясал на бесчисленных острых гранях и создавал ощущение распахнутого сундука с драгоценностями. Глаза поневоле закрывались, не в силах вынести сияющего великолепия, но единственная настоящая драгоценность здесь была всего одна.

Тхол.

Анка совсем не так описывала животное, в котором ей довелось путешествовать. Больше всего «бочонок» походил на сорокаметровую гантель, обросшую густой розовой щетиной. Ручка между слегка приплюснутыми шарами гантели отсутствовала, вместо нее располагались два ряда широких жгутов, каждый толщиной с водосточную трубу. Жгуты словно бы перетягивали гигантское раздувшееся тело, не давая ему расползтись и заполнить собой всю пещеру. В средней части зверя, между серыми жгутами, виднелось несколько отростков непонятного вида и назначения, но ни один из них не походил на дверь или на иллюминатор.

Но больше всего Старшего поразило другое. Он сразу почувствовал, что перед ним не машина, не искусная подделка под аэростат, а чрезвычайно сложно устроенное и чрезвычайно умное живое существо. Эхусам, со всей их бортовой реанимацией, было далеко до Тхола, как самой умной селедке далеко до дельфина. Тхол плавно вздыхал, полуметровые розовые щетинки скребли по камням, и непонятно было, лежит он на земле или парит в воздухе.

Пещера имела несколько выходов, но все они были заботливо замазаны цементным раствором. Самая большая дыра, через которую влетел или вполз Тхол, находилась как раз напротив щели, через которую смотрел Старший, и перекрывалась огромным брезентовым полотнищем. Там, у переносного пульта, в наушниках сидел еще один усатый.

— Признаюсь честно, не все прошло гладко, — Второй осторожно спустился вниз по стекловидным уступам и поманил Старшего за собой. — К сожалению, наездник, пригнавший сюда Тхола, погиб. С ним погибли еще двое членов Коллегии. Они не относились к числу наших друзей, но мы ни в коем случае не стали бы стрелять первыми…

Мохнатая розовая туша нависала над Валькой, плавно покачиваясь и распространяя вокруг заметное тепло. Лишь спустившись на самое дно пещеры, он осознал, насколько велик «бочонок», но не заметил следов пазух или карманов. Неожиданная злорадная догадка осенила его.

— Так вы убили навигаторов и теперь не можете попасть внутрь? Ха-ха…

— Радоваться нечему, — изо рта Второго валил пар. Старший сам уже чувствовал, какой лютый холод царит в сердце горы. — Радоваться нечему, потому что зверя надо кормить. А вот, кстати, Михаил…

Валька оглянулся и увидел помолодевшего, розовощекого Харченко в толстых тренировочных брюках и куртке на меху.

— Парень, ты на меня не злись, — с кривой улыбкой произнес Харченко. — Молод ты еще на стариков фыркать. Поломай спину лет тридцать, как я, за пенсию в двадцать гривен, тогда поглядим, как запоешь…

— Маркус вас спас, а вы его предали! Вы бы давно погибли от своего рака…

— Внутри этого слоника два голодных Эхуса, — ловко уклонился от спора профессор. — Оба ждут кормильца и готовы к почкованию.

— И после успешного почкования в первую же свободную пазуху можно уложить твою маму, — добавил Второй. — Ты знаешь, чем больна твоя мама?

Валька вздрогнул. Он словно воочию увидел, как маманя сидит у телефона, левой рукой массирует сердце и ждет от него звонка.

— Она уже выздоровела, и от вас мне ничего не надо!

— Ты зря горячишься, — возразил Харченко. — Я вот тоже не так давно горячим был… Мама твоя точный диагноз наверняка скрывает и от тебя, и от сестры. Тебе Маркус хоть раз предлагал ее пролечить?

— Вы же знаете, что у Коллегии очередь на годы вперед, случайных людей брать запрещено. Да я и просить бы не стал, бесполезно… — Старший не находил доводов; он все еще не мог прийти в себя. — Мы для того и хотели на севере выпас сделать…

— Могу тебя уверить, что никто бы тебе маленькую черепаху не отдал, — отчеканил Харченко. — У Коллегии совсем другие цели, и твой любимый Маркус озабочен только одним — где бы найти еще таких же кормильцев. Поэтому я здесь, и поэтому я здоров. Как только будут найдены другие кормильцы, про тебя забудут! — Харченко взял Старшего за локоть, другой рукой нежно погладил теплое брюхо Тхола. — Валя, ты действительно нужен людям, но не тем людям, что отгородились от всего мира в своих индийских дворцах! Мы вместе с тобой заставим их почковаться, и не раз в столетие, а сто раз в год, понимаешь?! И тогда Эхусов хватит, чтобы закрыть все больницы на земле…

— Но моя мама… — совсем запутался Валька. — Ее арестуют… в Питере…

— Мы постараемся ее уберечь, — заверил Второй. — Наше руководство вплотную занимается этой проблемой. Во всяком случае, мы не угрожаем ей физической расправой, эти методы больше присущи ведомству господина Григорьева. Напротив, мы сделаем все для вашего скорейшего воссоединения.

— Мы надеемся, что ты понимаешь, — со странной интонацией обратился к нему Третий. — Иногда приходится жертвовать соратниками ради высших интересов. Проводя эту операцию, мы потеряли несколько специалистов высочайшего класса. Поверь, это были прекрасные парни, у них дома остались дети. И работали они не ради денег…