Азамат Козаев - Имяхранитель

– Красавец! – Иван прищелкнул языком.

– Обезьяна-нетопырь, – сообщил эв Агриппа, бросив короткий взгляд на обезглавленное существо. – Нам лучше поскорей убраться отсюда, пока не прибыли ее сородичи. Корагг, ты цел?

– Что мне сделается, – отозвался перехватчик, хмуро изучая царапины, оставленные на стволе метателя зубами химероида.

– Тогда вперед! – провозгласил Модест.

Шли так: впереди – пара «хорьков» в своем истинном обличье, за ними неутомимо работающий саблей Лекс, на некотором расстоянии от него Модест, прикрываемый спереди и с боков тремя бойцами. Позади – Иван с Кораггом.

Говоря по справедливости, колонной шествие «Омеги» можно было назвать только с большой натяжкой. По вине проводников оговоренный заранее строй нарушался ежеминутно. «Хорьки» были категорически не способны соблюдать даже минимальное подобие дисциплины. Они постоянно дрались, разбегались в стороны, карабкались на деревья. Гонялись за зверьками и бабочками, сопровождая любое действие оглушительным писком – словом, вели себя, как испорченные дети. Первое время Модест пытался строгими окриками ограничить вольные перемещения химероидов, но потом махнул рукой. В конце концов, от их беготни была и некоторая польза. Шныряя окрест, они с большей вероятностью могли заметить засаду или ловушку, к сооружению которых так неравнодушны самки «чертей».

Впрочем, если предположение эва Агриппы было верно и дедушка Дуро ждал их в гости, засад опасаться не следовало. Иван даже подумывал, что идти вообще никуда было не нужно. Сидели бы на бережку, пекли в костре ракушки, крабов или яйца олуш. Вдыхали бы свежий морской воздух, чрезвычайно полезный для легких. Да и крылатые кровососы остались бы в стороне. Вздремнуть можно было бы. А загадочный дрессировщик горгов и химероидов сам явился бы рано или поздно.

Иван настолько замечтался, что отданная Лексом команда «Стой!» застала его врасплох. Тело среагировало, тем не менее, мгновенно. Левая рука нырнула в когтистую перчатку, висевшую на поясе, словно тренированный терьер в лисью нору. Правая легла на кармашки с метательными дисками. Имяхранитель напружинился и быстро осмотрелся. Ничего опасного в обозримых окрестностях. Правда, наземная растительность стала как будто значительно гуще и почти повсеместно соединилась с той, что наверху. Однако и в ней не ощущалось ни малейшего шевеления, которое можно было бы считать подозрительным.

– В чем дело? – вполголоса спросил Модест.

– «Хорьки» пропали, – сказал Лекс озабоченно.

– Впервые, что ли? Вернутся.

– Должны были минуту назад. Если не две.

– Предали, звери. Так я и знал. Занять круговую оборону! – рявкнул Корагг, поводя стволом метателя по сторонам. – Гвоздодер, за шефа головой отвечаешь. Живо!

Широкий сутулый перехватчик, заслуживший свое прозвище за огромную нижнюю челюсть и раздвоенный подбородок, без единого слова дернул Модеста к себе. Заставил опуститься на корточки и прикрыл собственным телом, как ребенка. Почти сразу в одной руке у Гвоздодера появился трехствольный пистолет с граненым штыком, в другой – гибкий щит наподобие стальной чешуйчатой пелеринки. Остальные бойцы проворно, но без суеты разместились так, что эв Агриппа и Гвоздодер очутились в центре оборонительного кольца. Для имяхранителя места не нашлось, и он остался там, где его застала команда «стой».

– Вижу противника, – доложил Лекс, опускаясь на одно колено. – Определить вид и количество не могу.

В глубине зарослей обозначилось движение. Со всех сторон сразу.

– Да их уйма! – злобно сказал кто-то.

Иван угрожающе осклабился и попер навстречу неизвестным пока врагам.

– Иван, никуда не суйся, – свирепо процедил Корагг. – Страхуешь Гвоздодера.

– Ну уж нет.

– Выполнять, рядовой!

Иван обжег командира перехватчиков сердитым взглядом, но подчинился.

Через несколько секунд вид и количество противника смогли определить все.

Самки «чертей», два десятка. У трети во ртах зажаты длинные тонкие трубочки, наверняка снаряженные какой-нибудь мерзостью вроде отравленных шипов. Видимой агрессии «черти» пока что не проявляли, но не проявляли и дружелюбия. Остановились на некотором отдалении, напряженные, сгорбленные. Пять или шесть носителей трубок вскарабкались на деревья.

– Беречь руки и лица, – деловито и без тени волнения распорядился Корагг. – Комбинезоны этими фукалками не прострелить. В случае контакта первыми убирать тех, что с трубками. Доложиться о готовности. Три на деревьях с запада – мои.

– Две цели взял.

– Одна точно, две по ситуации.

– Две на деревьях взял.

– Три.

– Одна наверняка, одна по ситуации, – пискнул из-под Гвоздодера Модест, вооруженный таким же тяжеленным пистолетом, как и его телохранитель.

– Если мне позволят не отсиживаться за спинами, а атаковать прямо сейчас… – заговорил Иван.

– Отставить болтовню, обломок! Доложиться.

– Четыре в пределах двух секунд, – скрипнув зубами, сказал Иван. – И еще три по ситуации.

– Хорошо, – сказал Корагг. – Мы их растопчем, богатыри.

В голосе его звучала спокойная уверенность. Он сделал паузу, и было ясно, что у него имеется что-то на уме. Наконец, спросил:

– Или попробуете сначала поговорить с ними, полковник?

– Обязательно, – отозвался Модест и тотчас же завыл. Хрипло, отрывисто, тоскливо, перемежая вой щелчками и лаем.

«Черти» беспокойно зашевелились, но не отозвались. Модест отдышался и завыл снова, тоскливей прежнего. И тогда Иван поднял руки кверху и пошел прямо на ближайшего «черта».

– Обломок! – сдавленно и страшно выдохнул Корагг. – Назад, гадина! Через горнило твою в ребра, в печень, в зоб!..

Имяхранитель не отреагировал. Он ступал осторожно, периферийным зрением отмечая расположение ближайших противников и просчитывая собственные действия, если стычка начнется немедленно. Им надежно руководил опыт войны в джунглях, до сих пор ни разу не дававший о себе вестей. Видимо, полноименному – предшественнику обломка приходилось заниматься и этим. Иван без сомнений доверился проснувшимся знаниям и рефлексам. Собственное тело еще никогда его не подводило.

За его спиной началось какое-то движение. Однако ничего угрожающего в нем не ощущалось. Имяхранитель решил пока не принимать суету во внимание. Должно быть, перехватчики попросту перегруппировывались.

Приблизившись к «черту», он встал, широко расставив ноги, вонзил взгляд в покатый кабаний лоб и проговорил, отчетливо выговаривая каждый звук:

– Зови своего вожака. Зови Влада Дуро. Понимаешь меня?

Тварь медленно кивнула и начала пятиться. Иван шагнул следом и добавил:

– Скажи, пришел обломок. Человек, которого он ждал. Скажи…

Сзади раздались ленивые аплодисменты, и насмешливый голос Модеста произнес:

– Можете больше не трудиться, имяхранитель. Ей некого звать. Все действующие лица уже здесь.

Иван обернулся. Перехватчики стояли в расслабленных позах, многие улыбались. Оружие оказалось спрятано. К эву Агриппе, счастливо повизгивая, ластились оба пятнистых «хорька». Корагг, похохатывая, трепал палевую гриву на холке коренастой, почти по-человечески большегрудой самки «черта», а та бесстыдно лезла ему лапой в пах. Гвоздодер манил кого-то пальцем и орал: «Соскучилась без меня, чертовка ты такая!». Лекс, ласково обняв за шею химероида, более светло окрашенного и намного более изящного, чем прочие (да вдобавок имеющего рожки), пританцовывал вокруг него, непристойно двигая бедрами.

Трубки из ртов «чертей» куда-то пропали.

Никакого дрессировщика поблизости не было и в помине.

Вывод напрашивался сам собой: омеговцы ни с кем не собирались сражаться, а его зачем-то разыграли. Попросту разыграли.

Иван закрыл глаза, опустил руки, изо всех сил сжал кулаки и с выражением сказал…

Керосиновая лампа стояла прямо на полу. Возле нее, опершись локтем на свернутую лохматую шкуру, полулежал Модест и курил крошечную трубочку с длинным чубуком. В плетеных стенах хижины зияли дыры, в которые пролез бы кулак. Но странное дело! – ни одна мошка, ни один комар внутрь не совались. Может быть, их отпугивал еле заметный мускусный запах спящих в хижине пятнистых «хорьков»? Или виною всему табачные воскурения Модеста?

Зато снаружи насекомые гудели прямо-таки громоподобно. Ивану страшно было представить, что произойдет, если ему приспичит сходить до ветра и придется выйти за дверь. Снова натягивать просоленный до жестяной твердости комбинезон, прятать голову в накомарник, мазать руки дегтем. А если от изысков химерийской кухни – паштета из муравьиных яиц; батата, обжаренного на углях и нафаршированного непонятно чем; пива из молодых побегов папоротника прихватит кишечник? Бр-р…

– Так, значит, никакого дедушки Дуро и в помине не было? – спросил обломок из гамака. Гамак был удобный. Широкий, длинный и хорошо натянутый. Поверх плетеного полотнища лежала такая же шкура, как под боком у Модеста. От шкуры крепко пахло нестиранной овчиной.