Октавиан Стампас - Древо Жизора (Тамплиеры - 4)

- Кто хочет перейти в мое войско?

- Я-а-а-а-а-а-а-а-а!!! - прокатилось по бурной толпе, и лес рук взметнулся вверх.

- Сколько вам платит король Филипп?

- Три. Три бизанта. Целых три бизанта. Всего три бизанта.

- Я буду платить вам четыре бизанта в месяц.

- Да здравствует Ричард Львиное Сердце!

- Да здравствует его жена Беранжера!

- Гроб Господень, защити нас!

- Так хочет Господь!

Дело не обошлось одними восторгами и обещаниями. Многие воины действительно перешли в войско Ричарда. Филипп-Август остался без прислуги боевых машин. Не только рядовые крестоносцы, но и крупные сеньоры оказались перебежчиками, к примеру, племянник и Филиппа и Ричарда, Анри де Шампань. Долгое и унылое сидение под Аккрой вмиг превратилось в нечто праздничное, величественное, похожее одновременно и на священнодействие, и на торжество, и на веселую забаву. Ричард даже пополнил длинный список имен этого прекрасного, подобного Венеции, города, переименовав Сен-Жан-д'Акр в Иерусалим-сюр-мер*. [Иерусалим-на-море (франц.).] На одном из холмов Казал-Эмбера Ричард стал возводить высокую башню, которую привез в разобранном виде из Сицилии, и, когда она была возведена, лагерь сарацин стал легко простреливаться с ее вершины.

Не прошло и пяти дней после прибытия короля Англии как в тамплиерский замок Монкретьен, расположенный неподалеку от Морских ворот города, явились парламентеры, предложившие добровольную сдачу города. Их требования были минимальные - чтобы крестоносцы не мешали им покинуть Аккру и вывезти свое имущество.

- Я согласен, - сказал король Франции,-но только уходить пешком, унося с собой столько, сколько каждый может тащить на себе.

Парламентеры долго переговаривались между собой и, наконец, с тоской в глазах согласились с условием Филиппа-Августа. Но тут вмешался присутствовавший при переговорах навигатор Жан де Жизор. Он сказал, прикасаясь пальцем к своей щеке, украшенной клеймом в виде лапчатого креста:

- Вот знак, которым наградил Саладин всех, кто покидал Иерусалим четыре года тому назад. Пусть каждый, кто уходит из Сен-Жан-д'Акра, получит подобное клеймо, только не на щеке, а на лбу, чтоб отличаться от ветеранов исхода из Святого Града.

В лицах парламентеров родилось возмущение, увидев которое, Ричард Львиное Сердце произнес свое слово:

- Нет, я против этого. Я ставлю свое условие капитуляции города. Крест на лбу - позор для мусульманина. Крест в сердце - благодать для христианина.

Пусть каждый житель города, который хочет остаться в живых и не отправиться на галеры, отречется от своей веры в Магомета и примет единственно правильную веру - в Господа нашего и Спасителя, Иисуса Христа Сына Божия.

Выслушав короля Англии, парламентеры молча переглянулись между собой, встали и начали прощаться со своими врагами, ничего не объясняя - и так было ясно, что это условие они не принимают. Когда они покинули замок Монкретьен, Филипп-Август накинулся на Ричарда с упреками, что тот все испортил, и если можно было добиться сдачи Сен-Жан-д'Акра без боя, то теперь придется проливать за него кровь.

- Победа обязательно должна быть скреплена кровью, - возразил Ричард, не без презрения глядя на своего бывшего любимого друга. - Если вы, ваше величество, приплыли сюда не воевать, а договариваться о мире, то вам лучше было бы сидеть в Париже. Я не принимаю ни одного из ваших упреков и хочу заметить вам, что если мы возьмем в плен весь гарнизон города, то в наших руках окажутся лучшие полководцы Саладина - Сафадин, Маштуб, Каракуш, Мафаидин, а с ними вместе весь цвет сарацинского воинства. Вот наша цель. И тогда дорога на Иерусалим окажется для нас куда более легкой. Я не прав?

Филипп-Август пыхтел и злился, но ему нечего было возразить. Когда он покидал замок Монкретьен, к нему подошел навигатор Жан и сказал:

- Ваше величество, уверяю вас, что мы найдем способ, как обуздать ретивого Ричарда.

- Это было бы очень кстати. Ришар и впрямь зарвался. Он забыл, как приносил мне омаж в Бонмулене, а ведь с тех пор не прошло еще и трех лёт. Проклятье!.. Позвольте, отчего вы вдруг сделались таким его ненавистником?

- Хотя бы потому, ваше величество, что Ричард отдал вам Жизор, не спросясь у меня.

- Вот как? Ответ честный. А вы что же, не хотели становиться моим вассалом?

- Об этом уже поздно говорить. Жизор стал вашим владением, я - вашим вассалом, и буду служить вам верой и правдой.

Три дня башня Казал-Эмбера щедро осыпала лагерь сарацин стрелами. На четвертый день Ричард предложил защитникам Аккры передать Саладину новое условие - крестоносцы прекращают всякие военные действия, а Саладин за это возвращает им все захваченные земли, включая Иерусалим, а также Честной Крест, захваченный султаном во время битвы под Хиттином. В ответ гарнизон Аккры совершил отчаянную вылазку, дошел до грозной башни и даже успел частично разрушить ее основание, прежде чем крестоносцы отбросили смельчаков обратно к стенам города. Сразу после этого началась основательная подготовка к решительному штурму Сен-Жан-д'Акра.

Эти дни были счастливейшими в жизни Ричарда. Утром он просыпался в объятиях красавицы Беранжеры, сладостная ночь любви птицей проносилась в его памяти, последний поцелуй, и вот уж Ричард среди своих солдат, готовящихся к взятию главного Палестинского порта. Цель близка и прекрасна, и он уже слышит, как цокают копыта его скакуна по древней мостовой Иерусалима, как поют ангелы в небесах над его головой... Но однажды утром все это внезапно кончилось. Проснувшись, Ричард ощутил сильное недомогание. Он был весь мокрый, его трясло, и что самое ужасное - вся кожа зудела и чесалась. Он испуганно принялся искать на теле зловещие прыщи. Беранжера, проснувшись, удивленно смотрела на странное поведение мужа.

- Что случилось, Ричард? - спросила она с улыбкой. - Ты осматриваешь себя с таким видом, будто впервые узнал, что у тебя две руки и две ноги.

Ричард с тяжким вздохом откинулся к расшитым кипрским подушкам.

- Нет, ничего, мне просто показалось, будто к нам в постель забрались насекомые, - ответил он, утешая себя надеждой, что всего-навсего перегрелся вчера на солнышке.

Но к вечеру недомогание и лихорадка усилились, королю пришлось лечь в постель раньше времени и приказать жене устроиться на ночлег в другом месте. Ночью у него разболелись зубы и стали кровоточить десны, утром губы оказались осыпанными множеством гноящихся язвочек. Лишь одно утешало - ни в паху, ни под мышками не появлялось ни одного прыща. Наконец врачи, осмотрев больного, "утешили" его еще больше:

- Ваше величество, это болезнь, которую одни называют леонардией, другие - арнолидией. Зараза уже начала распространяться по всему лагерю, и вы оказались одним из первых, кто ее подхватил.