Максим Дегтярев - Моролинги

– Почему хуже? - удивился я.

– Забвение хуже смерти. Но ничто не забывается из того, что когда-либо существовало. Только обращенное время избавляет окончательно, навсегда, - сказал он уверенно, выкинул едва начатую сигарку и закрыл окно.

В комнате чувствовался запах табака. Я ему об этом намекнул, он снова приоткрыл окно.

– Пусть проветрится.

Гельман вернулся к столу. Я сказал:

– Все-таки я не совсем понял. Бенедикт боялся забвения тире исчезновения, или наоборот, хотел этого?

– Вы забыли еще об одном варианте, - ответил Гельман, направив на меня дужки очков как рога. - Он мог и хотеть и бояться. Собственно, эта амбивалентность и могла вызвать невроз. Более глубокие причины, к сожалению, остались для меня не ясны.

– Ну а предположения у вас есть?

Гельман с грустью посмотрел на приоткрытую створку. По-моему, он сожалел, что так быстро расстался с сигарой.

– Бенедикт был трудным пациентом, - он как бы оправдывался за то, что не в состоянии дать точный ответ. - Я предполагаю, что бессознательно он испытывал страх перед предопределенностью, детерминированностью нашего мира. Сделав однажды какой-то выбор, мы, порою, не в силах избежать последствий этого выбора. Единственный способ сойти с колеи - это вернуться назад, в точку выбора и там, в той точке, сделать другой выбор. Вернуться назад означает обратить время. Иными словами, Бенедикта мучила совесть за однажды принятое решение.

– Комплекс вины, эдипов комплекс… Не оригинально…

– В мире вообще очень мало оригинального, - возразил Гельман.

– Это тоже не оригинально.

– Потому что… смотри выше, - усмехнулся он.

– Вы не догадываетесь, какой такой страшный поступок он совершил, что его начала мучить совесть? Лично мне он не показался чересчур совестливым человеком.

– Страшный поступок, - слегка передразнивая меня, повторил Гельман. - Говорите уж прямо - преступление.

– Ну преступление…

– Так я и думал! Нет, не упрощайте людей, господин детектив. Одного закоренелого преступника мучила совесть за то, что он, перед очередным "делом", сразу после которого его арестовали, забыл налить молока своей кошке. Бенедикт, безусловно, не был преступником. Он был излишне импульсивен, а таких людей совесть мучает гораздо чаще и сильнее, чем тех, кто рассчитывает каждый шаг!

– Доктор, - я тоже повысил голос, - если вы что-то знаете, то говорите, а то получается, что вы словно ждете, когда я сам угадаю, из-за чего перенервничал ваш пациент. Он столько раз бывал у вас на приеме! О чем вы разговаривали? Не упоминал ли он, ну скажем, моролингов? или компьютерные игры?

Гельман посмотрел в записи.

– Вы что-то вспомнили? - спросил я.

– Да. Когда вы сказали об играх… Действительно, однажды у нас зашла речь о виртуальных играх. Бенедикт как-то вскользь заметил, что игра, которую он придумал, будет, в отличие от тех игр, реальной. Я тогда не понял, насколько серьезно он это сказал. Возможно, он лишь хотел принизить качество виртуальных игр…

– Когда это было?

– В середине марта.

– А сны, в которых время шло вспять, когда начались?

– Примерно в это же время. Но о снах он сказал мне позже, где-то в конце апреля.

– Он как-нибудь описал эту свою, реальную, игру?

– Он почему-то назвал ее игрой с сознанием.

– С чьим сознанием? С сознанием моролингов?

– Я слышал о моролингах, - кивнул Гельман, - вы полагаете, они как-то связаны…

– Несомненно. Моролинги верят, что после смерти их души отправляются во вселенную, где время течет в обратную сторону. Не вообразил ли он себя моролингом?

– Вообразил себя! - возмущенно передразнил Гельман. - Вообразил себя Наполеоном, вообразил себя пришельцем, вообразил себя… "Вообразить себя" - это из психиатрии века эдак девятнадцатого. Свое мнение я вам уже высказал. Какие еще у вас ко мне вопросы?

Гельман вообразил, что я сейчас обижусь и уйду. Наверное, так поступают пациенты, с которыми он не желает иметь дела. Но я был трудным пациентом.

– Вполне конкретные, доктор. Бенедикт не рассказывал, были ли у него друзья?

– Друзей у него не было. Почему вы спросили о друзьях?

– На Ауре с Бенедиктом находилась девушка с редким именем "Шишка". После его смерти девушка пропала. Полиция подозревает, что она может быть замешана в убийстве.

– Кто, Шишка? - изумился Гельман. - Никогда!

– Так вы ее знаете?! - по части изумления, я его переплюнул.

– Без комментариев, - отрезал Гельман.

– Врачебная тайна?

– Я сказал: без комментариев.

– Я бы не смог работать врачом, - признался я. - Столько тайн вы вынуждены хранить. Я бы как пить дать разболтал, и меня бы лишили практики.

– А то и привлекли бы к ответственности.

– К уголовной? - предположил я. Он возразил:

– Нет, скорее всего к гражданской… Вы бывали на Лагуне? - задал он вопрос не в тему, но я подумал, что к Шишке мы еще успеем вернуться.

– Нет, не доводилось. Кажется, это в Секторе Причала…

– Да, Сектор Причала.

– Не бывал… А чего там интересного?

– Там интересные законы - законы, касающиеся привилегированной информации. На Фаоне, как и на Земле, привилегированными считаются сведения, полученные врачом от пациента, адвокатом - от клиента и священником от прихожанина, если тот исповедовался. На Ундине любая информация, которую некое лицо получило от клиента в силу своей профессиональной деятельности, является привилегированной. Например, суд не может заставить портного разгласить размер вашего пиджака. Про размер вашего пиджака можно спросить лечащего врача, а портного - на что вы жаловались во время примерки. Если портной сболтнет лишнее, его выгонят из гильдии портных.

– М-да… Если следовать такой логике, то художника, писавшего мой портрет, нельзя спрашивать, какого цвета у меня глаза.

– Точно! - откликнулся Гельман. - У художников на Лагуне именно такая привилегия. Принимая во внимание род ваших занятий, я бы посоветовал вам переехать на Лагуну.

Далеко он меня послал.

– Это совет врача?

Гельман насупился:

– Меня ждут пациенты. Предлагаю закончить нашу беседу.

– Правильно, - сказал я, - забота о пациентах - это главное. Это, можно сказать, ваша первая обязанность. И если мы с вами не позаботимся о Шишке, она заработает пожизненное…

– Шишка в состоянии сама о себе позаботься, - оборвал меня Гельман. - Она, в некотором смысле, над миром. Ваша забота ей не нужна.

– Раз уж вы начали говорить, то договаривайте. Что значит "над миром"?

– Год назад она попала в тяжелую авиакатастрофу. Хирурги вытащили ее буквально с того света.

– И она потеряла память? - попытался я угадать.