Журнал «Если» - «Если», 2002 № 03

Как видите, нужно надумать основную сюжетную линию, а затем подобрать материал. Мне это было совсем нетрудно: я знаю, что примерно мне нужно, а главное — знаю, где это искать. Остается компоновка. Вот и смотрите: научились вы чему-нибудь? Вряд ли. Можно написать о том же в десять раз больше, но суть останется той же: поиски «объекта» и возможностей его обыгрывания. Отравленный желтыми ягодами обязательно «бегает». И вот — ряд всяких пейзажных и иных моментов, которые должны отразить «беготню» и вообще настроение отравленного. Говорят, это получилось. Не знаю, как с «настроением», но концы с концами я свел. Для меня это был эксперимент особого порядка: суметь показать бред так, чтобы это выглядело явью, с одной стороны, и чтобы все события, якобы случившиеся, были оправданы и состоянием бредящего и окружающей его обстановкой.

Нужно знать то, о чем пишешь, и нужно уметь рассказать, то есть уметь увидеть описываемое и уметь передать это своими словами, причем не в живой речи, а на бумаге. Для того, чтобы иметь и то, и другое, нужно время (особенно для приобретения знаний), а для писателя еще и опыт. Способности — сами собой, но некоторые «средние» способности есть почти у каждого, а Пушкины и Алексеи Толстые — великие редкости и по ним равняться не приходится…»

То есть, дошло до меня, мало знать науку, мало иметь вкус и стиль, надо еще уметь правильно раскидывать «печенюшки». «Куки», как говорят компьютерщики.

В те же годы, в самом начале шестидесятых, в самое крутое время, когда от кипящего социалистического Китая отшатнулись многие, кому-то из руководящих китайских товарищей, может, министру иностранных дел Чэнь-бодэ, а то и самому генералу Линь Бяо, главе «банды четырех», пришла в голову идея: пригласить в страну какого-нибудь известного зарубежного писателя, и пусть он напишет честные объективные очерки о великой китайской культурной революции вообще и о положении дел в стране в частности. То есть раскидает перед мировой общественностью все те же «куки». Выбор почему-то пал на моего будущего друга — болгарского поэта Божидара Божилова.

В Пекине Божидара поселили в гигантском отеле «Шанхай», специально предназначенном для иностранцев. Жил в отеле только он, никого больше не было. А питался в чудовищно огромном и в столь же чудовищно пустом ресторане. Бар на горизонте был почти не виден. Когда появлялся одинокий китайский официант, Божидар отправлял его к бару за рюмкой водки, и тот послушно уходил в долгую, возможно, даже опасную экспедицию, но наполненную водкой крошечную рюмку приносил. Выпив, Божидар незамедлительно отправлял официанта обратно. Так повторялось много раз, но китайцу в голову не пришло принести сразу всю бутылку. Из отеля Божидара не выпускали, никто им не интересовался, читать огромные дацзыбао, развешанные хунвэйбинами в ресторане, он не умел, а дни уходили. Однажды, заглотив очередную рюмку, Божидар не выдержал.

— Послушайте, — сказал он молчаливому китайскому переводчику, днем и ночью, как тень, следовавшему за ним. — Я приехал в Пекин писать честные объективные очерки о великой китайской культурной революции вообще и о положении дел в стране в частности, но я никого не вижу, ни с кем не встречаюсь, меня никто не навещает, а окна в моем номере занавешены такими хитрыми шторами, что я не могу их раздвинуть. Как я могу что-то написать в таких условиях?

— Вы говорите как отъявленный ревизионист, — осторожно ответил переводчик, укоризненно кивая маленькой головой, украшенной прямым китайским пробором. — Мы создали вам самые благоприятные условия. Вам просто надо сесть за стол и написать честные и объективные очерки о великой китайской культурной революции вообще и о положении дел в стране в частности. Мы можем предложить вам готовый черновик ваших честных и объективных очерков.

— Черновик? — удивился Божидар. — Но я не написал ни слова. Я никого не видел и не знаю, о чем писать. Я требую встреч с живыми людьми, требую встреч с китайскими писателями!

— Вы говорите как отъявленный ревизионист, — осторожно повторил переводчик, кивая все так же укоризненно, — но мы пойдем вам навстречу. Завтра вы получите полный черновик честных и объективных очерков о великой китайской культурной революции вообще и о положении дел в стране в частности. Завтра мы познакомим вас с новыми молодыми революционными писателями Китая. Не с гнилой интеллигенцией, предавшей революцию, а с молодыми писателями, вышедшими из народа. Вы можете задать им любые вопросы. Но вас везде будет сопровождать охрана.

— Разве я член ЦК Коммунистической партии Китая или американский шпион?

Переводчик не ответил. Шутка ему чрезвычайно не понравилась. Тем не менее на другой день в закрытой машине Божидара привезли в огромное хмурое здание в центре Пекина. Божидар знал, конечно, что каждый четвертый человек на земном шаре — китаец, но тут его обуяли сомнения, и вполне законные: в огромных коридорах, которыми они шли, они не встретили ни одного человека. К счастью, в сумрачном кабинете на длинной деревянной, покрытой искусным узором скамье молчаливо сидели семь молодых китайцев, абсолютно похожих друг на друга. Сходство усугублялось синей униформой. Над головами молодых китайцев, аккуратно расчесанных на прямой пробор, висел величественный портрет Великого Кормчего.

— Перед вами новые молодые революционные писатели Китая, вышедшие из народа, — с особенным значением объяснил переводчик Божидару. — Тот, который слева, это наш будущий китайский Горький, рядом с ним — наш будущий китайский Чехов, рядом с Чеховым — наш будущий китайский Маяковский, еще дальше — наш будущий китайский Фадеев…

— То есть как — будущий? — удивился Божидар.

— Тот, что сидит слева, работает в булочной. Рядом с ним сидит сельский фельдшер. Рядом с фельдшером — командир хунвэйбинов. И так далее. Они изучают решения партии, чтобы нести их в глубинные толщи народа.

— А где писатели? Где мой старый друг Лао Шэ? Где пианист Хэ Лутин?

— Вы говорите как отъявленный ревизионист, — укоризненно произнес переводчик. — Лучше спросите новых молодых революционных писателей, какие идеи Великого Кормчего вдохновляют их?

Божидар внимательно вгляделся в молодые, абсолютно одинаковые, никаких чувств не выражающие китайские лица и спрашивать ни о чем не стал. В тот же день подозрительного иностранца, как явно не справившегося с порученным делом, посадили в старенький «фарман» (похоже, китайские пилоты сами видели такой самолет впервые) и с позором выдворили из страны. Испуганный нелегким перелетом, Божидар из Хабаровска в Софию поехал поездом, желая лишний раз убедиться, что между Китаем и Болгарией все еще лежат немалые территории. Он легкомысленно решил, что пока едет, вся эта история забудется.