Александр Щеголев - Свободный Охотник

– А что, похож! Я и предположить не мог, что Неуловимого настолько захватит мой образ. Пожалуй, это даже лестно…

Вождь Гладкий обходится без дыхательной маски, поэтому его улыбка видна всем. Беспорядочная растительность на лице негодяя весело колышется в такт словам. Достойный враг.

– Ты ошибся дважды, – отвечает Свободный Охотник, глядя собеседнику в глаза. – Во-первых, Неуловимый исчез-таки в курьерском Тоннеле. Спасся только гип Узора, глава воссозданного гипархата Узора.

– Ого, мой юный враг взялся за восстановление родного гипархата? Правильно, очень своевременно.

– Во-вторых, беседовать с тобой у меня нет возможности, поэтому ты зря покинул ложе властителя. Или ты отдыхаешь на подстилке?

– Мальчик торопится уничтожить Внегалактический, – понимает вождь Гладкий. – Тогда как Сферосовет мудро отказался от этой бредовой идеи. Мальчику не понравилось решение гипов, и он захотел сделать дело в одиночку, как привык. Я прав, гип Узора? И после этого ты заявляешь, что Неуловимый исчез?

– Мне некогда с тобой разговаривать, – напоминает Свободный Охотник. – Надеюсь, ты простишь мою невежливость, но я ухожу.

– Попробуй.

Снова хлопает катапульта, выбрасывая кого-то из Дома-два. Стремительный полет завершается возле приятно беседующей компании. Прибывший ком шерсти расправляется, оказываясь холеной рыжей тварью средних размеров. Ага, надстаевый Бархатный, шестой из династии Бархатных – лично прибыл помочь вождю. Предусмотрительно надетая маска спасает его от валерианового безумия. Пластиковый шнур втянут обратно в катапульту. Зверь мельком смотрит на Свободного Охотника – снизу вверх, – затем… На своего двойника он смотрит с несравнимо большим интересом. И, не выдержав, шипит:

«Ты кто? Должность, номер стаи?» Ласковый бесстрашно шипит в ответ:

«Я властитель».

«Властитель? – гнев Бархатного беспределен. – Как смеешь – ты, сгнивший коготь, прыщ под хвостом…» «Я властитель себя. Моя собственная Резвость давно освободилась от власти похлебки, которую готовит для своих рабов Твоя Резвость».

Вождь Гладкий, не обращая внимания на эту сценку, возобновляет светское общение:

– Насколько я понимаю, своими анни вы не посмеете воспользоваться так же, как и мы своими.

– Почему не посмеем? – удивляется собеседник. – Взорваться вместе с негодяем галактической значимости, заодно уничтожив этот шлюз – по-моему, неплохое завершение диверсионной миссии. Признаюсь, я вполне допускал даже полный провал экспедиции.

– Внегалактический Тоннель останется. Останется наш флот – и в Галактике, и на Мерцающих Усах. Такой результат тебя вряд ли устроит, – вождь Гладкий хищно скалится.

Тогда Свободный Охотник снимает аннигилятор с бедра и озабоченно взвешивает бесполезную вещь в руке, словно примериваясь, в кого бы это швырнуть.

Противник тут же сбрасывает халат, под которым обнаруживается защитный костюм «вторая кожа». Черная пленка обтягивает тело, защищая воина от механических, волновых, химических и прочих воздействий. В комплекте не хватает только шлема. Зловещая улыбка пропадает с отвердевшего лица – человек начинает неторопливо разминать кисти рук… Свободный Охотник, повторяя действия врага, также освобождается от халата. Видно, что его защитный костюм (белого тона) не менее надежен и универсален. И лицо юного воина не менее серьезно, сосредоточено.

Эти странные приготовления, однако, не мешают разговору.

– Ошибся не я, мой юный враг, а ты. Причем, количество твоих ошибок трудно сосчитать.

«Эти червяки посмели назвать себя зрачками Желтого Глаза! – встревает Их Резвость, шестой из династии Бархатных. – Великий, казнить обычным способом за такое нельзя! Я предлагаю другой способ: биокристаллические личинки, запущенные в желудок».

Гладкий не оборачивается, цепким взглядом контролируя каждое движение юноши.

– Друг Бархатный, мы обсудим способ казни наедине. А теперь позволь мне допросить пленных, – голос его полон терпения. – Мы заговорили о твоих ошибках, Неуловимый. Например, учел ли ты, что я уже связался с ближайшей крепостью в Сорок Седьмом гипархате, и в настоящий момент десятки боевых единиц мчатся нам на помощь?

Свободный Охотник недолго размышляет.

– Вранье. Отсюда не может быть выхода на Всеобщую, если уж вы так засекретили это местечко, – он скупо смеется. – Придется кому-нибудь из вас самому лететь за помощью, против чего я, кстати, не возражаю.

– Слышишь, Бархатный? Нам разрешают улететь.

– Да, я никого не задерживаю. Вынужден напомнить, что наш разговор закончен. Эй, Ласковый! По кораблям.

Откликается король Бархатный:

– Я предлагаю снимать с них во время казни психо-матрицы. Это позволит пересадить сознание какому-нибудь бластомеру, и снова казнить, снимая психо-матрицы, а потом – снова казнить… – Их Резвость все ещё гневается, но люди не обращают на него внимания.

– Тогда я тоже стартую, – недобро соглашается Гладкий. – Хорошую мысль ты мне подарил, мальчик. Жаль, что в пузыре тесновато, и мы с тобой обязательно столкнемся. Мой Дом, конечно, пострадает, но это не страшно, его починят. Что же ты остановился, герой?

– Вы предлагаете нам воздушный бой? – спокойно спрашивает Свободный Охотник. – Мы принимаем вызов.

Он хочет возобновить движение. А соперник уже шагнул ему навстречу:

– Неужели ты станешь состязаться со мной на этом дряхлом Веретене?

– Почему бы нет? Шансов победить у меня достаточно.

Унижение слишком велико. Вождь Гладкий первым теряет самообладание, не дав встрече достойно завершиться.

– О, Космос! Долго мне ещё возиться с этим маленьким любителем совершать подвиги?!

Он словно вибрирует, весь целиком. Какой огонь вскипятил его разум – ненависть, страх? Или что-то иное, тщательно скрываемое? Сила, стянутая черным защитным костюмом, рвется на волю…

Свободный Охотник, беззвучно усмехнувшись, шагает к Веретену. Нет, не шагает. Злая сила, освободившись из плена высокородного воспитания, подло сбивает его с ног. Пузырь проворачивается, хрупкое человеческое тело соприкасается с поверхностью моста.

«Не трогай хозяина!» – взрывается декодер.

Ласковый прыгает на врага, но прыжки Бархатного столь же стремительны, и две летящие в цель тени сливаются, превратившись в один кричащий ком шерсти.

– Эй, ты жив? – издевательски зовет голос Гладкого. Откуда-то сверху. Гип Узора приподымается на локтях и обнаруживает возле своего лица широко расставленные ноги.

Он рывком встает.

Тело, не привыкшее к таким падениям, мелко подрагивает. Впрочем, каких-либо повреждений нет – защитный костюм принял удар на себя. Лишь позор наполняет лихорадочным жаром голову, грудь, руки. Позор и ярость.