Пол Керни - Путь к Вавилону

Закованная в железо фигура внезапно встала на пути у Ривена, и еще один сокрушающий удар в челюсть уложил его наземь. Возбужденный такой легкой победой талскерский страж на секунду замешкался, глядя на поверженного врага, но уже в следующий миг посох Айсы метнулся вперед, точно жало змеи, и ударил его между глаз. Тот упал прямо на руки своих сотоварищей, толпящихся у него за спиной. Айса бросился вперед и вломился в самую гущу закованных в броню людей. Они отпрянули. Один кувырком полетел вниз по лестнице, от ударов его кирасы с ветхой стены посыпалась штукатурка. Айса, сжав посох покрепче, принялся молотить по головам. Тела корчились на полу, но врагов было много, они напирали, подавляя своим количеством. Все разом они навалились на Айсу, сумев усмирить его боевой посох. Миркан пошатнулся под весом повисших на нем солдат. Хриплый крик отчаяния и ярости вырвался из его горла, и Айса упал. Град ударов обрушился ему на голову. Последним усилием миркан оттолкнул одного из стражников, который, падая, врезался в Ривена, и тот упал. Он видел, как Байклин теснил неприятеля, — клинок его непрерывно мелькал и опускался на головы врагов, — и как упорно сражался старый Льюб. Но тут раздался звон разбитого стекла, и через заднее окно на лестничную площадку выбралось еще несколько наемников. Ривен попытался крикнуть, но его голоса никто не услышал. Он беспомощно наблюдал, как Льюба ударили сзади и он рухнул, точно подрубленное дерево. Байклин развернулся и с размаху вонзил свой клинок в горло одного из нападавших солдат. Брызнул фонтан алой крови. Но теперь Байклин остался один, а с двух сторон напирали враги, ступая по телам своих павших товарищей. Чья-то нога опустилась на голову Ривена и соскользнула на пол. На какое-то время он ослеп и оглох и ощущал лишь, как дрожит и трясется пол. В конце концов даже это ощущение померкло. Последнее, что увидел Ривен, было лицо наемника, который поднялся по лестнице после всех. Он широко скалился, обнаруживая отсутствие одного из передних зубов. Черные волосы густыми кудрями падали ему на лоб. Он принялся с упоением пинать лежащего в беспамятстве Ратагана. Прямо в лицо.

15

Кровь стучала в висках — горячая, точно лава, тяжелая, как свинец. Она пыталась излиться наружу, накатывая на глаза волнами света и тьмы. Хриплый стон вырвался из пересохшего горла, оцарапав гортань.

Сознание медленно возвращалось. Он уже чувствовал боль в запрокинутых за голову руках и в грудной клетке — боль пронзала ее с каждым выдохом. Слепящую боль, выворачивающую кости в запястьях, и невероятную тяжесть в ногах, пригвоздившую его к полу.

Тупое, смутное любопытство пробудилось в глубине его мозга. Он попытался открыть глаза, но веки, казалось, склеились намертво. Из-под век сочился мерцающий свет факела — по крайней мере, он не ослепил его. Пальцы слабо шевельнулись. Раздался скрежет металла. Кандалы на запястьях сдвинулись, врезавшись в разодранную плоть. Ривен едва сдержал стон.

Но боль помогла. Она вытеснила биение крови в висках, влила свет в его помутившийся разум. Он сосредоточился, пытаясь пошевелить ногами. Затекшие ноги отозвались острой болью, когда кровь хлынула в них. Ривен заскрежетал зубами — боль прострелила челюсть. На мгновение сознание его поплыло, и он вновь оказался в Бичфилде. Железные спицы скрепляли его лицо. Но он поборол и эту боль. Он прошел трудную школу. Школу хорошую.

Он встал на ноги. Руки тут же опустились, и невыносимая боль от кандалов, режущих запястья, чуть поутихла. Воздух хлынул ему в грудь, и Ривен привалился спиной к стене, впитывая его, вбирая в себя.

Жив. Ей-богу, жив.

Цепи, которыми скованы были его запястья, позволяли ему поднести руку к лицу. Он потрогал глаза, а потом одним резким движением разодрал слипшиеся от засохшей крови веки.

Когда боль поутихла, он проделал то же самое и со вторым глазом.

Темная камера. Каменный мешок в десять квадратных футов. Прямо напротив — железная дверь. Капельки влаги на решетке. У ног — охапка соломы. Вода, стекающая по стенам. Свет, исходящий от единственного факела на стене справа. И гробовая тишина.

Темница. Настоящая темница. Жуть.

Он был один.

Ни звука. Ни звона ключей, ни горестных криков узников. Никаких тюремщиков.

И тут Ривен застыл, пораженный одной мыслью.

Меня бросили здесь умирать.

Ратаган, Байклин — где они? Перед мысленным взором его проносились картины: снова Айса упал под тяжестью наседающих на него врагов. Снова наемники уносили Мадру. Где они теперь?

Где-то на самом краешке сознания поднялась было паника, но он безжалостно подавил ее.

Господи, как хочется пить.

Он провел сухим языком по растрескавшимся губам. Давненько он не был в такой плохой форме, с того самого раза…

Ривен выругался вслух, и голос его прозвучал как-то странно пугающе в этой глухой тишине.

Что-то застрекотало у него под ногами. Крыса прошуршала в соломе. Она уселась на задние лапки и посмотрела на Ривена.

– Твою мать, — проговорил он угрюмо.

Крыса метнулась прочь и исчезла в углу. Он заметил, что там была решетка водостока. Если стоять неподвижно, не шурша ногами в соломе, можно даже различить слабый звук текущей воды, отдающийся тихим эхом. Единственный звук в этой камере. Он пожалел о том, что спугнул крысу. Пусть бы осталась, пострекотала ему…

Время шло. Факел почти уже прогорел. Вскоре его должны заменить. Ему все больше хотелось пить. Ноги устали стоять, но он побоялся дать им отдых. Запястья выглядели ничуть не лучше завернутых в мясо костей. Он вновь испытал приступ паники. И страха за остальных. Быть может, Мадру тоже бросили в темницу? Быть может, прямо сейчас она «испытывала» на себе внимание своих тюремщиков?

Только подумав об этом, Ривен забился в своих цепях, не обращая внимания на боль. Он кричал и стенал. Влажный воздух царапал пересохшее горло. Ответа не было. В конце концов он умолк.

Прошло еще несколько часов. Факел замерцал, померк и, наконец, потух, оставив его в непроглядной тьме. Из горла рванулся непрошеный плач, но он обратил плач в рычание.

Вдруг за дверью раздался какой-то шум. В замке повернулся ключ. Сердце екнуло. Шурша соломой у входа, отворилась дверь. Тьму прорезал неверный свет, исходящий от тонкой свечи в чьей-то руке. Ривен различил в пляшущих отсветах пальцы, рукав и капюшон.

Дверь со скрежетом захлопнулась.

Некто поставил свечу в нишу в стене. Фигура, в темном капюшоне похожая на монаха, приблизилась к нему. Невольно он вжался в стену.

Рука отбросила капюшон за спину, и перед Ривеном предстала Джиннет. Лабиринт света и тени на ее лице колебался в желтых отблесках пламени. В ушах сияли бриллианты.