Александр Заревин - Одинокие боги Вселенной

Одним словом, мы затратили на подготовку к экспансии около трех лет. За это время мы изготовили: дубликатор универсальный общего назначения (ДУОН-1), дубликатор транспортных кабин (ДТК-1), дубликатор индивидуального пользования (ДИП-1) и «Султан-2», рассчитанный на перемещение грузов и людей общей массой до двух тонн, причем «Султан-2», судя по его возможностям, значительно превосходил установку Озерса. Наконец-то мы могли вздохнуть свободно. Инженеры в качестве зарплаты получили каждый по ДИП-1, и мы расстались, весьма друг другом довольные.

Трое бессмертных, мы предпочитали общество друг друга и устроили вечер втроем, не то прощальный, не то праздничный. Да и обсудить надо было «тет на тет» будущие свершения.

— А знаешь, Лариса, — вдруг пришло мне в голову, — надо начинать с тебя, отправить тебя в прошлое к моменту зачатия, с тем чтобы ты помешала этому событию. Тогда ты сможешь быть абсолютно свободной.

— От чего свободной?

— От петель времени. Ко всему ты сможешь тогда бывать в будущем.

— Разве это так важно?

— Нет, ну я к примеру… Всякое может случиться…

— Боюсь, что это будет трудновато. Я в семье седьмой ребенок.

— Ну вот, расскажешь отцу, какие трудности их с матерью ожидают впереди… Ты с какого года?

— С тридцать четвертого.

— Во-во, впереди тридцать седьмой год, затем сорок первый…

— Да, отца еще на финской убили, в тридцать девятом… Считай, что детства у меня и не было…

— Может быть, нам вообще подойти глобально, — подал свой голос Мишка. — Начнем экспансию с 13-го года или вообще с тысяча девятисотого. Вы же согласны с тем, что наряду с некоторыми достоинствами коммунизм — это вообще-то зло. Причем зло глобального масштаба. В двадцатом веке людей погибло больше, чем за все десять предыдущих веков вместе взятых. И основная масса в России-матушке полегла. За что? За призрачные идеалы, придуманные амбициозными придурками.

— Ну, предположим, Гитлер родился в Германии, — подал я голос.

— Зато Ленин — в России, — парировал Мишка.

— Тогда, мальчики, экспансию надо совершать в середину прошлого столетия, — сказала Лариса.

— Вот именно этого мы с тобой, Мишка, и боялись, — подхватил я. — В мире достаточно людей, которые захотят что-либо исправить в истории. Давайте остановимся на том, что предотвратим наши появления на свет. Иначе мы доберемся до Адама с Евой. Вся история — это история войн и крови и людского стона. Кто нам дал право лишать человечество ее уроков? Я за собой такого права не чувствую. Может быть, вы чувствуете за собой право переписать ее заново? А? К тому же я сильно рискую на всю жизнь остаться холостяком. Людмила при таких катаклизмах может и не родиться. И вообще, мне кажется, что для таких разговоров мы еще слишком мало выпили.

— Действительно, — поддержал меня Мишка. — У Азимова помнишь «Конец Вечности»? Интересно, как они вне времени закреплялись?

— Фантастика, — сказал я пренебрежительно.

— Но там есть и рациональное зерно: если что не так — потомки исправят. Уловил? Будущее многовариантно. А времени у нас много. Мы можем испытать все ветви реальностей и выбрать из них наиболее подходящую, которую и назовем Историей. Ну а если мы ошиблись — потомки исправят. Как ты, Лариса, относишься к потомкам?

— Нам лучше их не иметь.

— Почему? — удивился Мишка.

— А где гарантия, что через некоторое время он не объявится с просьбой ради Бога не зачинать его?

— М-да… — Мишка удрученно почесал в затылке. — Дела…

— Говорят, что Бог творит все, что захочет, мысленно, — вмешался я. — Вот и вы представьте, что потомок у вас уже есть. Этого достаточно.

— Ты шутишь или серьезно? — спросил Мишка.

— Какие уж тут шутки, — ответил я. — Мы теперь сами боги. Вспомни про образец.

Одним словом, долго мы еще трепались тогда, захмелели все трое, однако слова Ларисы насчет неблагодарного потомка накрепко засели у меня в голове. Я просто не представлял, как буду разговаривать на эту тему с собственной матерью, молодой в то время девчонкой. Мишка, судя по всему, испытывал подобные муки. Но муки муками, а схлопывание петли грозило нам не то что небытием, а как минимум могло отбросить нас с Мишкой на исходную позицию, к началу нашего творчества, попросту говоря, к разбитому корыту, то бишь к дурмашине. Но на этот раз виток будет без инопланетян. Так что мы с Мишкой как ни крутили, а вынуждены были отправиться в 58-й, то есть в лето 59-го года. Я на это путешествие шел как на собственную казнь, как будто в реке, когда идешь против течения. Лариса нас тоже провожала, как в последний путь. Впрочем, непосредственно перед стартом она вдруг предложила нам переписаться на жесткий диск:

— Вы знаете, мальчики, у меня такое предчувствие, что вы не вернетесь. Правда, что-то такое должно произойти с вами нехорошее. Тяжело у меня на сердце как-то. Давайте подстрахуемся, запишитесь на диск.

Посмеиваясь и подшучивая друг над другом, мы с Мишкой по очереди забрались в ящик ДУОНа. Я первым был, виду не показывал, но волновался сильно. Улегся на дно и приготовился к самому худшему. Мишка закрыл крышку, затем в мозгу у меня сверкнула яркая вспышка, а затем я вновь почувствовал собственное тело. Крышка откинулась, и Мишка скомандовал веселым тоном:

— Вылезай, старик, теперь ты бессмертен абсолютно, и от Кащея бессмертного отличаешься только тем, что его смерть была на кончике иглы, а у тебя жизнь вот на этом диске.

— Шутник, да… — проворчал я, выбираясь из ДУОНа.

— Что ты чувствовал? — спросил Мишка.

— Ничего. Была яркая вспышка, и все.

— Значит, ДУОН разложил тебя на кванты безболезненно?

— Выходит, так.

— Ну тогда я полезу. — И Мишка стал устраиваться в ДУОНе.

Я взял чистый диск и вставил его в дисковод.

— Готов? — спросил я.

— Поехали, — ответил он.

Я закрыл крышку и нажал кнопку записи. ДУОН молчал минуты две, наконец на дисплее высветилась надпись: «Запись окончена». Я открыл крышку. ДУОН был пуст.

— А как же… — начал я, но, хлопнув себя по лбу, закрыл крышку и надавил клавишу «Воспроизведение». Минуты, пока ДУОН воссоздавал Мишку, показались мне вечностью. Едва дисплей выдал надпись: «Дублирование закончено», как я откинул крышку и заглянул внутрь. Мишка там как раз вставал.

— Поздравляю, — сказал я. — Теперь и ты словно Кащей. Вылезай, или у тебя чего-то не хватает?

— Да вроде все на месте… — Мишка ощупал свои мужские достоинства. Потом мы отдали Ларисе оба диска, приговаривая при этом, что у Кащея смерть охранялась тройной блокировкой: зайцем, уткой и яйцом, а она, Лариса, одна и потому должна быть теперь быстрой, как утка, юркой, как заяц, и обтекаемой, как яйцо. Хотя, к сожалению, Кащею это не помогло, так что одна у нас надежда — на ее женскую хитрость.