Дмитрий Янковский - Третья раса

— Да, — кивнула она.

— Для него Поганка как женщина, — жестко добавил я, прекрасно зная, что делаю ей больно. — Он ее создал и скорее всего хотел властвовать над ней безраздельно.

— А я разве не женщина? — обиделась глухонемая. — Старый биотех не может дать ему того, что могу дать я.

— Мне это понятно. Но у него свои тараканы в голове.

— И он слышит, что мы сейчас говорим? — Молчунья осторожно глянула на меня.

— Да.

Тогда она отключила синтезатор и показала несколько странных знаков руками.

— Что это? — спросил я.

— Ничего, — она снова включила синтезатор.

— А все-таки?

— У нас с ним был особый язык жестов, — все же ответила она. — Жаб его то ли сам придумал, то ли использовал древний язык, на котором давным-давно говорили глухонемые.

— Зачем?

— На тот случай, если нам надо было перекинуться парой фраз, предназначенных только нам.

— И что ты ему сейчас сказала?

— Что люблю его, — просто ответила Молчунья.

Я подумал, что если Жаб хоть чего-то стоит, это не оставит его равнодушным. А если оставит, я его сам убью.

— Жаль, что нельзя запустить «Валерку» прямо сейчас, — вздохнул я. — Опередили бы Жаба и убили бы наконец Поганку.

— «Валерка» для этого не обязательно нужен, — ответила глухонемая.

— Как это? — я не смог скрыть удивления.

— Там на борту есть боевой разведчик класса «Манта». Тоже батиплан, но маленький, двухместный. Очень хорошо вооруженный и ход у него отличный.

— Но у него ведь тоже аккумуляторы сели!

— Конечно. Но для пуска его турбин хватит остатка заряда «Валерки».

— Вот барракуда! — не удержавшись ругнулся я. — И ты не сказала Долговязому?

— А зачем? Батиплан ведь двухместный.

Эта информация дорогого стоила. С одной стороный, можно было сообщить о ней Долговязому, но он бы ни за что нас двоих не отпустил. Точнее, меня без присмотра не отпустил бы. Четких доказательств этому не было, зато созрели серьезные подозрения на этот счет. Не шуточные, надо сказать, подозрения, основанные на мелочах, на пойманных взглядах, на невысказанных словах. Я сильно подозревал, что Долговязый боится, как бы у меня крышу не сорвало на манер Жаба. И надо же — прав оказался, как всегда. Только не понимал он, что дело не в мании, как у нашего взводного, а в том, что мне попросту не оставили выбора. Хотя кто знает, какие мотивы были у Жаба? Но как бы там ни было, я твердо решил посвятить Молчунью в суть своих планов до того, как мы сделаем необратимые шаги.

— Давай нырнем, — предложил я ей. — Вдвоем, без Долговязого. Доберемся на «Манте» до Поганки и грохнем ее. Только прежде чем грохнуть, надо с ее помощью обезвредить взбесившуюся пусковую установку. И еще одно дело сделать.

— Какое? — насторожилась Молчунья.

— Освободить Лесю.

— С помощью Поганки?

— А как еще? Ты же видела, никаким подкупом ее судьбу уже не решить. Раструбили по всему миру о страшном преступлении. Выродки. Хотят устроить новую охоту на ведьм. Только я против, чтобы начали с Леськи.

— Это да, — согласилась глухонемая.

— Пригрозим ракетным ударом, заставим поменять эти дурацкие законы. И пусть ее выпустят. Помнишь, как в сказке «Огниво»? Там бывший наемник напустил на город дьявольскую собаку из ада. Все так испугались, что отдали ему принцессу.

— Леська-принцесска, — показала Молчунья по слогам, потому что специального знака для слова «принцесска» в Языке Охотников не было.

— Да. А Поганка — самая большая собака на свете.

— И живет в аду. — Молчунье понравилась моя аналогия. — А как ты намерен нырнуть?

— Вечером Долговязый даст нам по капсуле флюкостата. Не глотай. Это противогрибковый препарат. Без него грибок продолжает жить в крови, хоть и в меньших количествах, чем когда сахару полно. За ужином надо под видом чая замешать густой сахарный сироп и выпить. Дыхание остановится, но нельзя Долговязому это показывать. Ночью, когда все уснут, нырнем.

— Без фальшфейеров, без связи?

— А есть выбор?

— Но у нас ведь даже нет согревающего и защитного геля! — она жестикулировала очень горячо, умела бы говорить, кричала бы.

— Нет, — согласился я. — Придется взять балласт потяжелее, чтобы быстрее преодолеть этот проклятый километр.

— Не получится. Вода очень холодная. Умрем от переохлаждения.

— Не умрем, — начал прикидывать я. — Если нырнем с хорошим балластом, то будем уходить на глубину со скоростью около трех метров в секунду. Ускорения, понятное дело, не дождешься, среда очень плотная, поэтому рассчитывать надо именно на эту скорость. Тогда каждую минуту будем погружаться на сто восемьдесят метров. До полукилометра вода имеет температуру градусов шестнадцать, не ниже. Не очень приятно, конечно, но час можно прожить без особого вреда для здоровья. Нам часа не надо — пятьсот метров преодолеем за три минуты. От этого с нами ровным счетом ничего не случится. Дальше хуже — с четырехсот метров водичка пойдет похолоднее, градусов пять, и уже до самого дна. То есть три минуты такого удовольствия нам обеспечено. На самом деле чуть больше, поскольку в слое ила придется выходить на сигнал радиомаяка, а затем ждать открытия шлюза. Будем считать — пять минут. А предельное время пребывания в такой воде десять минут.

— Почти предел, — поежилась Молчунья.

— Ну как почти предел, если это только половина времени?

— Не забывай, что почти всю дорогу вода будет шестнадцать градусов, а это тоже не жарко.

— Я говорю не о комфорте, а о физиологическом пределе. К этому порогу мы не подберемся. Холодно будет, но смертельной опасности нет.

— Это если мы сразу найдем «Валерку», — уточнила Молчунья. — На всплытие времени уже не хватит. Замерзнем.

— Не бойся, не заблудимся, — улыбнулся я. — Выйдем точно на цель. По маяку наводиться значительно легче, чем по указаниям Майка.

— А монитор от маяка?

— Это мне предоставь, — я подмигнул ей, прекрасно зная, как достать монитор. — Может еще и гарнитуру для связи достану.

— Стянешь у Долговязого?

— Точно. Во время ужина.

— Рискуем, Копуха.

— Знаю. Но ты представь, каково сейчас Лесе в тюрьме.

Этот довод подействовал, но я знал, что не он был решающим. Как бы хорошо Молчунья к Леське не относилась, а своя рубашка ближе к телу. Молчунья хотела убить Поганку и освободить таким образом Жаба от безумной охоты. Я ее понимал.

Перед ужином Долговязый выдал нам капсулы с флюкостатом, как я и предполагал. Мы с Молчуньей сунули их за щеку, но глотать, ясное дело, не стали. Выплюнули, как только оказались у Долговязого за спиной. Первый этап подготовки на этом можно было считать успешно законченным. Гораздо труднее на глазах отставника оказалось высыпать в чай и размешать солидную порцию сахара. Вот тут-то я впервые и оценил всю прелесть сговора с Молчуньей! Одному мне бы ни при каких обстоятельствах подобный фокус не удалось провернуть. А так, пока она занимала Долговязого соображениями по запуску «Валерки», я спокойно размешал свою дозу. Затем пришел мой черед проводить отвлекающий маневр, но я справился с этим не хуже.