Раненые звезды
Сходные задачи приводят к сходным решениям. Кабина орбитальной капсулы была похожа на земную. Не до деталей, конечно – всё-таки традиции марсианского быта и дизайна накладывали свой отпечаток – но в целом, на уровне общих ощущений, капсула была братом-близнецом земного «Орла».
Места тут было, конечно, побольше. Раза так в три. Вот они, наглядные преимущества низкой гравитации – для вывода на орбиту эквивалентной массы требовалось гораздо меньше горючего, чем на Земле. Значит, при проектировании капсулы было где развернуться. Тут был даже полноценный туалет, полностью изолированный от основного отсека. Конечно же, рассчитанный на невесомость. Так что никаких хитроумных устройств, вроде того, которым я пользовался при старте с Земли, или тем более подгузников на нас не было. А марсианские скафандры оказались заметно удобнее земных аналогов. Видимо, за счёт использованных материалов: в прикладной химии здешняя наука и производство укладывала современную мне Землю на обе лопатки. Это было понятно еще тогда, когда в магазине мне изготовили идеально подходящий комплект повседневной одежды.
Марсианский скафандр ощущался как вторая кожа. Те скафандры, в которых космонавты стартовали с Земли, по сути, были всего лишь специализированными противоперегрузочным костюмами и носителями датчиков для телеметрии с автономной или полуавтономной аварийной кислородной системой. В них нельзя было выходить в открытый космос. Для этого использовались совсем другие устройства, самые продвинутые из которых были жёсткими, как латы древних рыцарей. А марсианский скафандр был универсальным. Он мог быть мягким и почти невесомым, а мог жёстко фиксировать конструкцию, обеспечивая необходимую защиту от перепада давления, излучения, температурных экстремумов и прочих «прелестей» открытого космоса.
Как жаль, что на мне не было ничего подобного, когда я впервые оказался в этом времени…
Я посмотрел на своих спутников. Кай на вид совершенно спокоен, хотя по телеметрии видно, что пульс несколько учащён. На сестру старается не глядеть.
Вчера, обсуждая детали предстоящего перелёта, мы почти всё время провели втроём, но я так и не смог разобраться в деталях их семейных отношений. Вроде бы Кай смирился с тем, что Камелия нужна экспедиции. Но на её вопросы он отвечал подчёркнуто холодно. По крайней мере, мне так показалось.
Камелия не смотрит по сторонам, что-то сосредоточенно читая с персонального дисплея. Совершенно спокойна, как будто происходящее вокруг её совершенно не касается. Отвлеклась на секунду, когда начался обратный отсчёт, но потом вернулась к чтению.
Мне, честно говоря, было здорово не по себе. Я не хотел обратно туда, в вакуум. На душе было как-то по особенному тоскливо.
Мы стартовали на закате, и через иллюминатор корабля было видно, как мелкое марсианское Солнце посылает последние зеленоватые лучи согретому им миру… до боли захотелось увидеть родителей.
Когда-то давно я прочитал, что смерть страшна вечной разлукой. И, хотя я не считал своих родителей погибшими – ведь до их рождения еще два с половиной миллиарда лет! – пропасть, разделяющая нас, была такой же надёжной, как и смерть.
Стартовый импульс тут был гораздо мягче, чем на Земле. Я даже дискомфорта особого не почувствовал. Наоборот, навалившаяся тяжесть напомнила мне о доме. Краем уха я даже услышал, как кто-то из врачей, следящих на Марсе за телеметрией, прокомментировал: «пилот один, реакция на перегрузки идеальна, по гормональному фону он как будто домой вернулся!»
Однако перегрузки продолжались до обидного мало. Потом наступила невесомость. Когда это случилось, я вдруг понял, что совсем не люблю это состояние. Вечное падение, когда не за что зацепиться. Совсем, как моя жизнь…
- Медики говорят, что в привычной обстановке к тебе может начать возвращаться память, - сказал Кай, внимательно поглядев на меня, - пока ничего?
Я отрицательно помотал головой – на Марсе этот жест значил то же самое, что и на Земле. Довольно редкий случай – поначалу я очень боялся выдать себя неправильной жестикуляцией. Но ничего, быстро научился местной культуре жестов – даже быстрее, чем языку.
- Кай, его собрали по кусочкам. Удивительно, что мозг вообще заработал. Реанимировали на свой страх и риск – он вполне мог остаться овощем. Пострадали даже базовые рефлексы, их потом восстанавливали буквально вручную, с помощью наноботов, - вмешалась Камелия, - потрясающая работа, кстати.
- Спасибо, что напомнила, - сказал я подчёркнуто нейтральным тоном, разглядывая траекторию сближения с венерианским кораблём, которую вывел на основной монитор. Одновитковая схема. Неплохо – всего несколько часов в относительно тесном пространстве.
Кстати, у самого корабля было имя. Его назвали в честь одного из сыновей бога войны. Перебирая земных, мифических сыновей бога Ареса я был в затруднении: подобрать эквивалент оказалось непросто. Здешний сын Ареса был богом мужского плодородия, очень близкий земному Приапу. Так что Фобос с Деймосом отпали сразу. Ближе всего подходил Гимерос, бог страсти у древних греков. Так что пусть корабль будет «Гимеросом».
- Хотя был шанс, что хоть какая-то часть информации восстановится после инициации, - не замечая моего намёка, и нисколько не смущаясь моего присутствия продолжала Камелия, - но не повезло.
- Да, насчёт информации, - сказал Кай, - мы не успели полностью пройти подготовку. Скинь мне чего-нибудь полезного о венерианской фауне, а? Я так понимаю, мы для этого тебя с собой тащим? Чтобы иметь с ней дело было сподручнее, верно?
- Верно, верно, - кивнула Камелия, не заметив иронии в словах брата, - без меня у вас некому будет спросить в критической ситуации, что делать.
- Ты так уверена в том, что критические ситуации будут? – усмехнулся я.
- А то ж! Это же Венера, парень!
Кай углубился в изучение присланных Камелией файлов. Я же продолжал нетерпеливо глядеть на траекторию, ожидая сближения с кораблём. От нечего делать чуть углубился в вычисления, активировав свои новые возможности. С каждым разом это давалось всё легче и легче.
