Леонид Юзефович - Поиск-83: Приключения. Фантастика

— Ах ты, сердешные! — изумленно проговорил сроду не имевший детей Федул.

Он оторвал кусок белого, приготовленного на смерть полотна, согрел воды в тазике и просто, как будто ничего удивительного не происходит, позвал: «Горыня, иди сюда!» И, чуть посомневавшись, добавил: «Цып-цып!»

Птенец неуверенно вышагнул из корзины и, переваливаясь, падая на крашеном полу, пошел на зов.

Манная каша пришлась Горыне по вкусу.

На другой день Федул отправился за двенадцать верст в сельпо. Он уже давно получал колхозную пенсию, был последним жителем опустевшей деревни, на центральной усадьбе ему выстроили домик, куда Федул собирался переселиться осенью.

Набрав кучу продуктов, он зашел в правление, молча подал мятую бумажку секретарше и поспешно вышел. На бумажке было нацарапано: «Переезжать отказуюсь». Председатель удивился и рассердился, хотел тотчас же ехать узнавать, в чем дело, да заела текучка.

…Через месяц Горыне стало тесно во дворе. Просунув хвост в подворотню, он клал головы на конек крыши и терпеливо глядел вдаль, поджидая Федула. Вечерами старик выгуливал своего питомца. Горыня любил лакомиться верхушками сосен, но при этом не опустошал окрестные леса, а щипал деревья понемножку, чтобы они не погибли. С оглушительным ревом, так, что дрожали стекла в избе, он разбегался, пытаясь взлететь. Из пастей вылетали языки пламени, из ноздрей валил густой, черный дым. «Не балуй с огнем, выпорю!» — покрикивал Федул.

Часами запыхавшийся старик бегал по поляне, рыча и маша руками, показывая, как, по его мнению, следует летать. Он обзывал Горыню «олухом царя небесного», кричал: «В кого ты только такой уродился?!»

И однажды Горыня взлетел. Неуклюже покачиваясь в воздухе, он долго тянул на бреющем и, когда старик, задравший голову, уже почти потерял надежду на удачу, — сделал невероятное усилие и, заложив глубокий вираж, срезав крылом несколько сосен на опушке леса, набрал высоту.

И на выселках был праздник. Федул, выпив три стакана бражки, врал, что был в войну летчиком, а Горыня сидел на улице и, засунув головы в распахнутые окна, глядел на старика преданными глазами.

Целыми днями и ночами Горыня теперь летал. Он научился изменять геометрию крыла и стартовал почти с места. Черной точкой он скрывался в тучах, чтобы потом с леденящим кровь свистом и ревом спикировать вниз и выровняться у самой земли. Он сам придумал «мертвую петлю», «бочку» и другие фигуры высшего пилотажа.

— Покатал бы старика, Горыня… — заикнулся как-то Федул и тотчас испугался, но было уже поздно.

С тех пор они летали вместе. Старик приспособил старое кресло в пасти средней головы, купил защитные очки и мотошлем. Он командовал сам себе: «Не курить! Пристегнуть ремни!» И они летели.

Однажды они увидели большой самолет. И поняли, что самолет падает.

— Жми, Горыня! — закричал Федул.

Никогда еще они не неслись с такой скоростью. Тонкие перепонки крыльев вибрировали, грозя вот-вот лопнуть. И все-таки Горыня успел — подставил широкую спину под фюзеляж.

Ему не хватило сил погасить скорость самолета. Он смог только задержать падение и выбрать подходящую поляну.

Самолет накренился, зацепился крылом за деревья и мягко осел. Взрыва не произошло.

Люди выбирались из салона, помогая друг другу, еще не веря, что все обошлось, и в первый момент даже не замечали под ногами что-то мягкое, подрагивающее, раздавленное самолетом. Люди нервно смеялись, приходя в себя, и не понимали, почему плачет неведомо откуда взявшийся худой старик в мотошлеме.

АЛЕКСАНДР ЧУМАНОВ

Коленчатый вал

Рассказ

«А пришельцы-то влипли капитально», — сразу догадался Гешка.

Он остановил мерина, выхватил из чехла топор и соскочил с телеги. Мелкие березки, осинки полетели в болото. Гешка натянул бродни по самый пах и ступил на хлипкую гать.

Пришельцы, похоже, пытались сами вытащить свой корабль из трясины, да, видать, плоховато знали они Землю. Их аппарат уже до половины увяз в болоте, он стоял накренившись и продолжал медленно погружаться. Вылезших из люка пришельцев, похожих на больших лягушек, болото уже давно бы засосало, если бы они не держались за свою посудину. Без Гешки им оставалось жить минут пять, не больше.

Вонючая жижа заливалась в сапоги, когда Гешка, нагрузив на себя пришельцев, трудно выдирая ноги, побрел к берегу. Там он разгрузился, взял веревку и снова полез в топь. Ему пришлось окунуться с головой, чтобы привязать конец веревки за выступ на корпусе корабля.

Гешка вылез из болота, привязал второй конец к телеге, тронул вожжи. Старый мерин ронял пену на траву, ноги его скользили. Гешка навалился всей силой на телегу, грязные маленькие пришельцы уцепились за спицы колес. И странная, покрытая тиной блестящая машина тихонько пошла из плотоядно чавкающей трясины.

Вечерело. С болота потянуло прохладой. Пришельцы — их было пятеро, — сбившись в кучку, что-то лопотали по-своему, тряслись от холода. Гешка почувствовал, что тоже продрог. Он жестом показал пришельцам на телегу, подождал, пока они, помогая друг другу, взберутся на нее, сел сам и негромко чмокнул. Дорогу на кордон мерин знал хорошо. Корабль, у которого обнаружилось что-то вроде колесиков, тихонько позвякивая на ухабах, катился сзади. Когда странная процессия въехала во двор, стало уже совсем темно.

Гешка третий год работал лесником и жил один-одинешенек. После армии жизнь у него пошла наперекосяк. К тридцати годам он успел жениться и развестись, побичевать в Салехарде, отсидеть за драку, в которую непонятно как встрял, и обрел наконец покой здесь, в тайге. Гешка оказался надежным, заботливым хранителем леса, начальство его хвалило. И в то же время лесник он был не вредный, не въедливый, и мужики в основном на него не обижались. Два года назад Гешка поступил учиться в лесной техникум. Учеба шла туго, отнимала много сил и времени, поэтому одиночество не тяготило, скучать было некогда.

Гешка распряг мерина и пригласил пришельцев в избу. Натаскал воды, дров, расшуровал печку. «Как бы не заболели эти лягушата, — переживал он, — а то никакой профессор не поможет».

Когда в доме стало жарко, Гешка достал оцинкованное корыто, налил в него воды, потрогав ее локтем, как это делала жена, купая маленькую дочку. Он натянул занавеску через всю комнату, бросил на табуретку возле корыта чистые полотенца.

Двое пришельцев, те, что поменьше, отправились за занавеску, остальные трое остались сидеть на лавке. «Тоже своих баб вперед пропускают», — с уважением подумал Гешка. Сам он то и дело сновал за занавеску, меняя воду в корыте, подбрасывая в печку дров. Его не стеснялись, и он тайком посматривал на оживших в тепле гостей и краснел, когда они замечали его взгляды. Сам он вымылся после всех по пояс.