Дуглас Адамс - Автостопом по Галактике. Опять в путь (сборник)

Администратор, нахмурившись, уставился на письмо.

– Вы знаете, кто это? – спросил он.

– Нет, – ответила Трисия.

– Гм, – произнес администратор. – Похоже, она чем-то расстроена.

– Да, – согласилась Трисия.

– Ба, тут вроде имя какое-то, – заметил администратор. – Гейл Эндрюс. Вы знаете кого-нибудь по имени Гейл Эндрюс?

– Нет, – ответила Трисия.

– А почему она расстроена?

– Не знаю, – ответила Трисия.

– А вы звонили ей? Тут и телефон записан.

– Нет, – сказала Трисия. – Вы только передали мне записку. Я хотела только уточнить, прежде чем звонить. Могу ли я поговорить с тем, кто отвечал на звонок?

– Гм-м-м, – произнес администратор, внимательно изучая записку. – Не думаю, чтобы у нас здесь был кто-то по имени Гейл Эндрюс.

– Нет, я понимаю, – возразила Трисия. – Я только…

– Гейл Эндрюс – это я.

Голос исходил откуда-то из-за спины Трисии. Она обернулась:

– Извините?

– Гейл Эндрюс – это я. Вы брали у меня интервью. Сегодня утром.

– О… о Боже, да, – произнесла Трисия в некотором смятении.

– Я оставила вам сообщение несколько часов назад. Вы не звонили, и я зашла. Мне не хотелось разминуться с вами.

– О нет. Конечно, – произнесла Трисия, пытаясь собраться с мыслями.

– Я об этом не знал, – заявил администратор, которому сроду не приходилось собираться с мыслями. – Так вы хотите, чтобы я за вас сейчас позвонил по этому телефону?

– Нет, все в порядке, спасибо, – сказала Трисия. – Я уже разобралась.

– Я могу позвонить в этот номер, если это вам поможет, – предложил администратор, еще раз уставившись в записку.

– Нет, спасибо, в этом нет никакой необходимости, – ответила Трисия. – Это мой номер. Эта записка адресована мне. Я думаю, мы с этим уже разобрались.

– Ну что ж, развлекайтесь на здоровье, – сказал администратор.

Трисии было не до развлечений. Она была занята.

И также ей было не до Гейл Эндрюс. Всегда, когда дело шло к приятельскому общению с христианскими душами, она испытывала сильное желание смыться. Христианскими душами ее коллеги с ТВ называли людей, у которых Трисия брала интервью, и частенько крестились при виде очередной входящей в студию жертвы, особенно если Трисия в тот момент очаровательно улыбалась во все тридцать два зуба.

Трисия обернулась и холодно улыбнулась, не зная, что ей делать.

Гейл Эндрюс была неплохо сохранившейся дамой лет сорока пяти. Ее одежда укладывалась в рамки хорошего вкуса, хоть и тяготела к той рамке, что граничит с пышностью. Она была астрологом – довольно знаменитым и, если верить слухам, влиятельным. Говаривали, что она стояла за рядом решений, принятых президентом Гудзоном, начиная с того, какой йогурт и в какой день недели заказывать на завтрак, и кончая тем, стоит ли бомбить Дамаск.

Трисия обошлась с ней жестче, чем с кем-либо другим из христианских душ. И вовсе не из-за слухов насчет президента – бог с ней, с той давней историей. Тогда мисс Эндрюс категорически отрицала, что давала президенту какие-либо советы за исключением разве что советов личного, спиритуального или диетического характера («Ничего личного, только Дамаск!» – ржала наперебой «желтая пресса»).

Нет, Трисия разделала в своем интервью под орех всю астрологию в целом. Мисс Эндрюс оказалась не совсем готова к такому повороту беседы. С другой стороны, Трисия оказалась не совсем готова к матчу-реваншу, тем более в гостиничном вестибюле. Что делать?

– Если вам нужно подняться к себе на несколько минут, я могу подождать вас в баре, – сказала Гейл Эндрюс. – Но мне хотелось бы поговорить с вами, а сегодня вечером я уезжаю.

Она казалась скорее чем-то озабоченной, а не удрученной или сердитой.

– О'кей – сдалась Трисия. – Дайте мне только десять минут.

Она поднялась в номер. Помимо всего прочего, она не слишком доверяла парню за стойкой администратора в таких сложных делах, как переданные по телефону послания. Поэтому ей хотелось убедиться, что под дверью не будет другой записки, ибо известно, что послания у администратора и записки под дверью не всегда совпадают друг с другом.

Записок под дверью не было.

Зато на телефоне горела лампочка вызова.

Она нажала на клавишу и связалась с гостиничным коммутатором.

– Вам тут звонил Гэри Эндрисс, – сообщила телефонистка.

– Да? – удивилась Трисия. Незнакомое имя. – И что он передал?

– Настроен, – сказала телефонистка.

– Что-что?

– Настроен. Так тут записано. Парень говорит, что настроен. Я так понимаю, он хочет, чтобы вы это знали. Телефон дать?

Пока та диктовала номер телефона, Трисия вдруг сообразила: ей передали искаженный вариант записки, которую она уже получила.

– Ладно, ладно, – перебила она. – Больше мне ничего не передавали?

– Какой номер?

Трисия не могла взять в толк, почему телефонистка спросила ее номер только сейчас, но тем не менее назвала его.

– Имя?

– Макмиллан. Трисия Макмиллан, – терпеливо продиктовала Трисия.

– Не мистер Макманус?

– Нет.

– Тогда вам больше ничего нет. – И раздались короткие гудки.

Трисия вздохнула и снова нажала на клавишу. На этот раз она сначала продиктовала свое имя и номер комнаты. Телефонистка ничем не выдала, что они только что разговаривали.

– Я собираюсь посидеть в баре, – объяснила Трисия. – В баре. Если мне будут звонить, пожалуйста, найдите меня там.

– Имя?

Трисия повторила все еще пару раз, до тех пор пока ей не показалось, что телефонистка все уяснила настолько, насколько это вообще в силах телефонисток.

Она приняла душ, переоделась, с профессиональной скоростью подправила макияж и, бросив печальный взгляд на нетронутую постель, вышла из номера.

Ее так и подмывало вернуться и спрятаться под кровать.

Но нет. Это уже слишком.

В ожидании лифта она посмотрелась в висевшее в холле зеркало. Вид у нее был спокойный и уверенный. Если она может обмануть себя, то других и подавно.

Она будет вести себя с Гейл Эндрюс пожестче. О'кей, утром она обошлась с ней достаточно сурово. Уж извините, но таковы правила игры. Мисс Эндрюс согласилась дать интервью, так как только что выпустила книгу, а телевидение – отличная реклама. Но, дорогая, бесплатный сыр бывает только… Ладно, насчет сыра промолчу…

Суть дела была вот в чем.

Неделю назад астрономы оповестили мир, что десятая планета Солнечной системы, удаленная от нашего светила еще больше, чем Плутон, наконец-то открыта. Они искали ее уже много лет, и вот – ура! – открыли, и все были ужасно рады, и все за них ужасно радовались и так далее, и тому подобное. Планету назвали Персефоной, но очень скоро выдумали ей прозвище Руперт в честь попугая некоего астронома – к этому прилагалась какая-то тошнотворно-трогательная история, – и все это было очень мило и славно.