Юрий Иванович - Преодоление

– Лежи, лежи! – это я приказал обеспокоившемуся когуяру. Сам же выскочил из нашей семейной спальни, пытаясь отыскать кого-то из своих гражданских супруг. Первой на глаза попалась младшая из двойняшек: – Всяна! Бегом сюда! – завёл в комнату, закрыл дверь и распорядился: – Ложись! Да не на кровать!.. И не в прыжке!.. Раздеваясь на ходу… На пол ложись! И не моргай своими ресницами! Возле Хруста ложись… ага, вот здесь… И так тоже на меня смотреть не надо, я тебя к нему не вместо корма кладу… про иные извращения тоже забудь!.. Расслабься… Хорошо… Теперь скажи: «А-а-а!» Громче! И дольше тяни. Отлично. Теперь попробуй похрипеть точно так же, как наш когуяр. Ну! Чё не так? А ты старайся, импровизируй… О! Уже лучше!..

Минут десять я потратил на сравнительные просмотры голосовых связок человека и животного в разных режимах и во время произнесения разных звуков. Одну ладонь держал на женской шее, другую, соответственно, на шее животного. Глупо? Особенно глядя со стороны? Весьма! Не спорю. И даже не удивлялся ступору застывшей в дверях Ксаны, которая пришла меня звать на обед, потому что колокольчиком решили сегодня не пользоваться.

Потом и Снажа прибежала, уставившись на расположившийся на полу «натюрморт»:

– Чего это он? – вырвалось у неё обо мне. – Душит сразу обоих?

– Я несколько иначе решила, поэтому твою сестру тоже вначале хотела придушить. Но, кажется, он выбирает просто, кому из них разрешить оставаться жить в нашей спальне. Хруст вырос, места совсем ничего осталось…

Конечно, Снажа заступилась за сестру, у них началась тихая и вполне себе милая перепалка, но я старался не обращать на женщин внимания. Потому что обнаружил некую странность в горле у когуяра: две зеркально расположенные связки, которых вообще не было у человека. При попытках издавать звуки они блокировали, пережимали все остальные связки и даже простое рычание превращали в этакое щёлканье, треск, который нам и слышался как хруст. Если бы их не было, то и звуки были бы совершенно иные, вполне возможно, что и бархатисто-мяукающие.

И ладно бы эти лишние органы только мне одному показались странными! Но некий внутренний голос, который я уже давно приписывал Первому Щиту, словно настойчиво внушал мне в сознание: «Этих связок там быть не должно! Они – явный вред! Надо их немедленно убрать!»

Ха! Легко сказать: «убрать!» Да ещё и немедленно! А вот как? И главное – стоит ли творить такие вещи? Это же не гангрену излечить, и кость сломанную срастить, и не декомпрессионные патологии на позвоночнике устранить. Это надо резать или умертвлять совершенно целое и здоровое на вид внутреннее образование плоти. И раз оно там существует, значит, так и надо! Правильно? Трудно себе представить, что случится, если те же гаузы вздумают людям отрезать носы на том основании, что у них самих вместо некоего свисающего вперёд хряща – просто округлые отверстия. И тут уже я ничего с собой не мог поделать, внутренний голос не мог меня переспорить.

Чего уж там говорить! Тут даже груаны не смогут помочь!

И опять глас моего симбионта оживился во время упоминания о своих коллегах. И у меня в голове родилось этакое совместное коммюнике, или, иначе говоря, итоговое решение консилиума целителей, знахарей, врачей и прочая, прочая, прочая…

Звучало оно так: «Груаны наложим, за поведением зверя – понаблюдаем. Если недовольства не будет, то вместо команды лечебной вуали на регенерацию попробуем дать команду «Убрать всё лишнее и ненужное!» Можно и сформулировать её несколько иначе, делая акцент на устранении лишнего жира или приведении органов в идеальный порядок».

Получится ли? Мне казалось, что нет. Первому Щиту – уверенности в положительном решении проблемы хватало за троих! Или там большинство создавал прижившийся у меня в желудке местный симбионт?.. Хруст глядел на меня преданными глазами и был готов на всё. А мои женщины стали торопить меня на обед. Так что я не стал терзаться и заморачиваться, слишком поверил уже в то, что груаны вред никак принести не могут. Наложил, примотал, дал ментальные установки, взгрел вуаль своими тринитарными всплесками, да и…

Да и подался на обед.

А вот поесть толком мне так и не дали. Потому что изначально пришлось объяснять, как я вижу предстоящий жребий и как представляю сам момент испытания. А потом начался бедлам. Со спорами, криками, порой оскорблениями, а пару раз даже чуть драка не началась. До абсурда дошло: даже меня в открытую обвинили в укрывательстве будущих предателей и мягкости и в том, что не сделал никаких попыток к задержанию. А всё потому, что большинство женщин не желало никакого жребия, а буквально требовало, чтобы именно её назначили командирским указом. Ну и на вопрос почему, отвечали: «…потому что я сделала больше всех!», «…заслужила подобное трижды!», и причин «…именно у меня на немедленное возвращение домой – тысячекратно больше, чем у вас всех вместе взятых!»

И как я ни сопротивлялся, меня тоже втянули в эту постыдную ругань и склоку. Хорошо, что додумался, как это всё разрулить, начав с себя, а точнее говоря, со своих близких:

– Милые дамы!.. Хотя признаться, что после всего услышанного от некоторых из вас, определение «милые» у меня вязнет на языке… Но всё-таки продолжу… У нас двадцать семь женщин, и мужчины заранее не входят в число тех, кто участвует в жребии. Мало того, мы уменьшим и это количество теми лицами, которые зависят от меня как от супруга. То есть вычёркиваем из списка Ксану, Всяну и Снажу! Кто ещё сам, добровольно, хочет отказаться от сегодняшних экспериментов?

Мои три красавицы скривились, как от лимона, переглянулись между собой, поцарапали и меня своими взглядами и… промолчали. То есть понимали, что уж они-то без моей помощи да за моей спиной никак обделёнными не останутся. Да и сами, хвала судьбе, – наездницы. Пожелают – тотчас отправятся на охоту, и до полных комплектов – им всего ничего!

И это было правильно. Политически верно. Они меня поняли и догадались, для чего и как я прекратил ненужную, совершенно бессмысленную склоку. Помимо их троих, на мой призыв отказаться от жребия откликнулись и остальные.

Сразу же первой Франя заявила:

– Я буду готова уйти, только держа за руку Неждана. Так что подожду…

– Я тоже готова уйти самой последней! – оповестила Зоряна. – Раз уж я вас освободила от рабства, то хочу собственными глазами увидеть, как вы станете свободными. Все! Все до единой!

За ней тут же отозвались две её лучшие подруги. Потом ещё три женщины исключили себя из списка. А затем неожиданно заговорила Журба Бланш:

– Мне тоже следует поторопиться на свободу, у меня там дети остались. Но я уступаю дорогу остальным, мне не жалко! – и повернувшись ко мне, со смешком добавила: – Ты, командир, ошибку сделал. Надо было их пугнуть разными непроверенными последствиями и вызвать на это дело добровольцев. Поверь, тогда бы из них всего-то и вышли пятеро, ну… максимум шестеро. А уж тогда – жребий.