Паоло Бачигалупи - Заводная и другие (сборник)

– Да это же невозможно! – истерично кричит Андерсон. В сломанном пальце пульсирует боль, во рту снова полно крови. – Это же кусок хлама! Поверьте мне – не способна она на такое.

– Пружинщица убила троих человек и охрану – восьмерых натренированных парней. Какие еще нужны доказательства?

Внезапно Андерсон вспоминает, как Эмико, сжавшись в комок, сидела под дверью вся в крови; вспоминает, как перепрыгнула балконные перила и растворилась в темноте, будто призрак.

«А вдруг это правда?»

– Но ведь можно это объяснить как-то иначе. Она всего лишь чертова пружинщица. А такие умеют только подчиняться.

…Вспоминает, как Эмико в ранах и ссадинах, съежившись, лежала в кровати, всхлипывала.

Андерсон делает глубокий вдох и берет себя в руки.

– Прошу, поверьте мне. Мы бы не стали рисковать в такой больше игре. «Агрогену» нет никакой пользы от смерти Сомдета Чаопрайи. Никому нет. Это сыграло бы на руку министерству природы. Нам гораздо выгоднее хорошие отношения.

– Тогда зачем привели его к убийце?

– Никакая она не убийца. Ну, кто смог бы провезти в страну военную модель, а потом ее прятать? Вы разузнайте. Эта пружинщица тут уже долгие годы, подкупала кителей, много лет работала в клубе у папа-сана… – Он несет все подряд, но замечает, что Аккарат слушает – холодная ярость уступила место вниманию. Андерсон сплевывает кровь и продолжает, глядя министру в глаза: – Да, я показал ему это существо, но только потому, что для него такое в новинку. Все знают, какая за ним ходит слава. – Он вздрагивает, заметив на лице Аккарата злость. – Прошу вас. Прислушайтесь ко мне, проведите свое расследование и тогда поймете, что это не мы устроили. Должно быть другое объяснение. Мы даже понятия не имели… – Андерсон утомленно замолкает. – Просто расследуйте все сами.

– Мы не можем. Дело у министерства природы.

– Как?! По какому праву?

– По такому, что здесь замешана пружинщица. А это – вторжение биологического вида.

– Расследуют эти ублюдки, а вы до сих пор думаете, что я все устроил? – И Андерсон продолжает искать объяснения, причины, отговорки – старается выиграть время. – Им нельзя доверять. Прача и его люди… Он вполне мог бы нас подставить, даже не задумываясь. Что, если догадался о наших планах, устроил контратаку и использует нас как прикрытие? Если Прача узнал, что Сомдет Чаопрайя против него…

– Все планы держались в тайне.

– Тайн не бывает. По крайней мере в таких крупных делах. Кто-то из генералов мог сболтнуть лишнее старому приятелю, потом уничтожил троих наших, а мы теперь тычем пальцами друг в друга.

Министр задумывается. Пленник ждет, затаив дыхание.

– Нет, Прача не посмел бы устроить покушение на королевскую власть. Он, конечно, дрянь, но все еще таец.

– Но и я не устраивал! – Андерсон смотрит на лежащего рядом Карлайла. – Не мы! Должно быть другое объяснение. – От страха он заходится кашлем – сильным, судорожным, который долго не может побороть, наконец унимает, чувствует, как болят ребра, сплевывает кровь, думает, не пробито ли легкое, потом поднимает глаза на министра и пробует сказать что-то весомое, убедительное: – Надо выяснить, что на самом деле случилось с Сомдетом Чаопрайей. Надо найти хоть какую-то связь.

Один из «пантер» шепчет что-то на ухо Аккарату. Андерсон будто бы узнает его – видел на барже. Это один из людей защитника королевы, тот самый, суровый, с диким лицом и ледяным взглядом.

– Кхап. – Министр отрывисто кивает и жестом приказывает отвести связанных в соседнюю комнату. – Хорошо, кун Андерсон. Попробуем что-нибудь выяснить. – Солдаты валят пленника на пол к Карлайлу. – Устраивайтесь поудобнее. Я дал своим людям на расследование двенадцать часов. Как следует помолитесь богу – или кто там у вас, грэммитов? – чтобы ваша история оказалась правдой.

У Андерсона возникает надежда.

– Выясните все, что только сможете, и вы поймете – это не мы устроили. – Он облизывает разбитую губу. – Та пружинщица – японская кукла, только и всего. Тут кто-то другой виноват. Это белые кители подстраивают, хотят нас стравить. Десять к одному, что это их козни.

– Посмотрим.

Андерсон прислоняется затылком к стене, чувствуя, как его колотит от нервного истощения и прилива адреналина. В руке пульсирует боль, безвольно висит сломанный палец. Время. Он выиграл немного времени. Теперь – только ждать; ждать и искать новый способ уцепиться за жизнь. Он кашляет, сжимая зубы от боли в ребрах.

Рядом, не приходя в себя, стонет Карлайл. Андерсон смотрит на стену, собирает силы к следующей схватке с Аккаратом. И хотя мозг продумывает варианты спасения, пробует понять, отчего вдруг так резко изменились обстоятельства, перед глазами неотступно стоит одна и та же картина: пружинщица, перепрыгивающая через перила и исчезающая в темноте – быстрая, как никакое другое существо, сам дух движения и дикой грации, плавно-стремительная и пугающе прекрасная.

32

Канья стоит среди клубов густого дыма. Обнаружились еще четыре тела, не считая тех трех из больниц. Мутация идет быстрее, чем думали. Ги Бу Сен так и предполагал, но ей все равно не по себе от жуткой статистики.

Паи расхаживает вдоль рыбного пруда, который уже засыпали щелоком и хлором из огромных мешков. Все кругом кашляют – в воздухе висят облака едкой, пахнущей страхом, пыли.

В памяти всплывают другие засыпанные пруды, другая кучка напуганных людей и другие кители, которые, растянувшись цепочкой, поджигают деревню. Канья закрывает глаза. Как же она тогда их возненавидела!

Позже местный джаопор заметил сообразительную целеустремленную девочку, отправил ее в столицу, наказав пойти добровольцем в белые кители и стать среди них своей. Крестный отец был заодно с врагами министерства природы, хотел отомстить за то, что его лишили власти. С таким же заданием детей на юг отправляли десятками, но из тех, с кем в город ушла Канья, ей одной удалось подняться так высоко, хотя она знала: бывшие подростки, затаившие злость, сейчас рядом, их много.

– Я прощаю тебя, – негромко произносит Джайди.

Мотнув головой, Канья показывает, что не желает его слушать, и подает знак Паи: пруды можно засыпать. Если повезет, деревня просто исчезнет. Парни работают быстро – хотят поскорее уйти отсюда. Все в масках и костюмах, но в такую жару от защиты больше мук, чем пользы.

К небу взлетают новые клубы едкого дыма. Деревенские плачут. Маи смотрит на капитана потухшими глазами. Эта ночь изменит жизнь девочки, сегодняшние воспоминания до конца дней будут ей как кость в горле. Канье жаль Маи. «Если бы ты могла понять». Но юным не дано постичь обыденную жестокость мира. «Если бы я тогда могла все понять».