Мино Милани - Пульсирующий камень

— Их было много. Гораздо больше, чем мы ожидали. Все войско.

Нет. Это был не шифр. И Джек не шутил. Очень может быть, он вообще никогда в жизни не шутил. Он наморщил лоб, поставил локти на стол, соединил руки и опустил их на подбородок. Он смотрел на меня, но не видел. Взор его впился в какую-то точку, невероятно далекую, но вполне реальную.

— Разумно было ждать их в Фермопилах? Как ты считаешь? — тихо спросил он. — Им волей-неволей пришлось бы пройти этим путем. Они не смогли бы долго продержаться в Фессалии! — Он усмехнулся. — Это нищая страна! Чем там прикажете питаться? Пылью, что ли?

Я сделал огромное усилие, чтобы взять себя в руки, и остался сидеть на месте.

Теперь, казалось мне, все ясно. Вовсе не я сошел с ума, а он. Не журналист Мартин Купер бредил, а астронавт Джек Темпль Может быть, это была расплата? Утратой рассудка обернулась для него столь отважная затея — всего за сто пятнадцать минут слетать на Луну и обратно… Люди слишком многим рисковали. Пока астронавт молчал, погрузившись в свои далекие мысли, я соображал: «Что делать? Позвать кого-нибудь? Сообщить во всеуслышание, что Темпль сошел с ума? Да, именно это и нужно сделать…» Я взглянул на дверь Она заперта. Окон нет. Микрофонов, естественно, тоже. Грей держал свое слово. Я хотел было встать и все же направиться к выходу, но меня охватил какой-то непонятный страх… О нет, я не боялся, что Темпль завопит, как одержимый, и бросится душить меня, нет… Меня напугала трансформация его мозга. Мне следовало уйти. Прочь. Это слишком большое испытание для меня.

— Или, по-твоему, — стремительно спросил он, глядя на меня в упор, — мы должны были занять другую позицию? Может, нам следовало защищать Афины? Ответь!

Совершенно растерявшись, я проговорил:

— Нет… Не знаю…

— Не знаешь? В эллинском ареопаге тоже никто ничего не знал! — Теперь голос его звучал твердо. Лицо стало жестким и злым. Он стукнул по столу: — А пока мы спорили, Ксеркс со своими легионами продвигался вперед! — Он протянул руку и сжал мне запястье. — А ты говоришь, что не знаешь!

Я ответил:

— Нет, ты прав. Я тоже выбрал бы Фермопилы.

И действительно, другого выбора в эту минуту у меня не было. Он не отпустил бы меня, это очевидно. Похоже, он остался доволен ответом, оставив мою руку, и у меня открылась последняя возможность вскочить, броситься к двери, поднять тревогу и позвать на помощь. Но я не двинулся с места. Как говорит Полоний в «Гамлете»? «Он безумен, но есть система в его безумии.» Да, есть система в безумии Темпля. Я уже не испытывал страха, колокольчики тревоги умолкли. Теперь мне хотелось только одного — понять, что происходит. Темпль глубоко вздохнул и с легкой улыбкой проговорил:

— Это было единственное место. А знаешь, кого нам следовало больше всего опасаться?

— Ксеркса? — рискнул предположить я. Он покачал головой.

— Нет, не его. Численности войска. Их было слишком много, а нас мало. Когда Леонид выбрал Фермопилы, он сделал это не без умысла. Там очень узкий проход между морем и горами. Ксеркс не мог там развернуть всю свою армию широким фронтом. Ему пришлось бы выстроить ее в колонну — длинную, это верно, но очень узкую — плечом к плечу всего по нескольку человек… Поэтому-то Леонид и выбрал Фермопилы.

Темпль о чем-то задумался, а я стал лихорадочно приводить в порядок свои собственные мысли и рыться в памяти… Да, конечно, я знал эту историю, кто не знает ее… Не помню, правда, в каком году от Рождества Христова персы под предводительством царя царей Ксеркса начали поход на Грецию. Тогда греки, соединились в оборонительный союз во главе со спартанским царем Леонидом и заняли проход Фермопилы — что-то вроде длинной кишки в ложбине между морем и горами. Там они сидели в засаде, ожидая, пока подойдут персы. Ну, конечно, я знал даже, чем закончилась эта битва, а… он? А Темпль знал? Еще несколько минут назад я готов был биться об заклад, что в голове Темпля, вернее, в этом компьютере, который был у него вместо мозга, никогда не было и следов таких названий, как Фермопилы, ни такого имени — Леонид, ни тем более Ксеркс. А теперь? О сошел с ума? Что ж, вполне возможно. Но врачи ведь только что обследовали его и нашли совершенно нормальным. Так в чем же дело? Я вспомнил, что мне доводилось слышать о людях, которые после катастрофы или же из-за сильного жара вдруг начинали говорить на языке, который никогда в жизни не изучали, рассказывали о событиях, о которых не могли ничего знать… Но такой человек, как Джек Темпль — словно выкованный из стали, похожий на робота — разве мог такой монолит настолько поддаться стрессу, чтобы утратить ощущение реальности?

— Если бы не болваны, вроде тебя, не знающие, как поступать, Леонид добрался бы до Фермопил гораздо раньше. И тогда, — продолжал он, приблизив ко мне свое гордое и прекрасное лицо, — нас бы собралось не четыре тысячи, а гораздо больше, — он опустил глаза, — и мы выдержали бы напор персов.

— Четыре тысячи? — переспросил я. Мне припоминалась совсем другая цифра. Мне представлялось, что с Леонидом в Фермопилах было всего триста человек.

— Может быть, больше, — тихо добавил он, — но не намного. А надо было по крайней мере десять тысяч войска, чтобы остановить Ксеркса. Греки слишком быстро позабыли… Знаешь, что я тебе скажу? — спросил он, глядя на меня со странной и горькой усмешкой. — Многие из нас, спартанцев, знали, что погибнут… Да. И я тоже знал, что меня ожидает… А ты… присутствовал на процессии?

— Нет…

— Где же ты был?

— Я… Не помню. Представляешь, не помню… — Я не ожидал такого вопроса. И мне опять захотелось вскочить и убежать. Но тут он необычайно взволнованно и в то же время устало продолжал:

— Никогда не забуду эту процессию… о, никогда! Ветер приносил запахи с наших гор — так бывает, когда долго нет дождя, и солнце высушивает травы… выжигает поля… горький запах трав… тмина, розмарина, лавра, мака цвета крови… Гора была покрыта желтой, сухой травой, серыми, сверкавшими на солнце камнями, и женщины спустились к нам. Они были закутаны в белые пеплосы, и одежда развевалась на ветру, словно крылья голубок… Мы двинулись было на позиции, но остановились и как зачарованные смотрели на них. Их пение еще не доносилось до нас, но потом ветер изменил направление, и мы услышали… — Он снова закрыл глаза и тихо запел какую-то необычную, волнующую мелодию, Я слышал древнегреческие слова и почувствовал, как меня вдруг захватило, зачаровало это негромкое пение. Я уже не думал уходить. Остался. И перестал считать минуты.

Когда Темпль закончил песню, я спросил:

— А что было потом?