Стивен Бакстер - Корабли времени

Я же всего лишь человек! И повинуюсь человеческим инстинктам. Я не способен сознательно направлять эволюцию истории – это доступно лишь богам и тем, кто себя таковыми воображает. И, тем не менее, мы не должны позволить довлеть над нами этой распахнувшейся панорамой множественности событий, судеб, результатов. Мы не должны позволить Множественности Историй возобладать над нами. Каждый должен жить в стойкости духа, как если бы от нас одних, а не от Множественности зависели судьбы мира. В этом и есть, наверное, благородство человеческой души. Вынести все и твердо верить, что ты способен влиять на события, до самого последнего мига. И каждый должен стойко идти по жизни, помня об этом – пройти к самому Финалу, где Множественность уже не будет значить ничего.

– Вот так, – подвел итог Нево, забирая у меня ступку с пестиком и снова ударяя в дно. По моим глазам он выяснил, что я все понял.

– Нет, конечно, мы должны помочь колонистам и их потомкам выжить.

– И поэтому…

– Да-да?

– Нам нужна бумага, – сказал Нево, мудрый как китаец и принялся далее растирать что-то в своей ступке.

18. Праздник и после него

И вот пришел день, когда Хилари Бонд объявила, что до годовщины основания колонии осталась всего неделя. Решено было устроить небольшой праздник.

Колонисты охотно откликнулись на эту идею, и вскоре началась подготовка. Храм был обвешан лианами и гирляндами из огромных цветов. Повара готовили на своих кострах целый выводок свежезабитых диатрим.

Я тем временем лазил по скату крыши, прочищая трубы и интригуя колонистов, Чтобы не привлекать лишнего внимания, я притворился, что сплю там – и не выдать секрет моего последнего изобретения: аппарата и получаемого из него препарата. Настало время и мне продемонстрировать свои способности!

И вот праздник на заре. Мы собрались перед Храмом светлым утром, все были в возбуждении радостном. Снова на всех было все лучшее, что можно надеть – то есть обноски и огарки, которые уже хранились как выходные костюмы. Дети все были выряжены в новые мундирчики, сшитые из ткани, секрет которой производства разработал Нево. Это был тип местного хлопка, разукрашенного растительными красителями в красный и фиолетовый цвета. Я прошел через тесную кучку людей, столпившихся на церковном дворе, отыскивая знакомые лица…

Да-да, не смейтесь. Здесь у каждого были свои симпатии и предпочтения, даже в таком небольшом коллективе.

И тут захрустели прутья, и раздалось утробное рычание.

Толпа зашевелилась:

– Пристикампус! Смотрите!

И в самом деле, словно в подтверждение этих слов вынырнула откуда ни возьмись, огромная крокодилья голова. Люди бросились врассыпную, я инстинктивно схватился за оружие, которого конечно, как всегда, не оказалось под рукой.

И тут же совсем рядом знакомый голос донесся до нас:

– Эй! Не бойтесь. Смотрите!

Панику немедленно сменил взрыв смеха.

Пристикампус – здоровый самец – вышел характерной неуклюжей походкой на площадку перед Храмом. Мы тут же расступились по сторонами он поставил левый отпечаток глубоко в песке, опуская голову… а на его спине, широко ухмыляясь, с костром огненной гривы, шевелящейся на Солнце и ветре, сидел Стаббинс!

Я приблизился к крокодилу. Он него разило разлагающимся мясом, и один его холодный глаз так и уставился на меня, следя за мной по пути. Босоногий Стаббинс ухмылялся, также наблюдая за мной с высоты своего положения, натягивая вожжи из лиан в жилистых руках, которыми была обвязана голова пристикампуса.

– Стаббинс, – вымолвил я. – Ну, ты и даешь.

– Да, – отвечал он охотно, – конечно, это не диатрима, которую мы уже пытались запрягать – а существо более злобное. Зато на нем можно ездить на целые мили – причем не хуже чем на лошади.

– И все равно, будь осторожен с этой тварью, – предостерег я. – И потом, Стаббинс, если бы ты появись ты чуть позже…

– И что? -

– Я бы тебе тоже устроил сюрприз.

Стаббинс натянул поводья, вздымая крокодилью голову. Это было не просто и требовало известного напряжения: мышцы на его руках при этом взбугрились. Он разворачивал животное. Гигантская туша затопала по направлению к лесу, ноги двигались как поршни мощного двигателя.

Рядом появился, откуда ни возьмись, Нево, похожий на гигантский гриб-недомерок под широченной шляпой.

– Вот это достижение. – заметил я. – Надо же – приручить целого дракона. Правда, он едва с ним справляется…

– Справится, – хмуро буркнул (как мне показалось), Нево, – Люди – существа более упрямые чем пристикампусы. – Он подошел поближе, его белая шкура блеснула в лучах рассвета. – Послушай.

Меня удивил несказанно это неожиданный шепот.

– А в чем дело?

– Я только что закончил свою конструкцию, – трагическим шепотом вещал Нево.

– Какую еще конструкцию?

– Завтра, – коротко сказал он. – Если захочешь присоединиться, всегда пожалуйста.

После чего развернулся и бесшумно убрался в лес. Миг – и белая шкурка растворилась в тени деревьев. Я смотрел ему вслед, и Солнце скребло мне затылок. Я пришел в полное замешательство, казалось, день летит вверх тормашками, а с ним и обычный порядок размеренной колониальной жизни. Поскольку то, что должно было произойти, вдруг стало предельно ясно. Я понял, что он имеет в виду!

И тут тяжелая рука похлопала меня по спине:

– Ну, так что, – подал голос Стаббинс, – какой секрет хотел ты мне поведать?

Повернувшись к нему, я не сразу сфокусировался на его лице.

– Пошли со мной, – сказал я, наконец, со всей энергией и радушием, на которые был в этот момент способен.

Через несколько минут Стаббинс и остальные колонисты поднимали кубки – кокосовые скорлупки, полные до краев орехово-молочным ликером моего изготовления.

Остаток дня прошел в хаосе веселья. Подробности помню смутно. Мой ликер имел необыкновенную популярность – хотя сейчас я бы предпочел трубку, набитую табаком! Были танцы под неровный распев тех, кто уже танцевать не мог и ритм, выбиваемый в ладоши, исполнялись шлягеры 1944 года, которые Стаббинс называл «свингом» – так же как и телодвижения, которые под них выкомаривались. По моей просьбе они завели «Землю верных» или «Райскую сторону», а я сдержанно станцевал им свой танец, вызвав бурю эмоций. Диатриму жарили на вертеле до самого вечера, срезая частями и непрерывно подавая к столу, и вскоре на истоптанный песок легла заря, окрашивая красным блюда с сочным жареным мясом.

Как только Солнце опустилось за деревья, компания стала быстро расходиться: большинство привыкло к куриному образу жизни, и засыпало вместе с закатом. Я распрощался с остатками компании, пожелав всем спокойной ночи, и отправился под свой навес. Сев у входа и попивая остатки ликера, я смотрел на черную тень леса, расплескавшуюся вдоль моря палеоцена. В воде ходили серебристые тени: то ли блики Луны, то ли спины акул.