Дэйв Вулвертон - Мой путь в рай
Я не мог принять такую упрощенную философию. Возможно, Перфекто просто хочет отвлечь меня своим спором. Поэтому ловит меня на приманку своих аргументов. Впрочем, он уже говорил нечто подобное, сказал, что я убивал, защищая свою территорию. Но я не думал, что он выработал целую философскую систему, основанную на территориализме. Я обдумал его слова.
- Мне кажется, что существует добро и зло, не имеющее отношения к территориализму, - сказал я, хотя не мог тогда и не могу сейчас привести пример, не связанный с этой концепцией.
Перфекто немного подумал.
- Нет, территориализм - единственное мерило, с помощью которого вы, люди, определяете добро и зло. Некоторые моральные нормы не имеют отношения к добру и злу, они просто определяют человека как элемент своей культуры, и поэтому вы, люди, иногда воображаете, что добро и зло относительны, что у них нет основы в биологической или духовной реальности. Например, правоверный еврей может счесть другого еврея, отрицающего необходимость обрезания, злым, но за пределами этой культуры все понимают, что принятие обрезания или отказ от него - не вопрос морали. Это просто утверждение своей принадлежности к культуре. Ты носишь именно такую одежду и употребляешь именно такие невербальные средства, просто обозначая свое членство в культуре. Если ты неожиданно станешь одеваться во все черное и подолгу гулять после полуночи, другие члены твоей культуры решат, что ты зол и опасен. Вы, люди, всегда определяли добро и зло исключительно на территориальных инстинктах. Вот что такое добро и зло. Я удивлен, что ты не заметил этого в последние четыре тысячи лет. Я...
Я оборвал его. Мне пришла в голову мысль, вызывающая мысль.
- Тогда согласно твоей теории морали, Перфекто, поскольку твой инстинкт территориализма искусственно генетически усилен, разве ты не станешь утверждать, что вы, химеры, моральнее людей?
Мне этот вопрос показался очень важным, так как социалисты утверждают, что улучшают мораль людей, ослабляя их территориализм. Они считают, что истинный коммунизм будет достигнут только тогда, когда мы будем думать о себе не как об индивидуумах, но только как о части целого. Другие социалисты говорят, что это только приведет к появлению расы лентяев, у которых не будет никаких побудительных мотивов для увеличения производительности труда.
- Может быть. Мы инстинктивно лучше сознаем, что социально приемлемо для нас. Мы, химеры, меньше расположены нарушать территорию других, но мы также совсем не расположены отдавать собственную территорию. Но, возможно, степень территориализма не имеет значения. Значение имеет только действие по отношению к собственной территории и территории других. И когда мы грешим, мы платим дороже - чувством вины.
- Тогда почему ты участвуешь в этой войне? Почему не признаешь территорий Мотоки и ябадзинов? Почему ты убил Люсио?
Перфекто повесил голову и не ответил. Абрайра негромко, но сердито сказала:
- Мы, химеры, не уважаем вашу территорию, потому что вы, люди, никогда не уважали нашу. Вы всегда боялись нас - потому что мы не такие, мы сильнее вас, умнее и искуснее. И поэтому люди отбирали у нас дома, отказывали нам в равной плате, старались лишь нас самоуважения. Люди утратили право на то, чтобы с ними обращались как с равными в морали. Ты спрашиваешь, почему Перфекто убил Люсио. Он сделал это ради тебя! Чтобы ты сам не...
- Довольно! - закричал Перфекто.
Абрайра продолжала:
- ...чтобы ты сам не испытывал бремени вины за убийство Люсио. Он видел, как мучит тебя вина...
- Молчи! - кричал Перфекто. Из его горла послышалось рычание, он дрожал всем телом. Я понял, что он плачет. И что Абрайра права. Перфекто убил Люсио, чтобы принять на себя мою вину, и налил себе чашу, которую не смог осушить.
Я снова уснул, и на этот раз злые сны не преследовали меня. Однажды проснулся ненадолго: бушевала буря, подобной которой я не видел; вокруг темно-красная ночь, грохочет гром. Прямо впереди поднимались три смерча, но я остался к этому равнодушен. Перфекто вел машину, Абрайра лежала на полу рядом со мной, голову она обернула тканью, чтобы защититься от жалящего песка. Я снова задумался о философии территориализма Перфекто и сквозь нее взглянул на собственные представления о добре и зле. И хотя согласился, что могу взглянуть на все с его точки зрения, словно теперь его философия определяет и мои мысли, я все же попытался отыскать пробелы в его логике. Не мог поверить, что химеры генетически созданы так, чтобы быть моральнее людей. Но я вспомнил никитийских идеал-социалистов, того нетерриториалистского человека, которого они мечтали создать; вспомнил рассказы о бесчеловечных убийствах, совершенных химерами. И долго думал об этих существах, территории которых мы постоянно нарушаем; о других, которым отдаем свои территории, и неожиданно понял, что всю жизнь я не делал ни того, ни другого: не отдавал и не брал, и в результате люди оставались для меня незнакомцами, как прохожие на улице.
Вторично я проснулся в темноте, в тихой пещере, снаружи ревел ветер. На мне не было шлема Абрайры, и в пещере пахло влагой и пылью.
Меня беспокоил сон о Флако. Флако обвинил меня в том, что я служу злому обществу. И если мое общество злое, подумал я, то я тоже злой, если искал его благодарности. Все равно что брать деньги у преступника. Я вспомнил, что многие годы меня называли caballero, джентльмен, и я считал это комплиментом. Но если присмотреться к слову caballero, увидишь, что у него общий корень со словом chivalry (рыцарство), и назвать человека caballero значит сказать, что у него благородное происхождение, что он силен и искусен в военном деле. И только в обществе убийц такой эпитет может рассматриваться как комплимент.
Социальные инженеры считают, что любое общество зло. И эта вера позволяет им создавать любой мир, независимо от того, какие страдания он принесет. Я решил, что их философия - обман, хитрость, чтобы одурачить самих себя. Я не могу жить в злом обществе.
Я решил оставить свое общество и подумал, смогу ли оставить его, не изменившись сам. Единственная попытка изменить общество, с которой я знаком, это попытка никитийских идеал-социалистов, но их методы всегда вызывали во мне отвращение. Символ веры идеал-социалистов начинается так: "Мы верим, что для достижения гармонических взаимоотношений между людьми мы должны создать новое общество, в котором общие благородные цели стоят выше целей индивидуума". Звучит прекрасно. Но тут просто утверждается, что общество значит больше индивидуума, а я никогда не мог в это поверить.
Но они считают также: чтобы программа социальной инженерии была эффективной, созданное с соответствии с этой программой общество должно находиться в культурной изоляции. И отсюда другой символ веры идеал-социалистов: чтобы их "благородный эксперимент" преуспел, они должны уничтожить другие культуры - либо поглощением, либо геноцидом. Для тех, кто верит в идеал-социализм, это прекрасное решение, но для тех, кто не верит, совсем наоборот.
И, размышляя над этим, я понял, что идеал-социалисты, создавая свое общество, тут же разлагают его. Они мочатся в собственную питьевую воду, так сказать, потому что верят: их идеалы будут процветать в обществе, отдельные члены которого могут при этом разложиться. Считают, что преданный социалист имеет право убивать невинных граждан и при этом сам не утратит любви к человечеству и благородства.
И поэтому те из нас, кто смотрит на идеал-социализм извне, видят, что вся эта система зла. Мы видим убийства, предательство, видим, как уничтожают людей и не уважают человечество, распространяя эти идеи, и у нас вся система вызывает отвращение. Как сказала Абрайра, всякое общества при взгляде извне кажется злым. Я легко вижу зло идеал-социализма. Но гораздо труднее увидеть зло в собственном обществе.
Я решил никогда больше не служить злому обществу. Не стану служить своему обществу. Я принялся пересматривать свои убеждения и думал, как уничтожить их. "Как можно освободиться от подсознательных верований?" думал я. Как сказала Абрайра, у каждого из нас тысячи представлений, наложенных на нас нашей культурой. Я ожидаю, что люди обязательно ходят в обуви и расчесывают волосы. Такие представления я не могу уничтожить, как же тогда мне уничтожить представления, выработанные всей жизнью, такие, о которых я даже не подозреваю? Легче было бы рыбе прожить без воды. И я понял, что мне придется покинуть свое общество. Остаться в нем означает разложиться. Среди всего этого количества утопий, которые пытаются организовать меж звезд, для меня должно найтись место, где я обрету мир.
Я снова уснул и проснулся в ослепительных лучах солнца. Выл ветер, и ветви деревьев качались, чуть не ломаясь. По небу неслись яркие облака, почва влажная. Буря только что кончилась. Я лежу на боку в ультрафиолетовой траве и гляжу на небольшой пруд с крутыми берегами, почти круглый по форме. Абрайра, Мавро и Перфекто набирают из пруда воду в ведро и пьют. Губы у меня растрескались от жажды.