Сергей Лексутов - Полночный путь

Шарап расхохотался:

— Вот хитрый змей старый! Знает ведь, что среди ополченцев найдется гад ползучий, который нашепчет половцам, кто больше всего их воинов уложил…

— Ну и что? — недоуменно пожал плечами Батута.

— А ты гляди, гляди повнимательнее…

Князья проехали, за ними потянулась ближняя дружина, и тут Свиюга исчез вместе со своими внуками. Батута так и не понял, куда он делся. Шарап благодушно проворчал:

— За стеной уже Свиюга… Ищи ветра… Не раз бывало, что после осады знатных стрельцов на колы сажали. Уж очень злы на них бывают победители…

Подошел Гвоздило, мимоходом глянул на двигающуюся по улице явно к детинцу кавалькаду, проговорил:

— Мы порешили, перед рассветом, как только Рюриковых дружинников и половцев сморит сон, уходить из детинца. Мы столько крови попортили и Рюрику, и половцам, что они, несомненно, хотят нас перебить.

Шарап пожал плечами, обронил равнодушно:

— И так понятно — не отстоять детинец… Если бы нас побольше прорвалось… — он толкнул локтем Батуту: — Глянь-ка, кузнецы со стен по домам пошли…

К строю Рюриковых дружинников несмело подошел кто-то из кузнецов, отсюда Батута не мог разглядеть — кто, двое дружинников положили копья, взяли кузнеца за руки и в два могучих пинка направили в глубину кузнецкого ряда. Как ни в чем не бывало взяли свои копья, и встали в строй.

Шарап ухмыльнулся, спросил:

Может, и вы с Ярцом пойдете домой?

— Нет уж, — хмуро обронил Батута, — отвык я этакие пинки получать… Ночью пойдем…

Гвоздило нетерпеливо проговорил:

— Так что ты решил, Шарап?

— А чего тут решать? — Шарап пожал плечами. — Если уходить — так этой ночью, пока они бражничать будут, потом поздно станет. Вели, чтобы собрали все, какие найдутся, веревки. Ворота открывать не будем, со стены спустимся.

Тем временем князь Рюрик остановился под стеной, задрал голову, крикнул:

— Э-гей, Шарап! Живой?

Шарап высунулся меж зубцами, сказал равнодушно:

— А чего мне сделается?

— Уговор такой; все знатные мастера из ополчения могут идти по домам, и Романовы дружинники тоже, если отдадут оружие.

— А я как же? — нарочито растерянно спросил Шарап.

— А ты? А тебе я предлагаю ко мне на службу пойти!

Гвоздило проворчал:

— Ага, так тебе и поверили… Обманет ведь…

— Сам знаю… — тихонько обронил Шарап, и, свесившись вниз, протянул: — Зама-анчиво… А подумать можно?

— Можно и подумать… — благодушно протянул Рюрик. — Только не долго, до завтрашнего утра… — и, потянув повод, он направил коня к самому богатому подворью, которое уже взяли под охрану его дружинники. Половецкий князь не обронил ни слова, даже головы не поднял, чтобы глянуть на стену.

Шарап, прищурясь, долго смотрел в медленно удаляющиеся спины; так хотелось исполнить совет Свиюги, но было поздно, уже ничего исправить было нельзя. Зная и Шарапа, и Звягу, зная, что это они заправляли обороной, а ну как Рюрик пошлет дружинников разорить их дворы?..

От тяжелых дум Шарапа отвлек громкий гомон под стеной. Он откачнулся от зубца, перешел на другую сторону стены и увидел внизу пеструю толпу боярских жен. Увидя Шарапа, они перестали гомонить. Шарап сумрачно спросил:

— Чего вам?

Вперед вышла высокая, дородная жена сотника Гнездилы, заговорила не спеша, рассудительно:

— Ты, Шрап, еще по молодости в дружках моего мужа ходил, скажи мне честно: вы детинец отстаивать собираетесь?

Шарап тяжко вздохнул, Гвоздило ткнул его локтем в бок, прошипел:

— Не говори им…

Шарап проворчал угрюмо:

— А чего ты опасаешься? Думаешь, кто из них через стену перелезет да упредит?

— Думаю…

— Нет уж, пусть подготовятся; меды да брагу из погребов выкатят, назавтра с опохмелу половцам тяжко будет шарить по теремам. Может, удовольствуются медами, да добрыми княжескими винами…

Шарап склонился, уперев руки в колени, проговорил:

— Не с кем отстаивать детинец… Нас едва две сотни осталось…

Тут с другой стороны стены послышалось:

— Шарап! Э-гей, Шарап!

Шарап нехотя перешел к бойнице, выглянул наружу; под стеной толкалось десятка три Рюриковых дружинников, все уже навеселе, тут же на земле стояло несколько жбанов с медами и брагой. Среди дружинников выделялся яркой одеждой Чудилко. Он поднимал над головой огромный ковш с медом и орал:

— Шарап! Айда к нам! Я те слово даю — никто тебя не тронет! Разопьем мировую! Ребята зла на тебя не держат!

Дружинники заорали, кто во что горазд, размахивая ковшами и чашами. Шарап рассудительно проговорил:

— Мне князь дал время до завтра подумать, вот я и думаю… За честь, конечно, благодарю, но у меня уговор с самим Рюриком.

Гвоздило глядел вниз с недоброй ухмылкой. Когда Шарап отстранился от бойницы, проговорил:

— Чудилко дочудит когда-нибудь… За последние два года он уже третьему князю служит… Што делать будем? Уж не собираешься ли ты ворота открывать?

— Не собираюсь… — хмуро буркнул Шарап. — Я спать собираюсь. До ночи еще далеко… — и он пошел к караульному помещению стрельницы, Звяга потянулся за ним, помедлив, Гвоздило побрел следом.

Батута остался на стене, стоял, глаз не отрывая от своего терема. Но так до темна в ворота его подворья никто и не ломился. Пару раз по двору прошлись Огарок с Прибытком, вооруженные до зубов, всем видом демонстрируя отвагу и решимость стоять до конца. А купеческий конец был ограблен дочиста, кое-где и пожары занялись, как водится…

Позевывая, Шарап оглядывал улицы города, которые просматривались со стен детинца. Кое-где еще бражничали при свете костров и догорающих пожарищ, но большинство половцев и Рюриковых дружинников уже спали вповалку, а некоторые и в обнимку с недопитыми жбанами. На стену поднялся Гвоздило, мельком глянул вниз, сказал:

— Пора, а то у некоторых хмель пройдет, начнут подниматься, добавлять…

Шарап нерешительно проговорил:

— Вишь, еще не все угомонились…

— Ничего, в открытую пойдем, прикинемся пьяными, они и не поймут, кто мы, за своих примут. Они ж не соображают ничего…

Звяга при свете факела осматривал добротно свитый из конского волоса аркан, проговорил:

— Правильно Гвоздило говорит — пора.

Шарап спросил:

— Сколько веревок нашли?

Гвоздило хмуро буркнул:

— Достаточно, на каждую по пять человек. Так что, вмиг за стенами будем… — Гвоздило повернулся уходить, но все же нехотя бросил через плечо: — Я боярских девок попросил веревки со стен убрать, когда спустимся, чтоб половцы подольше не знали, что нас уже нету в детинце… — и пошел прочь по заборолу, ободряюще хлопая по спинам изготовившихся воинов и ополченцев.