Елена Федина - Бета Малого Льва

— Даже слишком, — призналась Ла Кси, — но я безумно тебя люблю.

Кеция прошмыгнула к двери. Ольгерд, разумеется, не мог оставить такие слова без ответа. Он целовал Ла Кси до тех пор, пока не понял, что и здесь что-то не так.

— Ол, что с тобой?

Только что он мокрым цыпленком висел у отца на шее, а теперь целует лучшую из женщин. Он думал, что он сильный. А он просто размазня.

— Странно, что ты не помнишь отца, — сказал он.

Ла Кси стала серьезной. Иногда он поражался, какая глубина бывает в ее глазах. Тогда ему казалось, что она помнит все, только притворяется, играет в какую-то свою, непонятную для всех остальных игру.

— Тебе это так важно, Ол?

— Сам не знаю.

Он закрыл глаза. Мысли путались. Ла Кси продолжала целовать его лицо.

— Какое наслаждение любить тебя, Ольгерд.

— Ты слишком часто мне это говоришь.

— Это плохо?

— Это может оказаться неправдой.

— Может быть, это единственная правда, которую я говорю, — тихо сказала Ла Кси.

У Леция замок был не такой древний, как у Конса, более просторный, светлый и шикарный. Слуг у него было полно, они с любопытством выглядывали из-за каждого угла и были довольно смелы и даже избалованны. В комнате Ингерды не оказалось камина и каменных стен, драпировка изумрудно-салатовых расцветок успокаивала глаз, все выдвигалось и выкатывалось само, служанка была весела и приветлива. У Конса было тоскливо, у Леция — оживленно и радостно.

— Госпожа прекрасна, — без зависти сказала миловидная служанка, чахленькая, бледная девушка с добрыми голубыми глазами, — она похожа на прекрасную госпожу Ла Кси.

— Ты, случайно, не дочь хозяина? — на всякий случай уточнила Ингерда.

— У хозяина нет дочерей, — улыбнулась девушка, — он подобрал меня в Наверрасе, я лежала под мостом, я думала, что умру, и вдруг увидела белое солнце.

— Ты любишь своего хозяина?

Девушка посмотрела изумленно.

— Я не смею, — проговорила она.

Ингерда поняла, что запуталась в языке и сказала не то слово. Она сказала что-то вроде «влюблена». «А я смею», — подумала она.

Дело шло к ночи. Ингерда надеялась, что, как вежливый хозяин, Леций навестит каждого из своих гостей. Но он так и не появился. Она зашла к Леману и Бредфи. И убедилась, что он был у всех, кроме нее одной. Такая дискриминация ее возмутила. Именно к ней, которая только о нем и думает, он не заглянул.

Смутно представляя себе устройство замка, она пошла искать его сама. Вездесущие слуги подсказали ей, куда идти. Никто ничему не удивлялся. Только старичок у входа в хозяйские покои сказал, что должен доложить о ней.

— В чем же дело, — сказала она резким от волнения голосом, — доложи.

Через полминуты старичок вернулся.

— Хозяин ждет.

И распахнул перед ней двери.

Леций возлежал на круглом ложе, за которым сразу начинался небольшой пруд, переходящий в зимний сад. Из двух скрытых в камнях источников вытекали струйки прозрачной воды. Сам хозяин был в голубом халате, расшитом львиными мордами, под плечом у него лежала подушка, перед глазами — толстая книга. Парик на нем был светлый, не такой, как днем. И лицо его было спокойным и ласковым, не таким, как днем.

— Я думала, ты зайдешь хотя бы поинтересоваться, как я устроилась, — начала она взволнованно.

— Я не посмел, — ответил он просто.

Ингерда совершенно растерялась и замолкла на полуслове.

— Иди сюда, — сказал Леций, — ты же знаешь, я не могу к тебе подойти.

Она села рядом с ним, совершенно не зная, как к нему относиться: как к хозяину замка, что так торжественно принимал их сегодня, или как к прелестному юноше, сидевшему на пригорке с больной ногой.

— Дай хоть посмотреть на тебя, — вздохнула она, — ты все время такой разный.

— Смотри.

Он снял парик. Ингерда поняла, что в ее глазах его не испортит уже ничто.

— Не могу ничего с собой поделать, — сказала она, — все время о тебе думаю… помнишь китов?

— Девочка, — сказал он ласково, — я старый, лысый, хромой аппир, пресыщенный, уставший, неразборчивый в средствах.

— К чему ты все это говоришь? — удивилась она, — я сама знаю, какой ты, — никто не знает, а я знаю. Ты прекрасный, добрый, великодушный и несчастный, как больной щенок. Не бойся, я ничего не хочу. Я просто посмотрю на тебя и пойду.

Они смотрели друг на друга, тихо журчали источники, в прозрачной воде над мозаичным полом проплывали золотые вуалехвостые рыбы, какая-то ночная птичка попискивала из зимнего сада, пахло травой и клевером.

— А у меня сад под окном, — сказала Ингерда, — я выращиваю ноготки и георгины.

— Я знаю. Я был там.

— Ах, ну да. Был. Только я тебя не видела.

— Зато я тебя видел.

— Правда?

— Я подумал, что ты, должно быть, очень горда и строптива.

— Это точно. Меня и сейчас дразнят Принцессой.

Леций грустно улыбнулся.

— Иди, Принцесса, — сказал он, — надеюсь, тебя хорошо устроили?

— В твоем замке всем хорошо, — ответила она.

— Кроме хозяина, — усмехнулся Леций.

— Тебе плохо? — встрепенулась Ингерда, — чем тебе помочь? Может, ногу перебинтовать?

— Мне хорошо, — покачал он головой, — я пошутил.

— Ну что ж… Тогда спокойной ночи.

Она уходила, как будто что-то оставила. Все время хотелось вернуться. Она вообще не понимала, почему должна уходить, если ей хочется только одного — быть с ним. И ему она тоже нравится, она же видит. У них своя маленькая тайна, которая других не касается: аптечка, киты и то, как устало он взял ее руку и приложил к лицу. Странные эти мужчины. А аппиры и подавно.

Впечатление после осмотра планеты было тяжелое. Вдоволь насмотревшись на кучки обессиленных бродяг и несчастных, умирающих прямо на обочинах дорог и площадях, на города, похожие на кладбища, и уродов, которые не приснятся ни в одном кошмаре, Ричард понял, что с него довольно.

— Поворачивай домой, — сказал он Лецию.

— Замок Прыгуна — это еще не вся Наола, — вздохнул Леций, — убедился?

— Убедился, что у вас тут полный бардак, — проворчал Ричард, — самые страшные места — это города. Сильный сосет у слабого, и никакой взаимовыручки.