Александр Громов - Шанс для динозавра

– Раньше река текла там, – указал он взглядом и больше ничего не сказал.

Тапа возликовал, остальным каторжникам было все равно, где горбатиться, а прилетевший дней через десять Отто широко улыбался, сыпал прибаутками и преувеличенно расхваливал таланты друга-приятеля:

– Голова! А я вот не додумался. Тебе бы маркшейдером быть, честное слово!

Мне бы в игре быть, подумал Барини, но не произнес этих слов. К чему? И без того было видно, что Отто пытается ластиться, как нашкодивший кот. Придет время – он уломает твердокаменного Мориса, и дуэт вновь превратится в трио. Так он думает. Дьявол всегда при деле, пророк тоже… ну и Тольке дадим какую-нибудь работу. Мол, все мы люди, все мы человеки, а разве один человек не способен понять другого? Ради общего дела! Ради великой цели! Да черт побери, не вредитель же Толька Баринов, поймет!..

А он поймет?

Кажется, это так легко – простить бывшим друзьям отнятого у отца Атти, пришпиленного к стене Дарута и еще многих и многих, положивших головы непонятно за что. Разве не хочется вернуть себе душевный комфорт?

Хочется, сказал себе Барини. Ох как хочется. Беда только в том, что не выйдет, как ни старайся.

Морис умнее – он понял это. Потому и пытался действовать по принципу «нет человека – нет проблемы». Утешал себя, наверное, тем, что ради спасения этого мира можно и должно идти на любые жертвы. Как ни жаль ему, но Баринов стал опасен. Нельзя допускать его к игре, а еще лучше решить эту проблему раз и навсегда.

Вслух Барини спросил:

– Ну как там Гухар – справляется?

– Да, и притом неплохо. Даже лучше, чем мы надеялись. Ему все это время не хватало только масштаба, чтобы как следует проявить себя. Прирожденный монарх.

– И понятливый?

– Ну, это само собой. Ошибется – поправим. Начнет взбрыкивать – отшлепаем. Сумгава бдит.

– А ты не боишься, что он снюхается с Сумгавой? У того лучшая на планете шпионская сеть. При желании он может долго дурить вам головы.

– Предусмотрено, – заверил Отто. – Мы тоже не совсем олухи.

– Надеюсь.

– Можешь быть уверен. Но главное – перевал, по-моему, пройден. Теперь события сами покатятся под уклон, нам надо только слегка подправлять их. Есть ощущение, что мы все-таки перевели стрелку. Тебе есть чем гордиться – твоя заслуга в этом неоспорима…

– А что Империя? – перебил Барини.

– Зализывает раны, борется с феодальным сепаратизмом, пытается подавить восстания бедноты. Юг наконец-то полыхнул. Вовсю полыхает, и знаешь, под каким идеологическим соусом? Долой всеблагих, даешь учение Гамы! Церковные трибуналы свирепствуют, но нам это только на руку. Подробности в другой раз, сейчас я спешу. Могу рассказать о Буссоре с его кораблем… Рассказать?

– Конечно.

– Твой Буссор в плену у юдонского маркграфа. Говорят, будто бы в почетном плену, что настораживает. А корабль застрял в амайских теснинах, был взят приступом и сгоряча сожжен. Вижу, ты не очень расстроен?

– Буссор опасен, – сказал Барини. – Никто не должен строить морские корабли.

– Это и ежу понятно. Думаешь, пора вмешаться? Или, может, сначала поглядим, что из всего этого получится? Десять к одному, что твой гениальный корабел потонет где-нибудь в океане, ничегошеньки не добившись.

Барини пожал плечами:

– Можно и подождать, время терпит…

Отто удовлетворенно хмыкнул. Вряд ли его хоть сколько-нибудь волновала судьба какого-то там Буссора – скорее он радовался тому, что друг Толька оживает. А раз так, то пройдет не так уж много времени, прежде чем его можно будет вновь подпустить к игре – сперва, понятно, осторожненько, под контролем, на вторых ролях…

– Да! – воскликнул Отто. – Угадай, где обнаружилась твоя последняя пассия. Лави, кажется, да? Черноволосая, лицо треугольное? Ну точно, она и есть. Ее видели в королевстве Магассау при тамошнем хранителе печати. Каково! – Отто захохотал. – Во дает бабенка! Не теряется!

Барини не ответил.

– Если хочешь, я могу навести о ней подробные справки, – предложил Отто, разом оборвав смех. – Извини, если я что-то не так…

Барини пожал плечами. Чего там, эта страница перевернута. Что ему Лави? Что он Лави? Обманывался ли он насчет нее? Нисколько. Любил ли он ее? Тоже нет. Привязался – это да, ценил ее услуги – тоже да, но ведь не любил. Пути властителя и авантюристки сошлись на время – и закономерно разошлись. Так и должно быть, жалеть не о чем.

Простились хоть и без тепла, но не криогенно. Отто улетел, увозя золото и впечатления – Барини надеялся, что в целом положительные. Отто хитер и даже неглуп, но склонен предаваться самообману, что для дьявола более чем непростительно. Что ж, у него еще будет время на анализ допущенных ошибок. Ох, сколько времени у него будет!

После отбытия летающей лодки Арапон стал вдвое внимательнее следить за бывшим князем Унгана – теперь уже не осталось сомнений, что это он и есть. Трое новичков, привезенных летающей лодкой, болтали: в Унгане прочно утвердился его сиятельство Гухар Пятый, торговлишка оживает, так что честному вору всегда есть пожива, а что до прежнего князя, то дьявол его знает, где он скрывается. Бают, будто сам себя загнал в горы, да и сдох там, как бродячий пес…

Князь Барини не сдох – это-то Арапон понял с абсолютной ясностью. Вон он, Барини, слоняется вдоль речки, а ног небось не замочит – надо ему!.. Отказа в еде не знает – вон ряшка-то какая у его бывшего сиятельства. И никто ему тут не указ. Захотел – посидел на бережку, захотел – прогулялся вдоль новых шурфов, осматривая вынутую породу. Он не каторжник – он ссыльный. Зато не меньше, чем любой из каторжан, мечтает выбраться отсюда в Большой мир. Видно же.

А средство тут может быть только одно – захватить летающую лодку. Только она перенесет беглеца через Туманные горы.

Барини нацеливался бежать – этого не замечал крючконосый дьявол, не замечал Тапа, зато это осознал Арапон. Оставался пустяк – сделать так, чтобы бывший князь осознал полезность бывшего вора.

«Пошептаться надо», – сумел однажды сказать каторжник ссыльному так, чтобы никто не услышал, но Барини сделал вид, будто туг на ухо. Арапон ждал. Он стал нарочито невнимателен при промывке, за что огреб от Тапы по зубам и в наказание за недостаточно явственно выраженную покорность был отправлен долбить новый шурф. Как раз то, что надо.

Теперь он был один, махал киркой, выбрасывал грунт лопатой, уставал так, будто снова стал первогодком, но понемногу углублялся в землю, к чему и стремился. Довольно скоро пошла мерзлота, кирка отскакивала от нее со звоном, откалывая лишь мелкие кусочки. Арапон терпел. И дождался своего: на третий день на дно его ямы неожиданно спрыгнул Барини: