Андрэ Нортон - Королева Солнца – 2 (сборник)

Затем я впервые взял ее мешок и открыл его. В одной коробочке я обнаружил мазь и, уложив ее на землю, я очень аккуратно помазал наиболее глубокие раны.

Гру не сводил с меня глаз. Но когда я закончил, он поднялся и стал смотреть в ночь. Голова его была поднята, как будто он прислушивался и старался определить опасность. Затем он начал ходить взад и вперед между нами и полосой тумана.

Он остановился и прорычал. Это был крик, которым он вызывал на бой тех, кто укрывается в ночи. Прежде, чем я смог опомниться, он прыгнул и мгновенно исчез в тумане. Затем я услышал свирепый рев, рычанье, звуки битвы, разыгравшейся во мраке.

Я стоял над Гатеей с мечом наготове. Но из тумана ничего не появлялось, пока оттуда не вынырнул сам Гру. Его шерсть была вымазана в чем–то темном, пасть была окровавлена. Он уселся у огня и стал облизывать себя, удалять следы битвы. При этом он недовольно ворчал, как будто эта грязь вызывала у него отвращение. Я намочил в воде бинт и подошел к нему.

Я стал смывать самую большую грязь, которая глубоко въелась в его густую шерсть. Он разрешил мне сделать это и я понял, почему это занятие вызывало у него отвращение. То, что я смывал с него, была не кровь, а какая–то скользкая масса с жутким запахом. Так что мне даже пришлось заткнуть нос.

Гатея так и не пришла в сознание, она до сих пор не заметила, что я рядом. Однако я снова постарался накормить ее кашей и после внимательного рассмотрения убедился, что все ее глубокие царапины, красные и ужасно выглядевшие, не были настоящими ранами. Как она могла забраться так далеко без всякой пищи и что это за свет, оставалось для меня тайной. Я уже начал было думать, что она упала от истощения и усталости. И все же тот странный крик о помощи, который привел меня сюда, вряд ли мог исходить из этого ослабевшего истощенного тела.

Когда на страже стоял Гру, я чувствовал себя спокойно. Впервые с момента ухода из крепости у меня возникло это чувство. Кот лежал у огня, облизывая лапы и был полностью поглощен этим занятием. Но я знал, что ему можно верить: он не пропустит опасности.

Я уложил девушку поудобнее, положил под голову мешок и укрыл своим дорожным плащом. Тряхнув бутылкой, я понял, что израсходовал слишком много воды и утром мне надо будет найти родник. Может, мне в этом поможет Гру.

Растянувшись на земле неподалеку от Гатеи, я позволил усталости овладеть собой. Свет все еще не погас, он был такой же яркий, как и раньше, но глаза он не слепил. Он был какой–то мягкий, не раздражающий.

Я лежал в самом центре освещенного круга и тут меня вызвал кто–то. Это был короткий вопрос, прозвучавший в моем мозгу. Откуда я пришел, и что я хочу делать? В ответ в моем мозгу возник символ, который носила янтарная леди — колос, перевитый виноградной лозой. Это произошло помимо моего желания.

Мой невидимый собеседник был удивлен, поражен, как будто он получил неожиданный удар. Но ничто во мне не хотело битвы между нами. Я не чувствовал неприязни к тому, кто требовал от меня ответа, кто спрашивал, имею ли я право находиться здесь.

То, что в моем мозгу сформировалось четкое изображение, удивило меня. Но затем изображение стало трансформироваться: колос превратился в богатые хлебные поля, а затем перед моим внутренним взором поплыли фруктовые сады, причем все было так реально, что хотелось протянуть руку и сорвать плод. Я почему–то был уверен, что в это время за мной стоит женщина из крепости. Но у меня не было сил повернуть голову, чтобы увидеть ее.

Теперь отношение моего невидимого собеседника ко мне резко изменилось. Исчезла та неторопливая надменность, с которой он допрашивал меня. Теперь он задавал вопросы и получал ответы на них помимо меня. Видимо, за меня отвечала та, что пришла и стояла за мной.

Я ощущал, как могущественные силы окружают меня, протекают сквозь меня. Шел оживленный разговор, но я не понимал ничего. Единственное, что мне стало ясно, что могущественные силы, которые концентрировались за огнем, были удовлетворены полученными ответами и пусть без особого желания, но они позволили мне двигаться дальше. И затем, наконец, в мое измученное тело опустился целительный сон.

12

Я смотрел в безоблачное небо, постепенно освобождаясь от сна, тело мое онемело так, как будто проспал я целую вечность. Затем я снова услышал то, что разбудило меня.

Слова, чистые и ясные, затем тишина, как будто говорящий ждал ответа. А затем снова слова. Они звучали примерно так же, в том же ритме, в каком наши барды распевают Историю Народа или величественные саги. Но я не понимал этих звуков, которые вероятно были словами.

Я повернулся, Гатея уже не лежала там, где я уложил ее. Она сидела, скрестив ноги, в солнечном свете. Это она говорила, адресуя непонятные слова воздуху, так как поблизости не было никого, даже Гру.

Должно быть, у нее лихорадка и она бредит. Такова была моя первая мысль, когда я увидел ее за таким странным занятием. Она даже не повернула головы ко мне, когда я сел. Действительно ли она в лихорадке, либо она находится под действием чар?

Она сидела и перед ней было то, что, по–видимому, было источником света ночью. Когда я взглянул на это, мне захотелось схватить и утащить ее подальше. Потому что я увидел воткнутый между камнями часть посоха, который Гатея сделала на моих глазах из ветки дерева.

Треть его исчезла. И пока я смотрел на него, от посоха удалился еще кусочек — легкий ветерок сбил обгоревшую верхнюю часть его и унес с собой пепел. И другого топлива здесь не было — только этот обгоревший сук.

Гатея все еще сидела и говорила, затем ждала ответа, которого я не слышал, а потом снова говорила. Временами и в моменты, когда она слушала голос, отвечавший ей, она кивала в знак согласия. Несколько раз она хмурилась, как бы стараясь лучше понять то, что ей говорят. Не знаю, что она слышала в эти моменты, советы или предупреждения.

И она действовала так естественно, что я уверился, что это я глух и не слышу голоса, который разговаривает с ней. К тому же, говорящий был невидим для меня.

Я хотел коснуться рукой ее плеча, но тут же остановился. У меня возникло ощущение, что все происходящее действительно реально. Во всяком случае для нее. Она вздохнула и подняла голову, как будто тот, с кем она говорила, поднялся и теперь ей приходилось смотреть на него снизу вверх. Рука ее поднялась, как бы для прощания. И глаза ее провожали того, кто был для меня абсолютно невидим, пока он уходил.

И только после этого я обрел способность двигаться. Я легко взял ее за руку и она посмотрела на меня с искренним удивлением. Однако теперь она видела меня и узнала меня.