Светлана Ягупова - Твой образ (Второе лицо)

- Хотите мне помочь? - обратился он к Октябревой, уверенный, что сейчас все готовы по первому его свисту свершить для него невозможное.

Октябрева так и подалась вперед.

- Достаньте приличную одежду, чтобы я мог выйти в город.

- Зачем? - опешила она. - Не рановато ли?

- Нет. - И тихо, с какой-то детской беззащитностью пояснил; - По маме соскучился, хочу навестить.

- Но как же...

- Представлюсь другом ее погибшего сына.

- Может, лучше пригласить ее?

- Ни в коем случае!

- Ладно, - согласилась она, поразмыслив. - Только одного не пущу. Не волнуйтесь, и не заметите, как буду охранять вас.

В один из суматошных операционных дней, когда, по соображениям Октябревой, вылазка Некторова в город могла пройти незамеченной, она принесла ему одежду, ботинки и, улыбаясь глазами, призналась:

- Люблю авантюры. Иван Игнатьевич тоже обожал всякие затеи и розыгрыши. В Новый год он перед дочками танцевал в костюме Арлекина - сам сшил. Вот, - она достала из сумочки целлофановый пакет. - Здесь парик, усы, бакенбарды. У подружки в театре взяла. А то, чего доброго, встретите кого-нибудь из друзей или родственников Бородулина.

- Молодец, сообразила, - похвалил он и стал гримироваться.

Ей было приятно услышать от него эти обыденные слова, произнесенные столь редким для него, спокойным тоном. Почудилось, что перед ней Бородулин. Даже прикрыла глаза. А когда встряхнулась, прогоняя наваждение, увидела перед собой незнакомца с легкомысленной шевелюрой, рыжими щеточками под носом и полосками бакенбардов на щеках.

- Ну-с, похож на гусара? - Некторов смотрелся в зеркало и, как ей показалось, приглаживал усы с щегольством и удовольствием.

Это новое, пусть искусственное, превращение на миг принесло уверенность, что еще не все потеряно и что-то можно изменить в лучшую сторону. Сейчас он даже немножко нравился себе.

Они вышли из корпуса и на проходной столкнулись с Петельковым: Но тот, кивнув Октябревой, мельком скользнул по Некторову, не узнав его. "Отлично, - подумал он. - Теперь остается, как в сентиментальном романе, посетить собственную могилу или оказаться братом матери и дядей своей жены".

Солнце уже садилось, но все еще пекло с жестоким остервенением. В многоцветной городской толпе он, как никогда, ощутил свое изгойство, оторванность от всего и всех.

В троллейбусе его грубовато потеснили два парня-атлета. С тоскливой обреченностью он подумал о том, что еще недавно мог так шевельнуть плечом, что эти сопляки вылетели бы за дверь. По своей уже новой привычке стал рассматривать пассажиров. Внешне он ничем не выделялся среди них, и это слегка утешало. Вон сидит старик с костылем, а у того мужчины лицо перекошено нервным тиком. Слава богу, у бородулинской невзрачности нет броских дефектов.

Смятение, тревога и злость охватили его, когда очутился на своей улице. Октябрева плелась где-то сзади, но он не оглядывался. Все мысли были устремлены к дому, куда он шел. У подъезда остановился, перевел дыхание.

- Я тоже войду, - раздался рядом голосок.

- Это уже нахальство, - возмутился он, не оборачиваясь.

- Войду, - упрямо повторила Октябрева.

- Поймите, это бестактно, - он развернулся к ней. - Да я просто не пущу вас к себе.

- К себе? - губы девушки грустно изогнулись.

- Ах, ясное море, - выругался он. - Ну идемте, идемте, полюбуетесь уникальнейшей сценкой. Будет потом о чем болтать со своей театральной подружкой.

- Как не стыдно!

- Вдруг нервишки сдадут, хлюпать начнете? Между прочим, хочу доставить себе удовольствие - переночевать дома. На правах друга Некторова, приехавшего, скажем, из Киева.

- Вы с ума сошли, - заволновалась она. - В клинике будет переполох.

- Лично мне клиника принесла куда больше неприятностей.

Какой хитростью отшить от себя эту большеглазую куклу? Она так раздражала его, что он даже не успел проникнуться серьезностью положения и здесь, у родного порога, с любопытством обнаружил леденящую пустоту в груди. Ни волнения, ни страха.

- Не пущу! - Октябрева вцепилась в его рукав. - Или пойду с вами. Вдруг плохо себя почувствуете? Нет, я просто не имею права отпускать вас.

- О каких правах вы тут рассусоливаете? Принесли одежду, грим, помогли выбраться в город и вдруг стали права качать. Не смешно ли?

- Вы черствый, злой, эгоист.

- Ну-ну, продолжайте; нахал, подонок, уродина, психопат.

Из подъезда вышла женщина и подозрительно оглянулась на них. Некторов узнал в ней соседку по площадке и чуть было не поздоровался.

- Шут с вами, пошли, - грубо сказал он и стал подниматься на второй этаж Возле своей двери остановился, бросил в сторону Октябревой злобно-отчаянный взгляд.

Глаза девушки расширились от испуга. Покусывая губы, она вертела сумочку. Он усмехнулся.

- Всю помаду съели. Успокойтесь. Если разобраться, старая история; Одиссей возвращается домой, а его не узнают - И решительно нажал кнопку звонка.

Послышались небыстрые шаги. Дверь отворилась, и Некторов ощутил болезненный толчок в груди - перед ним стояла мать. Волосы ее совсем побелели и легким облаком окутывали голову. К горлу его подступил твердый ком, он глубоко вздохнул, стараясь придать лицу спокойствие. То, что организм отреагировал на появление родного человека, так обрадовало, что удар встречи несколько притупился, стушевался, и это было спасением.

- Входите, - пригласила Настасья Ивановна равнодушно, не спрашивая, кто они и откуда.

- Я - бывший сослуживец Виталия, - сказал он слегка осевшим голосом и неожиданно представился: - Бородулин Иван Игнатьевич. А это Лена, моя супруга.

Октябрева вспыхнула от такой выходки, уничтожающе взглянула на него, но промолчала, любезно улыбнувшись хозяйке.

- Идемте, - все таким же безразличным тоном сказала Настасья Ивановна. С того дня, как она потеряла своего мальчике, все для нее лишилось смысла, потянулась длинная череда одинаково тусклых дней. Несправедливость судьбы надломила ее. Поддерживало одно - ожидание будущего внука. Но все, что имело хоть малейшее касательство к сыну, было дорого ее душе.

Они вошли в комнату. Здесь ничего не изменилось. Тахта, застланная зеленым бараканом, письменный стол, полка с медицинской энциклопедией. Книжный шкаф, на верху которого великолепная коралловая ветвь гипсовой белизны. Не из этой ли комнаты вынесли его несчастное тело? - мелькнуло у Некторова. Лишь один новый предмет - крупно увеличенное фото на стене, окантованное траурной рамкой. Увидев его, Некторов обомлел, в горле защекотало, забулькало, и он чуть не расхохотался. Какое дурацки важное лицо у этого парня!

- Садитесь, - кивнула Настасья Ивановна.

Но ни он, ни Октябрева не шелохнулись - так приковал их внимание портрет. Настасья Ивановна вынула из халата платок, промокнула глаза, повторила: