Андрей Столяров - Маленький серый ослик

Но его никто не окликнул. Мужчины спокойно курили, думая о своем. Тогда Манаев повернул ручку двери и очутился внутри.

Самое интересное, что министра в туалете не было. Вместо него у вычурной, явно импортного производства раковины стоял невысокий, но очень плотный коренастый человек, стриженный под "укладку руководителя", и, просовывая круглую ушастую голову под кран, видимо, находясь в изнеможении, плескал себе в лицо холодную воду.

Он неодобрительно посмотрел на Манаева, но не произнес ни звука.

Больше в туалете никого не оказалось. Там были всего две кабины, разнесенные друг от друга, - в настоящий момент обе распахнутые и просматривающиеся насквозь. И в одной из них лежала на полу знакомая Манаеву темно-синяя шапочка.

А министра не было. Не было - и все.

- Ну и черт с ним! - подумал Манаев. - Что я, в самом деле, без Мокея не проживу? Проживу без Мокея, даже ещё и лучше...

Только что в одиночку было несколько скучновато.

И Манаев снова поглядел на коренастого человека. Тот уже прекратил брызгать себе в лицо и сейчас, опираясь рукой о раковину, громко и часто дышал, видимо, преодолевая трудности жизни.

Ему было тяжело.

- Тяжело? - спросил Манаев.

Человек не ответил.

Тогда Манаев намекнул, что можно поправиться.

Человек опять не ответил.

Тогда Манаев без лишних слов вытащил из кармана "Плиску", (тоже захваченную у директора) и одним движением, вывернув, снял колпачок так, чтобы посуда была готова к употреблению.

Глаза у коренастого человека блеснули.

- Кто такой? - подозрительно спросил он.

Манаев объяснил, что он здесь совершенно случайно. Просто, вот, с товарищем министром на минуточку заглянули. А товарищ министр - буквально на полминуточки отлучился.

Заодно Манаев скоренько рассказал анекдот - как четыре мужика выпивали в женском туалете. Между прочим, довольно смешной. Тем не менее, коренастый человек, выслушав его, даже не улыбнулся.

- Предъяви документы, - все также подозрительно сказал он.

Документов у Манаева, опять же не было. То есть, у него не было паспорта. У него было только институтское удостоверение. Причем, основательно просроченное. Но зато - с фотографией и с печатью. Все честь-честью, как полагается. Коренастый человек, наверное, целую вечность вертел его в руках, а потом чрезвычайно кисло заметил, что документы можно изготовить какие угодно.

Это была - загадочная фраза. Манаев её не понял. Однако он почувствовал, что как раз отсутствие документа успокоило человека, и поэтому, заманчиво тряхнув "Плиской", высказался в том духе, что время идет, а дело, между прочим, стоит на месте. Между прочим, в любую минуту может вернуться товарищ министр. Вот вернется товарищ министр, и тогда ещё неизвестно, как у них тут получится.

Но упоминание о Мокее Ивановиче не произвело особого впечатления.

Коренастый человек лишь вяло поморщился.

- Министр - не министр, какое это имеет значение, - заметил он. И вдруг, вероятно, на что-то решившись, по секрету, доверительно признался Манаеву. - Из горла, понимаешь, не хочется... Тяжеловато...

Манаев развел руками:

- Ну ты интеллигент!.. Может быть, тебе ещё и закусить понадобится?..

Коренастый человек смущенно потупился, всем своим видом показывая, что - действительно, виноват, но как ни странно, именно в этом вопросе Манаев ему сочувствовал: из горла и в самом деле было тяжеловато, поэтому он вытряхнул мыло из двух мыльниц, которые стояли по бокам фаянсовой раковины, быстренько их сполоснул и, разлив коричневый, даже какой-то маслянистый коньяк, облегченно сказал, передавая напарнику ту половинку, которая побольше:

- Ну, нормально? Мы - люди бывалые... Только пей с уголка, обидно будет, если расплещется...

Они выпили. Причем - коренастый человек - мелкими хлюпающими глотками, и, сглотнув таким образом в последний раз, замер, как недавно Сергуня, не в силах произнести ни единого слова. Манаев сразу же набубырил ему холодной воды. И дал запить. Но это не помогло. Дыхание у коренастого человека не восстанавливалось. Жестами он показал Манаеву, что, дескать, давай по второй.

- Пожалуйста, - ответил Манаев.

Но едва он успел снов разлить коньяк, как дверь в туалет распахнулась и ворвался разъяренный, малиновый от накопленного внутри бешенства министр, и буквально с порога замахал кулаками.

- Опять твои штучки, Павлуша?.. - прохрипел он. - Ты дождешься, я тебя в самом деле уволю!.. Почему я должен разыскивать тебя по всему зданию?..

Вероятно, министр кричал бы и дальше, но в этот момент коренастый человек, наконец, пришел в себя: на лице его появились признаки жизни.

Он длинно выдохнул:

- Фу-у-у!.. По-моему, прижилась... - И, обернувшись, холодновато спросил. - А в чем, собственно, дело, товарищ Бочкин?

Министра как будто током ударило. Он открыл было рот, потом закрыл его, открыл вторично - постоял так некоторое время, и вдруг лицо его расплылось в умильной улыбке.

- Владимир Юрьевич! - радостно воскликнул он. - А меня вот тут вызвали - на Коллегию... Коллегия у нас сегодня... А помощник мой, Павлуша... запропастился...

Министр, кажется, даже стал меньше ростом.

- Меня зовут Константин! - высокомерно заметил ему Манаев.

И министр в отчаянии хлопнул себя ладонью по лбу.

- Правильно! Правильно! Костя!.. Запамятовал... Что же ты, Костик, так - неуважительно?..

Он, наверное, имел в виду то, что Манаев потерялся, но коренастый человек понял его по-своему - суховато кивнул, как бы давая разрешение:

- Ладно. Налей ему!

Манаев передал мыльницу. Министр принял её обеими руками, как драгоценность, деликатно выхлебал содержимое и сказал растроганным сладким голосом:

- Спасибо, Костик... - впрочем, тут же, поперхнувшись, добавил. - И, конечно, вам, Владимир Юрьевич... с чувством глубокого удовлетворения...

И вдруг вздрогнул, подброшенный неожиданно появившейся мыслью:

- А что же мы, извиняюсь, стоим?.. Давайте я стульчики принесу!..

Сначала Манаев рассказал про сберкассу. Он не хотел рассказывать про сберкассу. У него было ощущение, что про сберкассу он сегодня рассказывал пятьдесят девять раз. Но министру эта история, оказывается, чрезвычайно понравилась. Он буквально повизгивал, предвкушая её - всячески одобрял и подталкивал к ней Манаева. При этом он очень искательно, совершенно по-собачьи заглядывал снизу в лицо Секретарю. Словно боялся, что его сейчас выгонят отсюда. Манаеву даже стало его немного жалко. Поэтому он все-таки рассказал про сберкассу. Министр закатился было от напряженного хохота, захлопал было себя обоими ладонями по коленям, но вдруг осекся, увидев не согласующуюся с моментом озабоченность своего руководства. Манаев тоже оторопел. Он как-то привык, что на него реагируют. А тут на него не реагировали. Никак. Пауза была страшная. У министра, наверное, появились седые волосы в бобрике. И, как у мертвеца, натянулась кожа на скулах. Даже у Манаева тревожно засосало под ложечкой. Однако, ничего особенного не произошло. Секретарь ещё подумал некоторое время, дернул одной щекой, затем - другой, опять некоторое время подумал и, наконец, солидно, как будто соглашаясь с чем-то, неторопливо кивнул: