Владимир Дэс - Человек укравший бога (сборник)

Или что плохого в том, что человек стоит и хлопает в ладоши? И нормальные хлопают. Например, в театрах, на концертах да и просто из удовольствия или желания похлопать, когда ладони чешутся.

Но когда человек хлопает в ладоши без цели, просто так, изо дня в день, из года в год, то это кажется уже весьма странным. И эти странности в виде бесцельной повторяемости видим мы, вроде бы нормальные люди. Смотрим и думаем: «Ой, бедненький, ой, сумасшедшенький, ой, обиженный природой и Богом».

Думаем и не подозреваем, что мы – все человечество в целом – находимся в стадии всеобщего сумасшествия.

Господь Бог-Создатель дал людям – одному из видов живого мира Земли – свое самое дорогое богатство – душу и разум.

Но осознание этого богатства человеком сразу же поставило людей в неравные условия. Наличие разума естественно предусматривало ум и глупость, хитрость и тупость. И, конечно же, в итоге развития ума и тела, души и разума появились и умные, и глупые.

Умные быстро сообразили, что раз есть глупые, то надо этим воспользоваться, и стали методично изо дня в день, из года в год, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие сводить менее умных людей к рангу сумасшествия, вовлекая в это «качание у дороги с монотонным хлопанием» сотни, затем тысячи и, наконец, миллионы и миллиарды людей на планете.

Господь, который Сам не создал для поклонения Себе ни одного храма, был озадачен, когда одушевленные им существа, вместо того, чтобы почитать его через Им данную душу, стали возводить соборы и дворцы, создавать абсолютно взаимоисключающие учения во славу Его – Бога.

А отдельные кучки самых шустрых и умных провозгласили себя посланниками Бога, пророками Бога и детьми Бога, заставили уверовать людей в то, что Господь поручил им от своего имени прощать ими же придуманные грехи или приводить к благодати от имени Бога. И эти умные люди стали наживать на этом обмане, вольном или невольном, целые состояния, по сути превратив Бога в коммерческий ходовой товар.

И все человечество верит этим умникам.

Это ли не общее сумасшествие людей на нашей планете?

И если кто-то попытается открыть глаза на группы этих мошенников, как тут же его объявляют еретиком, безбожником. Только они, эти мошенники, оказывается, могут решать, кто верит, а кто не верит в Бога. Будто Господь им и только им дал право решать как, кому и когда верить в Бога.

Уважение и страх перед Богом заставляют миллиарды людей подчиняться этим группам умников, спекулирующим на имени Бога.

И я подчиняюсь.

Но иногда нет-нет да мелькнет перед глазами Митя-дурачок, и мне кажется, что это не он, а я стою и хлопаю в ладоши, пуская слюни, в стройном ряду общего сумасшествия человечества.

Да простит Господь умников за глупость, а дураков – за смелость.

Пендоус

Этого человека я знал давно – больше десяти лет, и достаточно близко.

Называя его по фамилии, имени, отчеству я не мог отделаться от мысли, что у него есть еще одно имя, которое он тщательно скрывает от меня; что общаясь со мной, он надевает маску, но как только выпадает из моего поля зрения, тут же скидывает маску и становится другим.

Тем другим.

С другим именем.

Это странное ощущение его второй сущности не покидало меня никогда.

И вот однажды он, находясь у меня кабинете, после нашей беседы встал и пошел к выходу. Я же вдруг, совсем неожиданно для себя, тихо сказал ему вслед: «Пендоус».

Он вздрогнул (точнее, вздрогнула его спина), но он не остановился и даже не обернулся, медленно открыл дверь из моего кабинета и вышел.

Откуда, из каких глубин сознания возникло у меня это слово, мне было непонятно, но с тех пор наши отношения резко изменились. Он хотя и не показал вида, что услышал произнесенное мной непонятно откуда взявшееся в моей голове слово, все же в глазах его появилась тревога – он почувствовал, что я что-то понял.

А мне эта тревога в его глазах дала повод подумать – Пендоус, что это? А может, это его другое имя, странное и тайное?

«Пендоус». Откуда оно?

Я перерыл все святки, и библейские, и простонародные, зарубежные словари и энциклопедии, но этого слова так и не нашел.

Пытался узнать у филологов, что вообще обозначает это слово Пендоус. Филологам это слово было неизвестно.

Я долго ломал голову и наконец понял, что «Пендоус» – это уникальное слово.

Я стал приглядываться к Пендоусу повнимательнее. А он, чувствуется, стал приглядываться ко мне.

Что же мне известно об этом человеке?

А известно, оказывается, мне было очень мало. Лишь то, что он женат, что у него нет детей (по крайней мере законных), что имеет квартиру, машину и молодую любовницу, и то, что был как бы полностью предан мне и нашему делу.

Но оказывается, были и иные факты его второй жизни, его второго я.

Оказывается, выходя из моего кабинета он сразу же преображался: спина его выпрямлялась, лицо приобретало надменно-презрительное выражение, голос вместо покорного и осторожно-рабского становился властным и безапеляционным. Теперь за моей дверью он на все имел свое мнение. Пендоус рассказывал, что все хорошее, что делал я, совершалось с его подачи. А если что-то и происходило по моим личным распоряжениям, обязательно было плохо, несмотря на то что он якобы меня предупреждал.

Но стоило мне случайно открыть дверь из своего кабинета в приемную, как он тут же, нисколько не смущаясь окружающих говорил обратное.

Он, как оказалось, практически не пьющий человек, любил собирать вокруг себя шоферов, барменов, официантов, портных, начинающих менеджеров и за кружкой пива рассказывать, что самый главный – это он. Что все, что есть в нашей фирме создано только благодаря ему. Что шеф, то есть я, просто глупый и ничтожный человек. И что только благодаря ему у нас все выходит как надо.

Но самое поразительное в этом его поведении было то, что ему никто не верил, так как все знали, что он – банальный болтун, и, слушая, насмехались. И он знал, что ему не верят, но ему было глубоко наплевать на это. На людей вокруг него.

Он врал сам себе восхищенно и самозабвенно.

Все его поведение вне моего кабинета было сплошной ложью, обманом и двуличием. Хотя это вряд ли можно было назвать так, он же твердо знал, что он врет, и что все знают, что он врет. Вот в этом-то и было иезуитство этого человека. Вот поэтому он и был Пендоусом. Самим собой, с именем, данным ему при крещении, он, оказывается, был только в моем присутствии.

Но самое ужасное я узнал из исповеди двух женщин: его жены и его любовницы.

Однажды мне позвонила его жена Зина и попросила о встрече.

Я удивился, но согласие дал.

Зина слыла женщиной замкнутой, неразговорчивой и нелюдимой. Как я уже говорил, детей у них не было, и чем она нанималась дома, никто не знал.