Владимир Дэс - Человек укравший бога (сборник)

– Нет, ничего. Просто мне довольно-таки интересно, чем же может привлечь такую умную, красивую и элегантную девушку пожилой, не совсем красивый мужчина. Ответьте в качестве совета. Дело в том, что… – я по ходу дела стал лукавить, – что мне по-честному нравится одна похожая на вас девушка. Вот хочу попросить совета, чем ее; можно увлечь.

– Может, эта девушка – я? – кокетливо поддернула она юбочку на коленях.

– Нет, что вы, я подчиненными не увлекаюсь. Чем все-таки?

– А вы как думаете?

– Не знаю.

– Деньги.

– Деньги?

– Конечно, деньги. Что же еще?

– Ага, понятно. Значит, ваш костюм – часть этих денег.

– Странно, что вы не знаете, сколько у вас получают специалисты моего класса. Я получаю столько, что сама могу себе позволить и модную одежду, и обеды в ресторанах.

– Но вы же сами сказали: «деньги».

Тут девушка замялась.

– Да, вы правы. Все же деньги. И большие деньги. Хотя я от него пока не видела ни копейки. Мы с ним как бы заключили союз. Он мне однажды показал сколько у него денег.

– И сколько?

– Вы сами знаете, – сделала она паузу и, не увидя в моем лице ответа, ответила сама: – Где-то около десяти миллионов долларов. Так вот, он мне сказал, что очень болен. Даже показал заключение врача, по которому ему осталось жить лет пять-десять, не больше. И если я буду с ним до этого трагического дня, то все эти деньги он оставит мне. Да, кстати, он сказал, что вы являетесь его гарантом и знаете, где эти деньги лежат, и что после его смерти именно вы отдадите мне все его сбережения. Странно, что вы меня об этом спрашиваете.

– И ты согласилась? – невольно вырвалось у меня.

– Конечно согласилась. А что? Когда он умрет, мне и тридцати-то не будет. Вся жизнь впереди. И муж, и дети. Да и жизнь с такими деньгами спокойная и независимая. Можно потерпеть. А почему вы, кстати, все удивляетесь?

Я что-то наврал и стал быстро с ней прощаться. Только напоследок спросил:

– А вы знаете его настоящее имя?

– Какое имя?

Для меня и эта встреча принесла новые открытия: оказывается, я являюсь поверенным в финансовых делах этого человека, каким-то образом умудрившегося скопить огромное состояние. А ведь до прихода ко мне на работу он был гол как сокол.

Я вооружился калькулятором и финансовыми документами из архива, быстро подсчитал, что он мог иметь. При любом раскладе, даже если считать, что все десять лет он не ел, не пил и ничего не покупал, больше пятисот тысяч не получалось. Значит, воровал.

Очень осторожно сам провел ревизию документов. Точно, воровал.

Вызвал его. Сказал, что знаю все…

Он вдруг неожиданно упал на пол, зарыдал. Стал хватать меня за ноги и бормотать – все врут, все ему завидуют, и только я для него – свет в окне, только мне он предан и готов отдать все, что накопил своим непосильным трудом.

Настолько он казался искренним, что у меня перехватило дыхание: неужели я ошибся, и он не Пендоус.

А он вдруг запустил руку в свой нагрудный карман и, вытащив оттуда с десяток помятых десятирублевок, стал протягивать мне трясущимися руками «все свои сбережения».

– Вот, бери, это все, что у меня есть.

– Боже мой, какое же ты ничтожество, – невольно вырвалось у меня.

Я оттолкнул его и закричал:

– Уходи, убирайся вон!

Он как бы поджался, быстро спрятал деньги назад в карман и задвигался к двери. И когда он взялся за ручку, я не выдержал и громко прошептал ему вслед:

– Пендоус!

И еще раз, громче:

– Пендоус!

И еще раз:

– Пендоус!

И наконец крикнул так громко, что его имя услышали все: и мои помощники, и охранники, и визитеры в приемной.

Он сразу сжался, испуганно заметался из стороны в сторону и вдруг побежал из моего кабинета, наклонив вперед голову и сбивая на своем пути всё и всех.

Куда?

Куда ты, глупый?

Письмо другу

Ты говоришь: «Терпи».

Ты говоришь: «Не проси».

Ты говоришь, что если мне это по настоящему надо, то они сами дадут.

Я верю тебе.

И терплю.

И не прошу.

Но уже и не жду.

Потому что устал ждать.

Потому что если продолжать ждать, то жизнь может скоро превратиться в каторгу.

Нервы от напряжения просто полопаются, потому что ты сам говорил, что ждать и догонять – это самое трудное в жизни.

Ты сказал: «Если тебе тяжело, лучше перестань ждать. Но не проси».

И я перестал.

И поверь, сразу стало легче.

Нервы успокоились.

Жизнь стала проста и понятна.

И знаешь, если я раньше смотрел на тех, которые мифически могли мне что-то дать, глазами, полными мольбы, унижения и подхалимства, то сейчас я смотрю на них глазами человека, который от них ничего не ждет, – с иронией и сочувствием.

Ты, наверное, говорил именно о таком ожидании.

Я в начале думал, что ждать – это как играть в карты, никогда не знаешь, придет туз или нет.

А сейчас я смотрю на них и понимаю, что они никогда мне лично ничего не дадут.

Им просто нечего мне дать.

Деньги? От них они мне не нужны.

Хвалу? Из их уст – это низко.

Сытую жизнь? Как в телячьем стойле?

Любовь? Среди них ее нет.

Здоровье? Все мы смертны.

Но я помню твои слова и, зная, что их смысл понял еще не до конца, жду, не ждя.

Да, я жду. И не жду.

Да, я терплю.

Но я не прошу.

И чувствую, что что-то произойдет. Что что-то будет хорошее, раз я следую твоему принципу.

Пусть даже не сейчас, пусть даже потом.

Потом, когда они будут не теми, от которых надо чего-то ждать, а теми, для которых мое терпение будет формой освобождения от их нежелания что-то дать.

Я никогда у них ничего не просил.

Но теперь они будут просить меня о том, чтобы я хоть что-то попросил у них.

А мне уже ничего от них не надо.

Я уже перетерпел.

Оказывается, в этом моем терпении и есть то счастье, которое было мне нужно в этой жизни.

Оказывается, терпение – это то самое главное, что я от них получил.

«Вот видишь, – скажешь мне ты, – и «они» на что-то нам сгодились».

Планета победителей

Это было самое грандиозное и в тоже время самое необычное соревнование.

Бег.

Пятьдесят миллионов людей застыли на старте.

И мужчины и женщины.

Перед стартом спортсмены традиционно разогревались для предания наибольшей стартовой скорости.

Не запрещалось ничего.

Кто подогревался физическими упражнениями, кто алкоголем, а кто и наркотиками.

Некоторые предпочитали смотреть фильмы или читать прессу.

Хотя в атмосфере и витала нервозность, все стоящие на старте были абсолютно равнодушны друг к другу.

Все участвовали в этом беге добровольно.

Ни одного из пятидесяти миллионов никто не принуждал к этому старту.