Николай Шагурин - Эта свирепая Ева (Сборник)

Добавлю, что такое «лекарство» могло бы оказаться хуже самой болезни: весьма вероятно, что атомный взрыв только усилил бы циркуляцию воздушных масс и мог бы направить ураган в сторону населенных пунктов. Отравление воздуха и воды продуктами радиоактивного распада — слишком дорогая цена за подобный эксперимент. Говоря образно, это был бы «мяч в свои ворота».

Юрген Хансен. (Газета «Афтонбладет», Стокгольм). Принимают ли участие в эксперименте ученые других стран? Хотелось бы узнать, какие?

Кудояров. Да. На борту «Академика Хмелевского» вместе с нами будут трудиться ученые Германской Демократической Республики, Франции и Польши. В Тихом океане мы примем на борт «Академика» группу зарубежных океанологов.

Сеймур Лейтер (газета «Нью-Йорк пост», США). Правда ли, что «Академик Хмелевский» является лучшим в мире научно-исследовательским океанологическим судном?

Кудояров. Такое категоричное утверждение было бы хвастовством. Но, не преувеличивая, могу сказать, что «Академик Хмелевский» по своим мореходным качествам и научному оборудованию является именно таким судном, о котором может мечтать ученый-океанолог.

Рут Форстер, (газета «Санди Кроникл», Манила). Скажите, пожалуйста, почему эксперименту присвоено, я бы сказала, такое весьма экзотическое название — «Дракон»?

Кудояров. Древняя легенда говорит, что в восточных морях обитает чудовище — повелитель стихий и владыка вод. Его изображали в виде дракона. Позже это изображение стало символом тайфунов.

Тэцу Итира. (Газета «Майнити», Токио). Не назовете ли вы, кто возглавит экспедицию?

Кудояров. Этот вопрос еще не решен.

Дневник Апухтина (продолжение)

Проходя после пресс-конференции по коридору, я столкнулся с Кудояровым. Он остановился и внимательно посмотрел на меня.

— А, корреспондент! Если не ошибаюсь — «Морская газета», Апухтин, Андрей Сергеевич? Не так ли?

— Совершенно верно, Евгений Максимович. Ну и память у вас!

— Как же, не только помню, но и книжку вашу читал о пахарях океана. Мне понравилось — морем пахнет.

Мне, признаться, стало стыдно: он читал мои очерки, а вот я его фантастику — нет (уже потом я достал сборники повестей — «Пылают волны», «Звезда и атом», «Слепой гладиатор»)…

— Какие у вас впечатления от симпозиума? — спросил Кудояров.

— Страшно интересно. И гвоздь его — доклад Румянцева.

Он, прищурившись, глядел на меня, раздумывая.

— Знаете что? Хотите видеть тайфун в лаборатории?

— Спрашиваете, Евгений Максимович!

— Тогда приезжайте. Послезавтра — сегодня у нас среда? ну вот, в пятницу к восьми утра на экспериментальный полигон нашего института. Располагаете временем?

— Конечно, Евгений Максимович!

Кудояров достал визитную карточку, написал на обороте адрес полигона и поставил свою подпись.

— 20 минут езды на электричке. Это будет вам пропуском.

Я знал, что Кудояров любит и привечает писателей, журналистов, художников, но такой удачи я просто не ожидал.

…Нет, Андрей. Ты положительно неисправимый романтик. В короткие минуты беспокойного сна с четверга на пятницу тебе снятся океанские дали и участники симпозиума, для большинства которых Океан — дом, рабочее место, снитесь вы

Паладины Зеленого храма,

Над пасмурным морем

следившие румб…

Смотри, Андрей, не вздумай сам начать сочинять стихи…

22 июля

Готовимся к заходу в Дакар, крупный порт на северо-западе Африки, столицу республики Сенегал. Утром объявлен аврал «по наведению косметики», как выражается старпом Шестаков. В нем принимают участие все находящиеся на борту «Академика» свободные от вахты или от неотложных корабельных и научных работ, независимо от ученых званий и должности. Извинительной причиной служит только пенсионный возрастсвыше шестидесяти.

Забавно было видеть кандидата наук с изрядной лысиной и холеной бородкой клинышком, старательно драющего шваброй палубу, или корабельного врача, человека отнюдь не старого, но уже нагулявшего изрядное брюшко, со шлангом в руках. Боцман Замиралов, в эти часы полноправный хозяин на всех палубах, только покрикивает хриплым командным басом: «Эй, там, по правому борту, товарищ, который с бородкой, чаще споласкивайте швабру!»

Сразу после завтрака мы услыхали по внутренней связи глуховатый голос капитана Леха: «Капитан приглашает пресс-группу занять рабочие места на верхней палубе». Наша бригада состоит из меня, корреспондентов еще двух центральных газет и Агентства Печати Новости, оператора кинохроники. (В фотокорреспондентах надобности нет, так как кроме нас, журналистов, на судне, кажется, нет человека, который не располагал бы фотоаппаратом). В подкрепление приданы: Лев Маркович Киперфлак, и суперкарго Маша Находкина, Мария Ивановна, «звезда и украшение корабля», по высокопарной терминологии Льва Марковича. Наши остряки «выдали» ей прозвище «Суперкарга», что является чистой игрой слов и никак не соответствует действительности: это молодая, очень миловидная и обходительная женщина. Бригадиром к нам поставлен матрос Руденя, ученых степеней не имеющий, зато отлично осведомленный, что такое чистота на корабле и как ее наводить.

Киперфлак вообще-то попал на «Академик» случайно. Перед самым отходом в рейс неожиданно и весьма серьезно заболел наш заведующий материальной частью, и командование было вынуждено взять на эту должность того, кого предложило Министерство морского флота. Этот одессит сделал за свою жизнь два рейса на Черном море и один на Балтике и поэтому считает себя старым морским волком. Ходит с развальцей и не выпускает из зубов трубки, которую курить не умеет, и поэтому она у него постоянно гаснет. На корабле ему присвоили клички: первая — «Товарищ, везде наводящий порядок» — за приверженность к администрированию где нужно и не нужно, и вторая-«Рококо»-за пристрастие к этому словечку («Мария Ивановна — oro! — это сплошное рококо!»).

На уборку Киперфлак вышел в радужных шортах и шелковой рубашке в стиле «радость папуаса». Вид, как всегда, полный напыщенного достоинства, тем более, что рядом — предмет его воздыханий (Киперфлак очень влюбчив).

— Прямо — голландский петух! — шепчет мне Радий Макаренко младший научный сотрудник Института земного магнетизма, большой затейник и озорник. И неожиданно направляет шланг на Киперфлака. Мощная струя окатывает того с ног до головы. «Суперкарга» громко и заразительно хохочет и от этого становится еще привлекательнее.

— Хулиганство! — вопит Киперфлак.

— Пардон! — в комическом отчаянии восклицает Радий, шланг в его руке при этом подает еще основательную порцию океанской воды прямо в физиономию Льва Марковича.