Стефан Вайнфельд - Симпозиум мыслелетчиков

Как видите, я вернулся на Землю.

Крофор немного помолчал, потом сказал:

— Все-таки хорошо, что мы — люди. — И добавил: — Я думаю, по этому случаю нам следует попросить полковника Трюкло прибегнуть к запасам живительной влаги.

— Возможно, в будущем станут серьезнее относиться к полетам, — сказал упитанный аспирант Огогос, — однако сегодня это еще лотерея. Я и члены моего экипажа вытянули в этой лотерее счастливый билетик. Мы отправились в экспедицию, словно на загородную прогулку, без всякой подготовки. Планету 33–33–94 в галактике С0 NGC3379 мы выбрали просто потому, что ее номер в каталоге совпал с номером телефона одного из моих друзей. Можете называть это легкомыслием, пусть так, но ведь в экспедиции приняли участие молодые люди, которым вместе не исполнилось и трехсот лет.

Что? Сколько нам сейчас? Хм… около двухсот. Нет, нет, я не ошибся и, прошу мне верить, не нахожусь под влиянием таинственного напитка… ну, может быть, самую малость, но что касается суммарного возраста членов нашего экипажа в настоящее время, то я не ошибаюсь. Экипаж… не в полном составе. Несчастный случай? Нет. Отнюдь. Хотя при желании можно сказать и так. Все зависит от точки зрения… У меня заплетается язык?.. Возможно, вам виднее, но, уверяю вас… последний эксперимент с напитком… нет, нет, моя голова работает на редкость четко… Я говорю загадками? Да нет, просто вы меня все время прерываете, я никак не могу приступить к сути. Друзья, вы стали слишком разговорчивы… Простите, председатель, все, все, я возвращаюсь к теме сообщения.

Итак, сразу же после концентрации мыслелет оказался на поверхности планеты 33–33–94. Мы прижались носами к хрустальным окнам корабля и онемели. Картина была и-зу-ми-тель-ней-шая. Местность напоминала некоторые уголки нашей Земли. Под голубым небом раскинулось ультрамариновое море, ласкающее золотистый берег. Синь и золото! Вдоль берега росли деревья, напоминавшие пальмы, с той разницей, что стволы их были до самой кроны усеяны мелкими лиловыми цветами. Шестиногие существа в цветастом оперении и с двумя хвостами играли, перепрыгивая с дерева на дерево и кидая друг в друга охапки цветов. Ах, как это походило на бал, на земной карнавал… маски, конфетти…

Что? Мне следовало бы говорить стихами? Ах, адмирал, адмирал! Вы даже не представляете себе, сколько поэзии было в этой картине! Не откладывая дела в долгий ящик, мы взглянули на результаты химического анализа атмосферы, на показания датчиков температуры, плотности излучения и прочая и прочая… Все было примерно в земных пределах. Мы быстро отворили люк и вышли, признаюсь, даже без скафандров. И ничего. Воздух был абсолютно чист, насыщен бодрящим ароматом… благодарю за замечание, председатель, я постараюсь умерить свои восторги. Как бы там ни было, ободренные, мы отправились в путь и уже через несколько сотен метров встретили первых туземцев. Нет, капитан, это были не чудовища, а человекоподобные существа. Впрочем, как знать, может, скорее, мы, люди, похожи на обитателей той планеты. Во всяком случае, должен признать, что мы, трое землян, выглядели карикатурно. Они — высокие, стройные, пропорционально сложенные, синеглазые, прекрасные. Мы… да что тут говорить, — особой красотой не отличались. Вы сами видите, у меня склонность к полноте. Вин, навигатор, как раз наоборот — тощий, как жердь. Что же касается командира корабля, коменданта Бодайца, то это умный, милый парень, но совершенно лысый, его голова напоминала лимон с торчащей на самой макушке шишкой. Впрочем, не помню, чтобы на Земле это доставляло ему какие-либо неудобства.

Тридцать три—тридцать три—девяносточетыряне шли к нам, в платьях из цветов, босые, с венками на головах — дети природы, еще не отравленные ядом цивилизации. Вы сами, друзья, по собственному опыту знаете, что каждая встреча с еще не известными представителями разумных существ вызывает чувство неуверенности и заставляет внутренне напрячься, быть готовым к конфликту, стоит только другой стороне проявить хоть каплю недоверия по отношению к нам. По-моему, в большинстве случаев конфликты возникают не из антипатии, а из обоюдных опасений, трудности взаимопонимания и сомнений относительно мирных намерений. Простите, у меня, кажется, получилось несколько громоздко. Девяносточетыряне преодолели этот барьер, я бы сказал, с первой же попытки, используя межпланетный сигнал доброй воли — улыбку. Надо признать, нам в этом помогло взаимоподобие. Столкнись мы с существами, напоминающими, например, кристаллы исландского шпата, улыбка которых проявлялась бы в виде фосфорического блеска одной из граней, мы могли бы ошибочно интерпретировать ее, что привело бы к трагическим последствиям. А тут мы с первого взгляда почувствовали взаимную симпатию.

Говорить они не умели, видимо, общались между собой с помощью ультразвуковых или каких-то иных сигналов. Во всяком случае, для общения с нами они использовали язык жестов, которому выучили нас поразительно быстро. Уже через четверть часа мы могли выражать собственные мысли и понимали то, что они хотели нам сказать.

Мы сообщили, что прибыли издалека, из другой галактики, из планетной системы звезды, именуемой Солнцем. Они приняли это как должное, как это принял бы житель черноморского побережья, узнавший, что разговаривает со скандинавом. Мы же подумали, что туземцам вообще не известно о существовании иных миров. Тогда мы поступили точно так, как это делали мореходы эпохи великих географических открытий: решили поразить их побрякушками. Бодайц вынул из кармана небольшое зеркальце, посмотрелся в него и отдал его туземцам. Зеркальце переходило из рук в руки, вызывая мягкие улыбки. Мы были несколько разочарованы, так как ожидали удивления, восклицаний, наконец, предложений о взаимной торговле. Ничего подобного. Последний туземец вернул зеркальце с любезной улыбкой, а потом, взяв Бодайца за руку, очертил в воздухе как бы плоскость. К нашему изумлению, мы заметили, что в этом месте образовалось сгущение газа, которое понемногу начало голубеть, и наконец из него возникло нечто вроде зеркальной плиты, в которой были виды наши собственные отражения. Вин потом рассказывал, что ему при этом вспомнились сахарские миражи, мне — сообщения древних путешественников о магии чародеев Центральной Африки. Что касается Бодайца, то у него не появилось никаких ассоциаций, зато он увидел во всей красе свою лимонообразную голову с шишкой на макушке. Он ничего не сказал, но невольно сделал неповторимую гримасу.

Это не ускользнуло от внимания синеглазых. Тот, которого мы между собой назвали «Кси» (должен заметить, что их имен мы так и не узнали, ведь они не издавали ни звука), жестом спросил Бодайца о причине его неудовольствия. Наш комендант, поломавшись для порядка, объяснил Кси, что его удручает вид собственной физиономии, но тут уж ничего не попишешь — нам не дано выбирать себе внешность.